Без риска остаться живыми - Игорь Акимов

Отто Кремер отмахнулся от этой мысли. Поздно! Поздно, мой друг. Ты уже указал направление. Теперь не обманешь этого славянина. Любой вольт в сторону будет разгадан. К тому же — ведь это риск. Ведь русские могут разозлиться, что их пытаются водить за нос.

Что же делать?

Позаботиться о самом себе.

Это не трусость. Он человек культурный, родовитый, цивилизованный. Он должен сохранить себя не только для себя — для Германии. И поэтому, не стесняясь, перехитрить судьбу, перевернуть обстоятельства, которые складываются против него. Прежде всего — добраться до своей части невредимым. Если не делать глупостей, это возможно. Затем каким-то образом скрыть это дурацкое приключение в мызе. Идеальный случай — уничтожить своих ребят, чтобы не было свидетелей.

Однако это исключено, голыми руками их не возьмешь, они сами кого хочешь уничтожат. Но ведь свидетелей все же не должно быть! Не должно быть…

«И не будет! — озарило его. — Не будет, если связать их круговой порукой. Связать их общей кровью».

Кремер оглядел своих парней. На Вилли можно положиться слепо. И на Курта если ему не расчет продавать. И на Конрада — если он будет бояться по-настоящему, если он влипнет по-настоящему. А вот Ганс… Ганс, который так угодливо бросился чокаться с русским лейтенантом — это слизняк. Он продаст при случае, не задумываясь. Так почему бы не воспользоваться его кровью? — чтобы спаять остальных парней, чтобы они увязли в этой крови — а Ганс замолчал навсегда?

Когда эта мысль окончательно вызрела, Отто остановился.

Сопровождать было легко — разведчики устроили немцам «коридорчик»: слева шли Пименов и Стахов, справа — Тяглый и Хлопин. Поначалу, правда, пришлось поднажать — обалдевшие фрицы уносили ноги с завидной резвостью…

Пименов не сомневался, что до сих пор все делал правильно, хотя видел далеко впереди мелькающие фигурки немцев, что-то ныло в душе: «Эх, жаль!» Но с другой стороны, всех не перебьешь, да и задача так не стоит… Кто-то должен будет после воины восстанавливать, скажем, тот же Берлин, о котором в сводках говорилось, что он подвергается интенсивным бомбардировкам союзников…

Стахов, шедший впереди, думал о лейтенанте. Тогда, в мызе, он не очень-то понял замысел Пименова и только теперь оценил его по достоинству. «Вот это был спектакль! — думал он, изредка покачивая головой от восхищения и украдкой оглядываясь на лейтенанта. — Артист!»…

Он представил себе, как, вернувшись, будет рассказывать дружкам о хитром замысле командира, как те будут охать и ахать, а некоторые недоверчиво щуриться и показывать согнутый указательный палец: загибаешь, дескать!..

В это мгновение он снова увидел немцев, вышедших на небольшую поляну. Офицер остановился, к нему подтянулись остальные. Стахов оглянулся, поймал взгляд Пименова и сделал ему знаки рукой: сначала загреб ладонью к себе, предлагая лейтенанту подойти, потом быстро повернул руку ладонью книзу и произвел несколько движений, означавших, что подходить нужно, не обнаруживая себя. Пименов кивнул в ответ и приблизился совсем неслышно.

Немцы, сбившись в плотную кучку, внимательно слушали своего офицера, который что-то говорил им, изредка взмахивая правой рукой, сжатой в кулак. Вдруг один из немцев отскочил, замахал руками. Заметался. Судя по тому, как он поворачивал голову из стороны в сторону, ему хотелось объяснить что-то сразу всем. Он протягивал руки то к одному, то к другому, но все четверо отчужденно смотрели на него. Тогда. он закричал, повернулся и побежал, но двое догнали его и повалили на землю. Один из них сорвал ремень с автомата и связал им поверженному немцу руки, заломив их за спину. Потом они его бросили, подошли к офицеру и снова стали совещаться, оглядываясь по сторонам. Наконец до чего-то договорились, стали расстегивать масккостюмы и вытаскивать брючные ремни. Высокий темноволосый немец собрал их, связал и сделал петлю.

Потом они повесили своего связанного товарища.

Офицер все поглядывал на часы. Минут через пять он взглянул в последний раз, махнул рукой — и те двое, что держали конец ремня, отпустили его, и повешенный грузно свалился на мокрую траву. Все разобрали ремни, подпоясались, застегнули масккостюмы и быстро пошли прочь.

Пименов обернулся к Стахову. Тот был бледен; скулы четко вырезались на его лице.

