Лука Мудищев (сборник) - Иван Барков

А ты такая настоящая

Бредешь по улице впотьмах.

Дар ты мой обманный

Мне бы на котурнах,

Да в тартарары!

Где глаза лазурные —

Черные миры.

Провести руками

Вдоль перил витых,

Легкими шагами

С лестничек крутых.

Дар ты мой обманный,

Локон золотой,

Точно столб туманный

Аль дымок степной.

Догорает свечка,

Теплится нагар…

Как же мне с крылечка

Разглядеть твой дар?

Цветы зла

Что ты сказала?.. Повтори.

Своя довлеет злоба дневи.

Как весело в лучах зари

Срывать цветы невинной девы.

Укрывшись позднею весной

Шестой главою от Матфея,

Услышать стон твой неземной,

От странной близости немея.

Нет, нет! Еще!.. Не надо слов.

Как ты в желаньях пламенела,

Где я уже забыть готов

Все то, что ты сказать хотела!

Кладбище

Увы! увы! бордель — кладбище,

В нем тени легкие блядей

Под мутной дымкою страстей

Находят верное жилище.

И добровольным мертвецом

Я, дев продажных недостойный,

И как поэт — давно покойный,

Спешу попасть в публичный дом!

Вот надпись: Дон-Жуан московский,

Водивший хуем, как Назон,

Певец блядей

Вадим Крестовский

Навеки здесь захоронен!

Где твои мечты

Не пылит дорога,

Не дрожат листы;

Где ты, недотрога,

Где твои мечты?

Сбились кони с круга,

Слышу голоса,

Где ты, тройка-вьюга,

Синие глаза?

Ты ли обнимала,

В толк я не возьму,

Ты ли мне кивала

В розовом дыму?

Мне ли над могилой

Плакать на цветы,

Где ты, друг мой милый,

Где твои мечты?

Колесо

Твой бред, как выстрелы сирени,

А мне б разжать твои колени;

Там чьи-то губы на губах,

Там бьют бокалы в кабаках,

Там сотни башенных орудий

Разъехались, как эти груди,

И кружит жизни колесо,

Но помнит всех и помнит все!

Спор

Явился сам митрополит

С похмелья чуть живой:

«Покайтесь, братия! — гласит, —

Падите пред пиздой!»

Солдаты слушали, крестясь,

Но дружен был ответ:

«Уйди, старик! молись за нас,

Но лучше хуя нет!»

Во имя падшей красоты

Как блядь увижу я, бывало,

На Петроградской стороне,

Так у меня в тот миг вставало

Все грешное, как бы во сне.

На все земное наводило

Животворящий луч оно.

И для меня в то время было

Блядь и поэзия одно.

Для божества, для вдохновений

Давно уж не хожу в бордель,

Бывалых нет в душе видений,

И с кем теперь моя Адель?

Все жду желанного разврата,

Дождусь ли я когда опять,

Или навек моя утрата,

Как не вернуть мне эту блядь.

Ни звука от времен прекрасных

На Петроградской стороне,

Все, что от ласк тех безучастных

В любви доступно было мне.

Цветы порока и разврата,

Как жизни лучшие цветы,

Кладу на твой алтарь, утрата,

Во имя падшей красоты.

Веселое дело

Страшное дело! Веселое дело!..

В травушке скошенной брошено тело.

Знать, привалило нам счастье такое,

Что там за тело? Не наше — чужое!

Ты ли от страсти лежишь бездыханной,

Светится взор с поволокой туманной?

Полно бранить! Разве ты виновата

В том, что тогда увязались ребята!

Тут не расслабишься — в оба смотри,

Треплют в три хуя красу до зари.

Вот ведь нахальство, скажите на милость,

С кем ты слюбилась и всласть порезвилась!

Ножки раздвинут — и влюбишься с лета,

Первый, последний ли, что за забота!

Мне бы прижаться к тебе посильнее,

Тесно втроем нам — зато веселее!..

Вьются ли кудри, как пух или перья,

Стелятся ласки, как дым повечерья.

С беглым солдатом иль с малым юнцом,

Вскинешь коленки — и дело с концом!

С ними на равных, со мной и подавно,

Господи! как же резвились мы славно!

Я ли с похмелья споткнулся в лугах,

Даром что сажень косая в плечах!

Хуй ли, пизду ли рука твоя водит,

Сердце от счастья слезами исходит.

Страшное дело! Веселое дело!..

В травушке скошенной брошено тело.

