Взрыв Генерального штаба - Владислав Крапивин

Не смей вспоминать! Нельзя!!

Он стиснул камень до онемения в суставах.

Это же один взмах. Поднять и…

Камень казался стопудовым. А завиток на виске замер, словно почуял что-то…

Ну…

Зорко шевельнулся. Повернулся на спину. Сел. Глянул синими веселыми глазами, заулыбался.

– Ой Лён! А ты мне только что приснился!.. Лён, ты чего…

Жребий

Зоркина улыбка пропала. Он что-то понял. Посмотрел на камень. И – Лёну в глаза. И повторил:

– Лён, ты чего…

Лён выпустил обломок. Тот, падая, ссадил ему кожу на косточке. Лён не шевельнулся. Тяжело сказал:

– Я знаю, кто ты…

Зорко сел прямее. Глаз не отвел и бросил отчужденно:

– Ну и что? Я и не скрывал, что я за йоссов.

– Ты не просто за йоссов, ты сам йосс.

– Ну и что?

– Ты не просто йосс, ты их гонец. С делом особой важности.

– Ну и что?

С каждым “ну и что” Зорко ощетинивался все больше. Глаза выбрасывали синие иглы. Коленки и локти торчали как шипы. Каждая жилка напружинилась.

А Лён, наоборот, обмяк. И сказал с бессильной сумрачностью:

– Ты не должен был мне доверять. Потому что я тоже… Только с другой стороны…

“Господи, что я говорю! Это же нельзя!..”

Зорко тоже обмяк. Приподнялся и опять сел. На корягу. Она качнулась, Зорко чуть не упал. Махнул руками, словно схватиться хотел за пустоту. И была в этом движении такая беспомощность… Но страха в глазах не было. Он опять глянул прямо и спросил шепотом:

– Почему же не убил?

Лён постарался разозлиться. Чтобы за счет злости вернуть твердость.

– Я, по-твоему, кто?! Наемный бандит? Солдаты не могут убивать спящих!

– Ох уж… не могут…

– Да!

– А ты, значит, солдат?

– А ты разве нет?

– Я… не знаю…

– Разве ты не давал клятву?

– Я? Да… да, я обещал. Конечно… Но я не хотел быть военным.

– Не важно, кем ты хотел. Важно, кто ты есть! – Лён снова попытался разозлить себя.

А Зорко смотрел вроде бы спокойно. И сказал без выражения:

– Ты же хотел ударить.

– Не важно, что я хотел. Важно, что не ударил…

– Это действительно важно, – согласился Зорко. Грустно и с капелькой насмешки. Да, страха в нем не было. И злости тоже. Стало ясно: Зорко просто не верит, что Лён может сделать ему плохое.

Лён скрежетнул зубами.

– Ты дурак, да? Не понимаешь, что это всерьез?

– Нет, я понимаю… – Зорко опустил голову. Большим пальцем ноги шевелил на песке полосатый каменный окатыш.

– Тогда слушай. Мы же не сможем переубедить друг друга! Перетянуть на свою сторону…

– Не-а… – Зорко еще ниже опустил голову.

– Тогда остается что…

– Что? – Зорко быстро глянул исподлобья.

– Когда встречаются солдаты двух армий, они воюют. Честно. Лицом к лицу.

– Лён, я не могу с тобой воевать. Ты сильнее… Я даже убежать не могу, я вчера пятку наколол, ступать больно… – Зорко виновато улыбнулся, словно речь шла об игре.

– Ты ничего не понимаешь! – с отчаянием сказал Лён.

– Нет, я понимаю… – Зорко сел прямо. И посмотрел прямо. – Лён, выхода нет, да? Один должен умереть?

“Как он просто об этом!”

– Да… Зорко…

Это прежнее “Зорко” вырвалось неожиданно. Лён даже испугался. А Зорко вдруг заплакал. Не морщась, не опуская лица.

– А вот реветь – это уже зря, – грубо сказал Лён. – Ничего от слез не изменится… Мне, между прочим, так же страшно, как тебе.

Зорко голой рукой вытер под носом.

– Я не потому, что страшно… Обидно. Все было так хорошо…

– Да. А теперь плохо, – согласился Лён с горьким злорадством. Не хватало еще разреветься и ему.

