Арсен Люпен против Херлока Шолмса - Морис Леблан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я взглянул на его руки, такие тонкие, изящные, ну действительно безобидные руки, руки артиста…
— Ганимару почудилось, — прошептал я.
— Нет, что вы, — возразил Люпен, — Ганимар бывает тонок… и иногда даже умен.
— Умен!
— Конечно. Например, вот это интервью, оно задумано мастерски. Во-первых, объявить о прибытии своего английского соперника, насторожить меня, чтобы я всячески затруднил его работу. Во-вторых, точно указать результаты проведенного им расследования, чтобы Шолмс не смог присвоить чужие лавры. Война по всем правилам.
— Как бы то ни было, перед вами теперь целых два противника. И каких!
— О, один из них не в счет.
— А другой?
— Шолмс? Да, не скрою, он неплох. Но именно поэтому я так и радуюсь, именно поэтому вы видите меня в столь приподнятом настроении. Во-первых, здесь затронут вопрос самолюбия: Люпен оказывается достоин усилий знаменитого англичанина! Кроме того, подумайте, какое удовольствие я получу, сражаясь с самим Херлоком Шолмсом! И наконец, мне придется выложиться полностью, ведь я знаю его, голубчика, ни на шаг не отступит!
— Он силен.
— Очень силен. Среди полицейских, думаю, никогда не было и не будет ему равных. Да только у меня перед ним есть преимущество: он нападает, а я защищаюсь. Моя задача легче. К тому же…
Он чуть заметно улыбнулся, заканчивая фразу:
— К тому же мне известны его методы ведения боя, а он ничего не знает о моих. Вот и припасу ему несколько подарочков, они-то заставят его задуматься…
Постукивая пальцем по столу, он с восторгом заговорил:
— Арсен Люпен против Херлока Шолмса… Франция против Англии. Наконец-то Трафальгар будет отомщен! Ах, несчастный… он и не подозревает, что я ко всему готов… а предупрежденный Люпен…
И вдруг осекся, сотрясаясь в приступе кашля, прикрыв лицо салфеткой, как будто поперхнулся.
— Попала в горло хлебная крошка? — забеспокоился я. — Выпейте воды.
— Нет, не надо, — приглушенно бросил он.
— Тогда… в чем дело?
— Воздуха не хватает.
— Может быть, открыть окно?
— Нет, я выйду, дайте пальто и шляпу, мне надо скорее выйти.
— Но что такое?..
— Те два господина, что сейчас вошли… видите, высокий… постарайтесь идти слева от меня, чтобы он меня не заметил.
— Тот, что усаживается за столик сзади?
— Да… По личным соображениям я не хотел бы… Все объясню на улице.
— Да кто это?
— Херлок Шолмс.
Неимоверным усилием воли, как будто стыдился происшедшего с ним, Люпен отложил салфетку, выпил стакан воды и, уже полностью овладев собой, улыбнулся:
— Забавно, а? Ведь меня нелегко взволновать, но тут… так неожиданно…
— Чего вы боитесь, никто вас не узнает после всех ваших превращений. Мне самому каждый раз, когда мы встречаемся, кажется, будто передо мной новый человек.
— ОН меня узнает, — сказал Арсен Люпен. — Он видел меня лишь только один раз [1], но я почувствовал, что теперь запомнит на всю жизнь, он смотрел не на внешность, которую легко можно изменить, а в в глубь моего существа. И потом… потом… я совсем не ожидал… Ну и встреча! В этом ресторанчике…
— Так что же, выйдем?
— Нет… нет…
— Что вы собираетесь делать?
— Лучше всего действовать открыто… подойти к нему…
— Не думаете же вы…
— Думаю, как раз об этом думаю… Мало того, что удастся расспросить его, понять, что он знает… Ага, смотрите, у меня такое впечатление, что его взгляд сверлит мой затылок… плечи… он вспоминает… вспомнил…
Люпен задумался. Я заметил хитрую улыбку в уголках губ, затем, повинуясь, как мне показалось, скорее, инстинкту своей импульсивной натуры, чем обстоятельствам, он резко встал и, обернувшись, с улыбкой поклонился:
— Какими судьбами? Надо же, как повезло! Разрешите представить вам одного из моих друзей…
На какую-то секунду англичанин растерялся, потом вдруг инстинктивно вскинулся, готовый наброситься на Арсена Люпена. Тот покачал головой.
— Нехорошо… некрасиво получится… и ничего не даст…
Англичанин, словно прося о помощи, стал озираться по сторонам.
— Тоже не выйдет, — сказал Люпен. — К тому же вы уверены, что сможете со мной справиться? Полноте, давайте сыграем партию по всем правилам.
