4.Недели по Троице 18-32 - протоиерей Иоанн Толмачев

Но это великодушие будет еще совершеннее, если оно умеет прикрывать благодеяния, оказываемые врагу, покровом тайны. Добро, слишком явно оказываемое врагу, может иметь, с одной стороны, вид тщеславия и хвастовства, а с другой, может быть часто оскорбительным и унизительным для нашего обидчика. Человек благородный и здесь поступает со всей тонкостью и нежностью христианской любви. Осыпая благодеяниями своих врагов, он тщательно скрывает от них источник, откуда эти благодеяния изливаются, невидимо облегчает и радует их жизнь, ясно и глубоко сознавая смысл слов Спасителя: “прощайте и простится вам.”

3. В том, что он не отвергает и не унижает достоинств в своем враге.

Опыт часто показывает, что враждующие склонны к несправедливым унижениям друг друга. Как бы ни были велики преимущества нашего истинного или мнимого врага, они обыкновенно забываются, коль скоро мы находимся во враждебных к нему отношениях.

Такой поступок недостоин благородного человека и христианина. Не будем, увлекаясь враждебными чувствами, отвергать или только умалять добрые качества нашего врага, но будем во всякое время воздавать должную справедливость его неотъемлемым заслугам и достоинствам. Справедливость и честность в отношении к друзьям и недругам — вот наше правило!

При таком образе мыслей и поступков нам легче удастся исправить враждебные отношения наших противников к нам и примириться с ними.

4. В том, что он делает все для примирения со своими врагами.

Раздор и несогласие — тяжелые чувства для благородного и благожелательного сердца.

Как часто эти чувства возрастают более и более, если ложный стыд и другие причины препятствуют сделать первый шаг к примирению.

Покажем здесь благородное самоотвержение, сделаем сами первый шаг к примирению и мы отнимем тяжесть от сердца тех, которые, быть может, сами желали восстановить дружеские отношения с нами.

Не говорите, что уступчивость — знак слабости. Что больше, победить ли самого себя и получить благоволение Божье и имя благородного человека, или быть осмеянным за слабость некоторыми неразумными людьми? Нет, здесь-то мы и можем показать торжество нашего христианского образования, испробовать крепость нашей добродетели.

Самообольщение в любви к нашим врагам

“Любите врагов ваших” (ст.35).

Спаситель требует любви к врагам. Тяжело нам исполнять эту обязанность в отношении к людям, которые намеренно или дерзко оскорбляют нас, вредят нашей чести и имуществу, ввергают в несчастье и бедствия.

Зато славная награда обещается тем, которые любят своих врагов: “и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего” (ст.35).

Но при оказании любви ко врагам мы легко можем впасть в обман, воображая, без всякого основания, что вполне исполнили эту заповедь, потому что нас обольщает самолюбие и льстит надежда победы над врагом.

Мы можем обманываться:

1. В отношении к людям, которых мы считаем своими врагами.

Врагами мы можем называть только тех людей, которые действительно желают нам зла, намеренно оскорбляют нас и вредят нам.

Но можем ли мы по праву сказать это обо всех тех, которых мы считаем своими врагами?

Как часто мы ложно осуждаем людей, потому что руководствуемся предвзятыми понятиями!

Мы, например, ищем себе какой-либо должности или занятия, приобретаем себе что-либо, предпринимаем какое-либо дело, и находим, что другие идут и препятствуют нам на том же пути, потому что сами ищут того же, чего ищем и мы.

Не сделаем ли мы несправедливости, если ради этого будем считать их нашими врагами?

Или: есть люди, которые поступают вопреки нашим намерениям, разрушают наши планы и предприятия, потому что боятся от их осуществления зла для себя, вреда для общего блага.

Мы сильно заблуждались бы, видя в таких людях наших врагов.

Мы можем также испытывать от других чувствительные порицания, потому что ожидали себе только похвалы и одобрения, признания наших заслуг и добродетелей.

Но если мы заслужили такое порицание? Можем ли мы тогда жаловаться и считать врагами тех, от кого оно исходит? Напротив, они не благодетели ли наши?

Часто мы сами прежде оскорбляем других, возбуждаем в них недоброжелательство и гнев.

Тогда не удивительно, если они мерят нам той же мерой, какой мы меряем, — и мы не имеем никакого основания называть их врагами.