Нужда

Вот комар колотит муху,

Просит похмелиться;

Юнкер Шмидт ебет старуху,

Хочет застрелиться.

Вот ведь как нужда прессует,

Да и как без денег?

Юнкер Шмидт старух танцует,

Так вот, современник!

На смерть возлюбленной

I

В тоске по юности моей

И в муках разрушенья

Неверных вспомнил я блядей,

Утратив впечатленья.

Одну из них я погубил,

В любви, на все готовый,

Одну из множества могил

Оплакал скорбью новой.

Я помню тот заветный час,

Толпа угомонилась,

И на панель ты в первый раз,

Как светлый день, явилась.

Проспект шумел. Там дилетант

И денди хладнокровный

Твое искусство, твой талант

Почтили данью ровной.

И точно, мало я видал

Красивее плутовок:

Твой голос ласкою звучал

И каждый жест был ловок.

Ты розой пурпурной цвела,

Где мы прошли, как тени,

И вскоре всех ты превзошла,

Открыв свои колени.

Исканья старых богачей

И молодых нахалов,

Куплеты бледных рифмачей

И вздохи либералов,

Все, все в пизде твоей слилось

И в сердце вдруг отозвалось!

II

Со мной ты как-то заперлась

Богиней недоступной

И вся разврату предалась

Душою неподкупной.

В тебя входил я, как солдат,

Наскучив службой ратной;

И каждый вздох, и каждый взгляд

Был бранью непечатной.

Разлитый в поцелуях хмель

И бред продажной ласки

Напомнил синий мне апрель

И свет старинной сказки.

Как ненавистное ярмо,

Одежды с плеч срывая,

Глядел в глубокое трюмо,

Признанья повторяя.

Там, лик закрыв, луна плывет,

Мерцая, гаснут свечи,

Ты подставляешь красный рот,

Колени, груди, плечи.

И, скорбно руки заломив,

Дашь волю горьким пеням,

Где я взбегаю, как прилив,

По бедрам и коленям.

Где наши знойные тела

Всю ночь в глухом алькове

Вновь отражают зеркала

Желаньем жаркой крови.

Гляжусь ли в жуткое трюмо,

На сердце пусто и темно,

Редеет мрак угарный,

Но длится сон кошмарный!

. . . .

. . . .

. . . .

. . . .

III

Пусть в душу грешная мечта

Льет сладкий яд заклятья;

Пускай ласкает нагота,

Раскрыв свои объятья.

Изгибы тела я познал,

Целуя и лаская,

Я губы женщины листал,

Небесный лик стирая.

Дрожа, ты гладишь по спине

Лилейными перстами,

И отзовусь я в тишине

Постыдными словами.

Склоняясь, я любви искал,

Искал в тебе забвенья.

Но в жизни так и не узнал

Прекраснее мгновенья!

Пылали щеки. Голос пел

Науку страсти нежной,

Я первый раз тобой владел

С любовью безнадежной.

Ты подо мною, как змея,

Сгибалась, разгибалась;

А я шептал: моя, моя,

И в сердце пела жалость!

Навек бы канул меж грудей,

Чтоб услыхать в ответ: злодей!

IV

В сознанье светлой красоты

И творческого чувства,

Мужчин ласкать любила ты,

Любила как искусство.

Любила еблю… Твой закат

Был странен и прекрасен.

Горел огнем блудливый взгляд,

Пронзителен и ясен.

Сама не знала свой удел,

Но до конца, как прежде,

Твой голос, ублажая, пел

О страсти и надежде.

Не так ли звездочка в ночи

Срываясь, упадает,

И на лету свои лучи

Последние роняет.

Умрите, звуки

Люблю в тебе порыв смятенья,

Тот огнь, сокрытый и глухой,

Сей сладкий трепет наслажденья

И жаркий стон: ты мой, ты мой!

Любовь камен, как миг Фортуны,

К тебе, к тебе приникнул я,

И вновь в душе запели струны,

Ключи забили бытия.

И отрываясь, полный муки,

От девы, ласковой ко мне,

Я говорю: умрите, звуки,

Пусть страсть угаснет в тишине!

Взаперти

О, сколько женщин взаперти

Всю ночь рыдают в голос!

А хоть и спят! Как ни верти,

Но сердце раскололось.

А что их гложет? Стыд и срам,

Разврат и пламень серный.

Им снится ебля по ночам

И обожатель скверный.

Но что за притча? За дверьми,