Просвещённый (ЛП) - Чемберс Джоанна

Не успел он выйти за дверь, как тут же начал сожалеть, что не стал отстаивать свою точку зрения. Дэвид предпочитал не пользоваться тростью, если на то нет необходимости, а брать ее на столь короткую прогулку — это вообще нелепость. Его злило, что серебристый наконечник стучал по булыжникам, будто постоянно напоминал об изъяне. Можно подумать, боли в бедре и колене недостаточно.

Когда он добрался до дома Чалмерса, думы о собственных неприятностях и мелких заботах исчезли. Дэвиду даже в голову не приходило, что на улице он наткнется на признаки умирающего. Тротуар и дорогу перед домом друга усыпали толстым слоем соломы, дабы заглушить звуки проезжавших мимо карет, лошадей и шагов пешеходов. Это признак жуткой болезни. Неминуемой смерти. Впервые Дэвид прочувствовал истину — Чалмерс действительно умирал.

Он неторопливо подошел к парадной двери, разглядывая блестящую поверхность, и постучал. Тихая сдержанная служанка потупила глаза и отошла в сторону, дабы впустить Дэвида.

В доме царила такая же тишина, как и снаружи. Дэвида проводили в гостиную, где он сел на твердую кушетку, набитую конским волосом, и пристроил трость рядом с собой. Покуда он ждал, его пленило разнившееся тиканье часов, одни — угловые звонкие в высоком футляре, а вторые — каминные из золоченой бронзы. Те, что поменьше, на секунду отставали от больших, казалось, будто они отсчитывали разное время, разные двадцать четыре часа, одни сутки на секунду опережали другие.

Чуть позже распахнулась дверь, и вошла женщина. Первая мысль, пришедшая в голову: слава богу, это не миссис Чалмерс, с которой Дэвид страшился вести высокопарную беседу. Вошедшая женщина моложе миссис Чалмерс, одета в скромное серое платье, белый передник и белый кружевной чепец, прикрывавший волосы до такой степени, что Дэвид не мог разобрать, какого они цвета.

— Мистер Лористон, — тихо и любезно произнесла она.

Оттого что он быстро встал, трость с грохотом упала на пол. Женщина, успевшая до него дойти, наклонилась, дабы поднять трость, в тот же миг, что и Дэвид, из-за чего они стукнулись лбами.

— Какой я неуклюжий. Прошу меня простить.

— Незачем извиняться. — Она засмеялась, протягивая трость. — Сама виновата. Боюсь, это моя вторая натура — подбирать вещи за людьми. Я миссис Джессоп, сиделка мистера Чалмерса.

Дэвид отвесил поклон.

— Рад знакомству, мэм.

— Мистер Чалмерс будет счастлив с вами повидаться, сэр. Уже несколько дней он спрашивает про вас. С тех пор как мистер Фергюсон сообщил, что написал вам с просьбой приехать.

— Как он?

Лицо у миссис Джессоп осталось спокойным, однако взор светлых глаз смягчился, стал грустным и сочувственным.

— Скверно, сэр. Боюсь, ему осталось недолго.

— Как думаете сколько?

Она покачала головой.

— Нельзя сказать наверняка, но полагаю, не более нескольких дней. Если он проснулся утром, это уже счастье.

Огромный ком подступил к горлу, Дэвиду почудилось, будто он начал задыхаться. Миссис Джессоп отвернулась, пощадив его гордость.

— Идемте. Я вас провожу.

Дэвид взял себя в руки и последовал за ней по коридору. Вместе они поднялись по широкой винтовой лестнице. Дэвид не отрываясь смотрел на серо-голубые юбки сиделки.

Она подвела его к одной из опочивален и тихо постучала, после чего приоткрыла дверь.

— Мистер Чалмерс, к вам кое-кто пожаловал.

— Входите, — изрек он слабым вялым голосом, кой Дэвид с трудом признал.

Миссис Джессоп распахнула дверь и шагнула в сторону, дабы Дэвид ее миновал.

Мужчина, возлежавший в постели на подушках, был незнакомцем. В их прошлую встречу другу нездоровилось — он стал худее и хилее, — но сейчас Дэвид лицезрел нечто иное. Кожа да кости, лицо изможденное. В утреннем свете землистого цвета кожа походила на бумагу, а некогда мерцавшие глаза впали и потускнели.

Когда он устремил взор на Дэвида, ужасная маска смерти на миг треснула и Дэвид заприметил старинного друга.

— Дэвид...