— За мной, — негромко сказал лейтенант и, уже двинувшись, добавил: — Шире шаг…

Лицо мертвого Ганса поразило Кремера. Раньше Отто посмеивался про себя, глядя на круглолицего с маленькими глазками солдатика, который носил челку и подстригал усы «под фюрера». Наивное стремление походить на своего вождя вначале вызвало возмущение у Отто — это же карикатура! Но он решил не поднимать этот вопрос. Можно было влипнуть в неприятную историю, ведь неизвестно, как могли истолковать его замечание. Поэтому он ничего не сказал Гансу, мнимое же сходство стало его только забавлять…

Но мертвый Ганс преобразился. Вдруг каким-то неведомым образом его лицо, вытянутое и раздернутое смертью, совершенно потеряло прежнее выражение. Оно стало просто другим. Оно было теперь похоже на лицо фюрера…

Кремер отвернулся и зашагал прочь. За ним двинулись все остальные. Шагая меж стволов, Отто еще некоторое время никак не мог отделаться от тоскливого ощущения этой внезапно возникшей похожести. Это ведь лицо Гитлера… Только мертвого Гитлера…

Впереди показался просвет. Наконец-то она, просека! Отто на ходу расстегнул планшет и взглянул на карту: еще два километра, и они будут у себя. Он вспомнил, как русский лейтенант внимательно рассматривал эту карту, пытаясь найти на ней хоть какие-нибудь отметки… Хорошо, что его учили в школе разведки. «Помните, Кремер, — никаких отметок, все — в уме». Он застегнул планшет и ускорил шаги. Уже преодолев просеку наполовину, Отто вдруг увидел, как на той стороне ее качнулись ветки кустарника, и из него вышли двое русских. Кремер беспомощно оглянулся. Сзади них из леса выходили еще двое. Бессильная злоба комком подкатила к горлу Кремера. Вот теперь конец. Вот теперь, когда автомат русского лейтенанта не просто висит на его груди, а направлен в твою грудь, Отто Кремер, — теперь точно конец.

— Ваффен хинлеген!..

Русский лейтенант произнес ту самую команду, которой Отто ждал и не дождался там, в мызе. Но теперь он уже знал, почему там не было этой команды. Он услышал глухие звуки за спиной — звуки падающих в траву автоматов, И тогда он сорвал с плеча свой «шмайссер», бросил на землю и в ярости стал топтать его ногами…

10

Они уже вышли к мызе и, растянувшись цепочкой, пересекали поляну, когда шедший впереди всех старшина Тяглый вдруг закричал:

— Ложись!..

Лейтенант Пименов замыкал группу и вначале ничего не понял. Тяглый стал отступать как-то в сторону, стараясь не упускать из виду пленных и в то же время наставляя автомат в сторону ельничка на кромке леса по ту сторону поляны. Пименов глянул туда же — и увидел выходящих из леса немцев. Их было много, и они обнаружили разведчиков. Это было видно по их действиям: вышедшие первыми держали автоматы наготове, следовавшие за ними перебегали, забирая левее и левее, стараясь отрезать разведчиков от леса и вытеснить их на открытое место в сторону дороги…

Мозг сработал мгновенно: «Стахову — влево, в кусты… и чтобы не дал немцам зайти в тыл… Тяглому — к забору мызы, вправо… Отходить за мызу и под ее прикрытием — через дорогу… А там — на лошадей и ходу!..»

Но сейчас же, поверх всех этих ординарных соображений всплыло одно: донесение должно быть доставлено обязательно!.. Уйти, может, и удастся… А Панасенков должен уйти!..

Пименов набрал воздуха в легкие и закричал громко, как только мог:

— Витя! Доложи — немцы находятся в двенадцати километрах на юго-запад от мызы!.. Повторяю: немцы находятся в двенадцати километрах на юго-запад от мызы!..

Пименов не ждал ответа — Панасенков должен был догадаться, что выдавать себя нельзя — и теперь занялся немцами. Прежде всего — четверка пленных. Вместо того чтобы лечь, как приказал им старшина, они набросились на Тяглого и сбили его с ног. Потом побежали через поляну, крича по-немецки: «Мы свои! Мы свои!»…

Пименов целился тщательно, как, может быть, никогда еще не целился за всю войну. Немецкий офицер бежал, прыгая из стороны в сторону, но Пименов не выпускал его из прорези прицела: теперь он не хотел, чтобы этот немец после войны строил новую Германию…

Очередь была короткой, немец упал сразу, и лейтенант точно знал, что ему уже не встать… И сразу отпустило напряжение, он как-то расслабился и мысль снова заработала четко. Он крикнул Тяглому, чтобы тот отползал к забору, Стахову же только показал рукой на кусты слева, и тот, мотнув головой — понял! — скользнул между веток.