Я была женой Нагиева - Алиса Шер

Авдеев согласился:

— В виде исключения, по просьбе ведущей, мы сделаем это, чтобы человек не остался в проигрыше.

И когда после всех моих интриг выпало «зеро» — нашему разочарованию и скорби не было предела.

Благодаря «Рулетке» я впервые попала в казино и узнала, что это такое на самом деле. Среди людей, которые там находились, был и один мой поклонник. Милый человек, он присутствовал в казино во время каждой передачи. А может, и вообще никогда не уходил оттуда — не знаю. Всё время, пока мы были в эфире, он делал ставки только на цифру «28» — по количеству прожитых мной к тому моменту лет. И один раз знаковое число действительно выиграло — довольный и радостный игрок презентовал мне все фишки. А было их тысячи на три российских рублей. Подарок позволил нам с Димой купить диван. Мои поклонники, в отличие от Диминых, по крайней мере пользу приносили.

Эта же передача послужила поводом к моему «репетиционному» увольнению. Я, помню, очень тщательно готовилась к эфиру, даже нашла и выучила какое-то стихотворение… К сожалению, мой партнёр, Сергей Петрович Авдеев, принял его содержание близко к сердцу. Кажется, там было что-то про гомосексуалистов. Почему он вдруг решил, что я каким-то стихотворением в эфире намекаю на его сексуальную ориентацию и пытаюсь скомпрометировать, не знаю. Как говорят психологи, это его материал. Но факт остаётся фактом: по жалобе господина Авдеева директор радиостанции решила меня уволить. В последний момент, к счастью, она всё-таки смилостивилась. Кажется, мне никогда не было так обидно и страшно увольняться, как тогда.

Из «Рулетки» мне всё равно пришлось уйти. Одной из причин моего ухода стал совершенно безумный молодой человек, во время моего эфира звонивший на радио, чтобы проорать матом какую-нибудь очередную дрянь. Не спасало ничто — видимо, он знал какие-то способы, позволявшие ему вклиниться в разговор и снова зациклиться на своём мате. Я думала, просто сумасшедший. Сомнения поселились в моей голове только по одной причине — когда эфир вел кто-нибудь другой, молодой человек не «прорывался».

На последней моей «Рулетке» раздался звонок (к тому моменту мы уже предварительно тестировали звонивших на вменяемость: задавали пару вопросов, прежде чем выводить в эфир), и, естественно, в трубке я услышала знакомый до отвращения голос:

— Вы что, последний раз работаете?

С моим уходом пропал и этот псих. Оказывается, он не просто сумасшедший, а мой поклонник. Правда, с весьма специфическими представлениями о том, как стать замеченным.

Ещё одна передача, приносившая радость популярности, удовлетворение от работы и осознание собственной талантливости, — «Салон-Шизгара». В ней я брала год из жизни страны — в общем, то, что делал позже Парфёнов. А в то время руководство заявляло, что это не коммерческий проект и делать его на телевидении бессмысленно. Очень обидно, потому что сейчас таких проектов — завались.

Потом у меня появилась программа «Отражение», составленная по письмам трудящихся. Знаю, что очень многие не верили в правдивость этих писем. Но, честное слово, за три года я не придумала ни одного, все истории были абсолютно реальными. И про эту программу также говорили, что «нет спонсоров» и «некоммерческий проект». А некоторые её до сих пор помнят…

И что со всем этим можно было поделать? Да ничего — только работать, стараться не обращать внимания ни на кого и ни на что. И зарабатывать популярность. А у популярности были свои плюсы. И самый большой из них — чудесные отношения с инспекторами ГАИ.

Трасса между Ольгино и Петербургом широкая и спокойная, но в пятницу вечером и выходные дни — достаточно оживлённая. И естественно, в кустах по обочине дороги в эти три дня «срубают капусту» многочисленные сотрудники автоинспекции. При встрече с ними популярность приходилась ох как кстати. Но особенно она выручала в ночное время суток, когда летишь домой после закончившегося в полночь эфира. Помню, как в непроглядной тьме меня угораздило не просто банально нарушить правила дорожного движения (ладно бы вылететь на встречную или скорость превысить), а основательно въехать в «попу» автомобиля гаишника.

Обалдевший от моей наглости инспектор вылетел из своей машины и с перекошенным от гнева лицом стал плеваться в лобовое стекло:

— Да ты что,…, габаритов не чуешь! Да я,…, сейчас права отниму, и ты их в жизни не получишь!!!

На нецензурное требование предъявить права включаю в салоне свет — напомню, тьма непроглядная — и, практически с ними распрощавшись, протягиваю документы.

Тут перекошенное лицо «потерпевшего» меняется, прямо как в диснеевском мультике про красавицу и чудовище. Помните тот момент, когда чудовище готовится сбросить в пропасть несчастного красивого болвана, а потом вдруг лицо его приобретает выражение нежности и умиления? Точно то же происходит прямо на моих глазах, сопровождаемое лёгким выдохом:

— Это Вы…

Честное слово, если бы на меня в этот момент направили софиты, я бы даже не удивилась. Гаишник рассыпался в любезностях. Оказалось, что он даже знает такие слова, как «пожалуйста», «ну что вы, какие документы», «въезжайте в мою „попу“ хоть каждый день»…

Расстались мы почти приятелями.

Обратной стороной популярности является жажда каждого встречного-поперечного обсудить с тобой все недостатки радиопередач в целом и твоих эфиров в частности. В случае с ГАИ ситуация осложняется тем, что сбежать практически невозможно.

Один такой разговорчивый инспектор перехватил меня в черте города после победного пролёта на красный свет. Час ночи, пустой перекрёсток… ну, вы понимаете меня: сам Бог велел.

Занудный дядечка вначале по полной программе отчитал меня за нарушение правил, потом отобрал документы и, углядев фамилию Нагиева, препроводил в свою машину, где — о, ужас! — всю ночь пел соловьём о своём разочаровании во мне как в ведущей.

После того как я безропотно выслушала всё о себе, оказалось, инспектор ещё нисколько не облегчился. Дотошный, он продолжил подробный доморощенный разбор каждого ди-джея радиостанции «Модерн». «Не нравится — не слушай!» — единственное, что мне хотелось вставить в тот монолог. Но желание сэкономить на штрафе всё-таки удержало меня от столь опрометчивого шага.

Радиостанция агонизировала долго, но неминуемо приближалась к своей гибели: все самые талантливые уходили, оставляя менее талантливых и популярных. А потом и вовсе всё закончилось.

Давайте будем как «Европа плюс» или «Максимум», — говаривало новое руководство радиостанции. А «фишка» была в том, что работать нужно было так, как мы работали прежде — со звёздами. И всё. И никаких проблем больше бы не возникало. Но всем почему-то казалось, что где-то лучше и что в другом доме щи наваристее и пироги вкуснее. А на все предложения сделать новые программы директор неизменно отвечал: «Подожди, сейчас не до этого».