Чалмерс попытался — и не сумел — приподняться на локте. Дэвид вызвался помочь, гадая, как сие сделать, но, прежде чем он успел составить план, рядом с Чалмерсом оказалась миссис Джессоп и захлопотала с горой подушек. Полминуты спустя Чалмерс уже сидел, откинувшись на огромную белоснежную опору, сооруженную сиделкой.

— Я вас оставлю, — молвила она, — а чуть позже принесу чаю, хорошо?

Ответа она дожидаться не стала, а тихо ускользнула и закрыла за собой дверь.

— Друг мой, — подойдя ближе, сказал Дэвид. — Рад вас видеть.

— Я тоже рад, юноша.

Тонкий голос звучал чуть громче шепота, однако он наполнил произнесенные слова богатой смесью эмоций: облегчением, удовольствием, печалью.

Дэвид опустился на пустой стул рядом с кроватью. Чалмерс в знак приветствия поднял ослабшую руку, и Дэвид взял ее в ладони. Изумленный, сколь холодной и хрупкой рука оказалась на ощупь, он осторожно растер ее пальцами. Взглянув Чалмерсу в лицо, он с ужасом ощутил стоявшие в глазах слезы.

Наклонив голову, Дэвид буркнул:

— Извините.

Однако Чалмерс лишь хрипловато хмыкнул.

— Не извиняйтесь. Я счастлив... что заслуживаю слез.

В ответ на типичное замечание Дэвиду удалось усмехнуться, но в смешке угадывалась грусть.

— Рад, что вы поспели вовремя, юноша. Пока я...

— Не надо...

— …пока я не умер, — выразительно продолжил Чалмерс и с печальной улыбкой примолвил: — Осталось недолго, юноша.

Чалмерс смолк, причем так надолго, что Дэвид задумался, сможет ли он продолжить разговор.

— Вы хотите что-то сообщить? — чуть погодя подсказал Дэвид. — Или о чем-то попросить? Вы знаете, я сделаю все, что в моих силах.

— Знаю, — прошептал Чалмерс. — Вы хороший друг. Да, мне есть о чем... попросить.

— Излагайте.

— До этого я дойду. Сначала скажите: вы видели Китти и Дональда?

Дэвид кивнул.

— Минувшим вечером я с ними ужинал.

— Тогда вы знаете, сколь... — Чалмерс подбирал слова и, по всей видимости, силился отдышаться, — сколь ослабла Китти.

Дэвид молчал, не зная, что можно говорить, а что нельзя. В итоге он определился:

— Китти справится. Дональд о ней позаботится. Вы же знаете, правда?

Чалмерс кивнул.

— Дональд замечательный юноша.

Он закрыл глаза, нахмурив брови, словно ему больно, при каждом прерывистом вдохе худая грудь ходила ходуном.

Разомкнув веки, Чалмерс произнес:

— Бедная Китти. Она всегда была... моей солнечной девочкой.

Дэвид серьезно посмотрел на Чалмерса.

— И опять ею станет. Она пережила непростые времена, но с помощью Дональда придет в себя. Она сильная. Каждая барышня мечтает о столь заботливом муже.

Чалмерс едва различимо кивнул, улыбнулся радостно и в то же время тоскливо.

— Они счастливы. По-настоящему любящая пара. Это...

Он замолк, снова закрыв глаза и напрягшись. Дэвид встал со стула и навис над Чалмерсом. Он встревожился, но не знал, как поступить.

Спустя минуту Чалмерс открыл глаза и дрожавшей рукой указал на кувшин, стоявший на тумбочке. Дэвид осторожно налил в чашку нечто похожее на воду и поднес к губам Чалмерса, обхватив его за плечи. Он чувствовал острые худые лопатки, выпиравшие через ночную рубашку, да и весил он ничтожно мало. Чалмерс напоминал шелуху, высохшую и готовую к тому, что ее сдует порывом ветра.

Как только Чалмерс напился и перевел дух, он опять заговорил:

— Слава богу, Китти вышла замуж за любимого мужчину. Лишь по сей причине и стоит жениться, юноша.

Дэвид разглядывал друга. Чалмерс, как никто другой, знал, что люди зачастую женились не по любви. Его собственный брак — это холодный расчет. Более того, Элизабет, старшая любимая дочь, вышла замуж за сэра Аласдера Киннелла после того, как разочаровалась в любви к Дэвиду. Дэвид, испытывавший чувство вины за то, что нескладно ей отказал, успокоился, узнав о браке, порадовался, что Элизабет столь удачно вышла замуж. Только вот позже он выяснил, что Киннелл над ней измывался.