Такая идея в подобных обстоятельствах как-то не вдохновляла. И все-таки англичанин, по-видимому, счел за лучшее принять участие в игре, поскольку он, привстав, холодно представил:
— Господин Вильсон, мой друг и помощник — господин Арсен Люпен.
Забавно было видеть, как удивился Вильсон. Вытаращенные глаза и широко раскрытый рот как бы делили надвое расплывшееся лицо, похожее на яблоко с лоснящейся, туго натянутой кожей, а вокруг — заросли взъерошенных волос и жесткие, торчащие, как трава, пучки бороды.
— Что это вы так оторопели, Вильсон, дело-то обычное, — усмехнулся издевательски Херлок Шолмс.
Вильсон забормотал:
— Почему вы его не схватите?
— А разве вы не заметили, Вильсон, этот джентльмен встал как раз в двух шагах от двери. Не успею я и пальцем пошевелить, как его и след простынет.
— Ну, разве в этом дело? — заметил Люпен и, обойдя вокруг стола, уселся с другой стороны, так что теперь между дверью и им оказался англичанин. Таким образом, он отдавал себя на милость Шолмса.
Вильсон взглянул на своего друга, как бы спрашивая разрешения оценить по достоинству подобную храбрость. Но тот оставался невозмутимым. А спустя мгновение крикнул:
— Официант!
Тот подбежал.
— Два стакана содовой, пива и виски, — заказал Шолмс.
Итак, перемирие… пока. И вскоре мы уже все четверо спокойно беседовали, сидя за столом.
Херлок Шолмс казался одним из тех людей, которых встречаешь на улицах каждый день. На вид ему было лет пятьдесят, и он ничем не отличался от обычных обывателей, проводящих свои дни за конторками, листая бухгалтерские книги. Шолмс был бы точно таким, как все честные лондонцы, с такими же рыжеватыми бакенбардами, бритым подбородком, тяжеловатой наружностью, если бы не необыкновенно острый, живой и проницательный взгляд.
Ведь недаром он звался Херлок Шолмс, это имя означало для нас некий феномен интуиции, наблюдательности, проницательности и изобретательности. Как будто природа шутки ради объединила два самых необыкновенных типа полицейского, которые когда-либо создавало человеческое воображение: Дюпена Эдгара По и Лекока Габорио и создала по своему вкусу третий, еще более необычный, ну просто нереальный. Когда слышишь о подвигах, принесших ему мировую известность, невольно задаешься вопросом, есть ли он на самом деле, этот Херлок Шолмс, не легендарный ли это персонаж, во плоти и крови сошедший со страниц книги какого-нибудь знаменитого романиста, ну, например, такого, как Конан Дойл.
Сразу же, как только Люпен задал вопрос о том, сколько он собирается здесь пробыть, Шолмс повернул беседу в нужное ему русло.
— Срок моего пребывания здесь зависит от вас, господин Люпен.
— О, — рассмеялся тот, — если бы это зависело от меня, я попросил бы вас сегодня же вечером сесть на пароход.
— Сегодня вечером — еще рановато, но, надеюсь, через восемь — десять дней…
— Вы спешите?
— У меня ведь так много дел: ограбление англокитайского банка, похищение леди Эклестон… А что, господин Люпен, вам кажется, что недели будет недостаточно?
— Вполне достаточно, если вы намерены заниматься двойным делом о голубом бриллианте. К тому же именно такой срок мне и нужен для того, чтобы принять необходимые предосторожности в случае, если в ходе расследования этого двойного дела вы получите серьезные преимущества, могущие угрожать моей безопасности.
— Но, — заметил англичанин, — я как раз и собираюсь получить эти преимущества за восемь — десять дней.
— И, возможно, арестовать меня на одиннадцатый?
— Нет, последний срок — десятый.
Люпен подумал и покачал головой:
— Трудновато… трудновато…
— Трудно, согласен, однако возможно, а значит, так будет наверняка.
— Наверняка, — подтвердил Вильсон, словно это именно он наметил все необходимые шаги, способные привести его друга к ожидаемой развязке.
Херлок Шолмс не удержался от улыбки:
— Вильсон знает, что говорит, он сам был свидетелем…
И пустился в объяснения:
— Конечно, на руках у меня далеко не все козыри, ведь речь идет о событиях, происшедших уже несколько месяцев тому назад. Не хватает данных, признаков, на которых я обычно строю расследование.
— Как, например, комья грязи и сигаретный пепел, — важно изрек Вильсон.
— Однако, даже если не считать чрезвычайно интересных выводов, которые сделал господин Ганимар, в моем распоряжении все газетные статьи на эту тему, все, что подметили журналисты, а значит, и вытекающие отсюда мои собственные суждения о деле.
— Различные версии, появившиеся в результате анализа или гипотетическим путем, — наставительно добавил Вильсон.