Нередко также только вследствие подозрительности и недоверчивости, мы приписываем кому-либо враждебные намерения против нас, между тем как тот думает о нас хорошо.

Во всех этих случаях мы обманываем самих себя, если, оказывая таким людям снисхождение и миролюбие, воображаем себе, что мы любим их как наших врагов.

2. В отношении к оскорблениям, какие мы испытываем.

Слова и поступки людей весьма различны и не в одинаковой степени чувствительны и оскорбительны. Кто по невежеству, опрометчивости или недоразумению делает нам несправедливость, того нельзя ставить наравне с тем, который вредит нам по злобе и с намерением.

Не обманываемся ли мы, следовательно, если воображаем себе, что любим, как врагов наших, тех, в поступках которых нет никакого враждебного намерения?

Весьма много зависит также и от того, как мы судим о погрешностях людей и их вреде, причиняемом нам.

Потеря, например, имущества для одного — чувствительна, а для другого — ничего не значит.

Но из-за этого уменьшается также и достоинство любви ко врагу.

Ибо что за подвиг здесь простить оскорбление, забыть потерю, которой вы сами не придаете большого значения? Кто может хвалиться великодушием, которое не стоит ему ни малейшего труда?

Следовательно, оказывая снисхождение, кротость и терпение к другим, испытайте самих себя, тяжело ли вам исполнить эти добродетели? Действительно ли оскорбленное чувство было так живо и сильно в вас, что вы должны были преодолеть самих себя, для того чтобы простить и забыть нанесенную несправедливость? Иначе вы обманываетесь и не оказываете еще любви ко врагам, требуемой Евангелием.

3. В отношении наших поступков к действительным врагам.

Истинный христианин не только удерживается от всяких мстительных поступков, от каждой отдачи зла злом, но и подавляет каждое пожелание мести, каждое движение ненависти и вражды. Он даже уважает врага, ищет оказать ему добро и поступает в отношении к нему с любовью и великодушием.

Но можно ли назвать любовью к врагу, если вы, хотя и не оказываете вашему оскорбителю явной вражды, не преследуете его с горячностью, однако втайне питаете к нему отвращение и ненависть, мечтаете о препятствиях на счет его чести и довольства?

Любовь ли это к врагу, если вы, хотя и удерживаетесь от всяких взрывов гнева и недоброжелательства к вашим оскорбителям, но ваше сердце при этом исполнено холода и презрения к нему, — если вы, хотя и прощаете оскорбления, не мстите за них, но однако и не хотите забыть их? Любовь ли это к врагу, когда вы даете врагу то, что обязаны были дать ему по долгу и справедливости, но не можете преодолеть самих себя, “воздавать добром за зло?”

О, подумайте, что вы должны “благословлять проклинающих вас, благотворить ненавидящим вас” и пр. (Мф. 5:44[178])!

Если вы не оказывали еще такого участия и великодушия к своим врагам, то вы напрасно хвалитесь исполнением заповеди любви ко врагам.

4. В отношении побуждений, определяющих наши поступки к врагам.

Чтобы убедиться, действительно ли мы любим врагов, для этого мы должны наконец исследовать, какие побуждения руководствуют нашими отношениями, из каких намерений и с каким расположением мы исполняем наши обязанности к ним.

Не страх ли перед пагубными следствиями мщения побуждает нас к уступчивости и примирению?

Не опасение ли, что другие, внимание и благосклонность которых выгодны для нас, будут худо думать о нас, откажут нам в благоволении, станут нас презирать и избегать?

Не чувство ли бессилия и слабости, не страх ли перед могуществом врага, удерживают нас предпринять что-либо против него, потому что он может отплатить нам вдвойне?

О, тогда нет еще и следа любви к врагам в нашей душе, тогда мы еще люди немиролюбивые и неснисходительные, способные на всякую месть, лишь только представится удобный случай.

Вы, наконец, которые успокаиваете себя, будто в вас нет и мысли о мщении, но только хотите выиграть время или перехитрить врага видом уступчивости и примирения — как мы можем считать ваш поступок за истинную любовь к врагам, когда ваше сердце дышет совершенно противоположными ощущениями?

К несчастью, сердце человеческое всегда ищет оправданий в неисполнении этого долга любви.