Просвещенное время - Алексей Писемский

Блинков. Сию секунду-с. (Убегает.)

Софья Михайловна (всем). Останьтесь со мной поужинать. Может, в жизни мы никогда уж и не встретимся. (Аматурову.) Согласны, Аматуров, хоть в память того, как мы когда-то с вами ужинали?

Аматуров (грустно улыбаясь). Если вы желаете того.

Софья Михайловна (Наде). Поужинай, Надя, и ты со мной.

Надя (совсем опуская глаза). Извольте-с.

Софья Михайловна (мужу). А ты останешься?

Дарьялов (грубо и насмешливо). Можешь ужинать и без меня!

Софья Михайловна садится за один из столиков, за который также садится и Аматуров. В продолжение всей последующей сцены он заметно расстроен и все кусает себе губы. Наде тоже, как видно, очень неловко сидеть с Софьей Михайловной.

Софья Михайловна (Препиратову). Присядьте и вы к нам.

Препиратов (басом). Благодарю вас! Я не ужинаю. (Остается на своем месте.)

Те же и Блинков с Прихвосневым, а за ними лакеи вносят ужин и вино и ставят все это на стол. Блинков садится рядом с Софьей Михайловной, а Прихвоснев около него.

Софья Михайловна (подвигая гостям своим блюда). Кушайте... А мне дайте еще проплакаться... Слез уж много накопилось. (Закрывает себе лицо руками.)

Все смотрят на нее с удивлением и даже некоторым страхом.

(Вдруг открывая лицо, хватая бокал и обращаясь к Блинкову.) Налейте мне вина и всем налейте!

Блинков наливает.

(Поднимает бокал.) За здоровье всех лореток, кокеток и камелий! (Гостям своим.) Что ж вы не пьете? Вы только их и любите нынче! Они вам милей всякой честной женщины, и не почему другому, как потому, что менее затрагивают ваш эгоизм: их можно бросить каждоминутно, без всякого зазрения совести, хоть умри она от того, и сейчас же найти другую, лучше, моложе... красивее!.. Пейте. (Выпивает залпом бокал свой.)

Вслед за ней и прочие выпивают вино свое, и при этом один только Прихвоснев негромко восклицает: "Ура!"

Аматуров (грустно-насмешливым тоном). Вы, может быть, не хотите ли, как Лукреция Борджиа, отравить нас?

Софья Михайловна (устремляя на него проницательный взгляд). А хорошо было бы... хорошо! И с вас начать первого... Впрочем, где же всех перетравить! Все вы такие: и здесь все сидящие и там вон! Но зачем же уж вас так во всем винить? Вон он (показывает на мужа) бил меня, когда я не хотела участвовать в некоторых проделках его.

Дарьялов (ходивший в глубине сцены). Когда ж это было?

Софья Михайловна. Было! Не запирайся! (Снова обращаясь к Аматурову.) Но вы... Вы, пожалуй, еще хуже его были против меня. Я вас любила как высшее какое-то существо... Я думала, что вы уврачуете вашим участием все душевные страдания мои, которые у меня накопились от жизни с этим человеком... (Показывает опять на мужа.) Но вы... Я не говорю уже об изменах, а когда вы, может быть, и верны еще были мне, вы всегда видели во мне какую-то чувственную игрушку вашу... Помните, сколько раз я плакала и говорила вам, что я женщина, а не животное и хочу, чтобы меня любили не за одно красивое лицо. Вы мне отвечали на это одними полусловами. Вам, кажется, смешно было слышать такое мое желание... А этот (показывает на Блинкова) совсем уж меня, как вещь какую простую, купить хочет! (Строго Блинкову.) Но только я не дамся вам!.. Вы меня не купите! Я не хочу вас обманывать: вы мне гадки!.. Нате вам ваши деньги! (Бросает ему расписку Аматурова.)

Блинков, совсем растерявшийся, берет эту расписку.

Софья Михайловна (вставая). Хотела было с добрым чувством проститься с вами, но и того не могу. (Идет к выходу.)

Все прочие тоже встают из-за стола.

Надя (слушавшая Софью Михайловну с потупленным лицом, вдруг бежит за ней). Софья Михайловна, возьмите и меня с собой, хоть опять в горничные!

Софья Михайловна (оборачиваясь к ней и каким-то мрачным голосом). Зачем?.. Разве ты спасешься куда-нибудь от этих людей? От них уйдешь, других встретишь, и, может быть, полгода, год какой-нибудь поборешься, но в конце концов опять будет то же! Иначе жить нельзя, пойми ты это! Не порок!.. Как вот он же выучил меня этой фразе! (Показывает на Аматурова.) Не порок, а добродетель должна умолять, чтоб ей позволили существовать! (Окончательно мрачным голосом.) Я иду на презрение, на нищету и на что-нибудь еще худшее, а тебе разве хочется того?.. Да и зачем это делать? Смотри: вас тут уважают, вам весело тут, привольно, нарядно! Оставайся!.. (Машет рукой и уходит.)

Надя остается в глубине сцены сильно смущенною.

Аматуров (на авансцене). Это бог знает что такое! Бред какой-то!

Блинков (почти плачущим голосом). За что это на меня Софья Михайловна рассердилась, сам не знаю.

Дарьялов (снова с каким-то рассвирепелым лицом). Но кому же все-таки я должен теперь остаюсь? (Блинкову.) Вам, что ли?

Блинков. Ничего не мне-с! Я вот сейчас разорву расписку господина Аматурова! (Рвет расписку, которую ему подала Софья Михайловна.)

Дарьялов. (Аматурову). Вам, значит?.. Не доберусь - какая путаница вышла!

Аматуров (ему с досадой). Убирайтесь вы с вашим долгом! Очень он мне нужен! Я так тогда подал в сердцах ко взысканию... Я завтра же напишу в суд, что вы мне заплатили. (Блинкову, кидая ему чек его.) Возьмите и вы ваш чек назад.

Блинков (каким-то почти героическим тоном). Нет, уж вы его взяли и получите по нему. Это извините... Софья Михайловна хоть и говорит, что я хотел ее, как вещь, купить! Я не хотел того! Я только влюблен был в нее, в этом каюсь.

В это время раздается выстрел.

Все (в один голос). Что такое?

Вбегает лакей.

Лакей (перепуганным голосом). Госпожа, что вышла сейчас, застрелилась на дорожке.

Блинков и Надя (совсем опешенные). Господи!

Препиратов (значительно мотнув головой и в сторону). Я ожидал этого!

Аматуров (побледневший, как полотно). Но где же и откуда она могла взять пистолет?

Блинков (от страха окончательно пришептывая, так что едва можно понять, что он говорит). Она давно его носила, говорила все, что вас хочет застрелить!

Все бегут в ту сторону, откуда раздался выстрел.

Дарьялов (оставшийся еще на сцене и тоже, как видно, сильно пораженный). Какова соколиха?.. А?.. Какова?..

Прихвоснев (совсем склоняя голову перед публикой). Странная женщина, особенно в наше просвещенное время.

Занавес падает.

ПРИМЕЧАНИЯ

ПРОСВЕЩЕННОЕ ВРЕМЯ

Впервые драма напечатана в журнале "Русский вестник", 1875, No 1 (январь).

12 октября 1874 года Писемский сообщил своей петербургской знакомой В.А.Куликовой: "Новую комедию мою я уже кончил, и с нее теперь переписывается два экземпляра для отправки в Петербург, и после следующей субботы я прочту ее некоторым приятелям моим и некоторым актерам; я немедленно пошлю ее в Петербург в главное управление цензуры, от которой, впрочем, не может быть никакой опасности, и, послав, вас уведомлю, а также и Нильского, чтобы он похлопотал о скорейшем пропуске ее в цензуре и Театральном комитете. Что касается до заглавия, то я его не решил еще и имею предположение назвать ее или 1) "Компания по выщипке руна из овец", или 2) "Сумасшедшая женщина", или 3) "Проблики". На котором из них остановлюсь и сам еще не ведаю" [ А.Ф.Писемский. Письма, М.-Л., 1936, стр. 272].

Через неделю, то есть 20 октября, Писемский действительно отослал "Просвещенное время" в Главное управление по делам печати. Но после этого, по-видимому, под влиянием советов и замечаний друзей и актеров он решил внести в пьесу некоторые изменения, оказавшиеся в итоге столь существенными, что изменили самую ее жанровую природу. 4 ноября 1874 года он писал А.Н.Майкову: "...я послал ее (пьесу. - М.Е.) несколько спеша, будучи далеко недоволен ее окончанием. Теперь я это окончание изменил и вместе с этим письмом отправил это измененное окончание к актеру А.А.Нильскому, который хлопочет о моей пьесе и которого я прошу, чтобы он свез это перемененное окончание к театральному цензору... Перемена эта состоит в том, что прежде главная героиня (Софья Михайловна Сырдарьялова) в конце пьесы просто уходила, а теперь она за кулисами застреливается. Мне это необходимо потому, что это, как сам ты увидишь, изменяет смысл всей пьесы и несказанно возвышает ее нравственное значение" [А.Ф.Писемский. Письма, М.-Л., 1936, стр. 274-275].

Вопреки ожиданиям Писемского, цензура отнеслась к его новой пьесе резко отрицательно. "Автор комедии, - писал цензор Фридберг, - изображает картину упадка нравов в современном обществе и с этой целью представляет ряд более или менее цинических картин из быта семейного и общественного. Таким образом, хотя цель комедии и похвальная, но в настоящем своем виде она заключает в себе слишком много цинических сцен и потому не может быть разрешена к представлению" [Н.В.Дризен. Драматическая цензура двух эпох, стр. 256]. На "сновании того, что цензор называет пьесу комедией, можно судить, что он читал ее первую, еще не переработанную редакцию. Писемский вынужден был предпринять специальную поездку в Петербург, чтобы снять этот запрет. По требованию цензора он внес в текст пьесы какие-то дополнительные изменения, о чем тот же Фридберг писал так: "Ныне автор, приняв к руководству поставленные ему на вид цензурные указания, устранил из сказанной пьесы все места и частности, которые вызвали ее запрещение, и, кроме того, написал новые заключительные сцены, которые придали драме его еще более рельефный благонамеренный характер. Поэтому цензор признавал бы справедливым переделанную ныне автором пьесу "Просвещенное время" безусловно допустить к представлению" [А.Ф.Писемский. Письма, М.-Л., 1936, стр. 713].