Зорко встал. Худой, обгорелый на солнце, решительный. К его ребрам прилипли сухие прядки водорослей.

– Что же нам делать, Лён?

– Я возьму в музее кремневые пистолеты. Стащу у старика пригоршню пороха. Вместо пуль загоним в стволы круглые гальки. Разметим дистанцию, как на дуэли…

Зорко грустно помотал головой.

– Лён, я не умею стрелять из настоящих… Ну, я сумею нажать, но все равно не попаду. И ты не попадешь… в меня…

– Это почему?!

– А почему не смог ударить камнем? – дерзко напомнил Зорко.

– Это… совсем другое дело. А сейчас будет по-честному.

– Ничего не будет. Я промахнусь, и ты промахнешься, – уверенно сказал Зорко. Теперь он прищуренно смотрел мимо Лёна. Куда-то в море. – У тебя дрогнет рука… Да и порох у старика крепко заперт.

– Это правда…

Правда, что порох не добыть и… что дрогнет рука…

– Что же нам делать? – угрюмо сказал Лён.

– Я не знаю…

“А может, ничего не делать? Взять Зорко за руку и уйти в дальние края? По лесным дорогам. Туда, где нет никакой войны… А где ее нет?..”

Лён толчком отодвинул прочь эту мысль – предательскую и трусливую. За которую его наградили бы презрением все, в том числе и этот умытый слезами Зорко…

Лён вспомнил знамена гвардейской школы, вспомнил кортик генерала. Вспомнил торжественный марш, который барабанщики играют в честь героев…

– Я знаю. Мы бросим жребий. Кто вытянет короткий стебелек, прыгнет со скалы на камни. Понял?

Зорко вздрогнул в ответ. Взглянул наверх.

– Не с этой, – сказал Лён. – Здесь не очень высоко. Вон оттуда. – Он затылком показал назад, где изгибался в сторону моря желтый каменный рог высотой с пятиэтажный дом. Под ним было нагромождение ракушечных глыб. – Там уж наверняка… Я даю слово, что исполню жребий. А ты?

– Хорошо…

Зоркино “хорошо” прозвучало очень уж обыкновенно. Может быть, Зорко просто устал от всего этого. Лён, по крайней мере, устал. Даже спать хотелось.

Зорко обошел Лёна и, прихрамывая, двинулся к тропинке.

Они поднялись на каменные зубцы. Слева была крепость, справа дамба через пролив и белый праздничный город. Слышен был многоголосый шум рынка, звон колоколов, музыка.

А впереди было очень синее море.

Скала острым треугольником вдавалась в эту синеву. Туда, на самую оконечность, тоже вела тропинка.

Зорко глянул вопросительно.

Лён нагнулся, сорвал два сухих стебелька.

Грело солнце, трещали кузнечики и горьковато пахло травой “Конская грива”.

– Вот смотри: длинный и покороче. Кто будет держать?

– Держи ты, – еле слышно решил Зорко

– Ты мне доверяешь?

– Конечно, – слегка удивленно сказал Зорко.

– Тогда… вот. Тяни…

Зорко прислонил к плечу голову. Согнутым мизинцем почесал подбородок. Вздохнул и потянул…

– Короткий…

У Лёна колотилось сердце. Он съежил плечи и отошел на несколько шагов. Оглянулся через плечо. Зорко тоже смотрел через плечо. На него, на Лёна.

– Лён…

– Что?

– Там под правой пушкой, под лафетом… плошка с сухими кузнечиками. Я собрал для Тиви… Ты отдай ему…

– Ладно…

– Лён…

– Что?

– Ничего! – Зорко поддернул трусики и побежал к обрыву по тропинке, сильно работая локтями. Там, у края, он вдруг остановился. Почесался ухом о поднятое плечо и прыгнул вниз.

Что сказала судьба

Это словно не он прыгнул, а сам Лён. Все в Лёне оборвалось, как при жутком падении во сне. И со всех сторон хлынул штормовой гул. Со свистом и режущим звоном. Лён сел на корточки, обхватил голову. А шум сменился пронзительной тишиной. И летел сквозь эту тишину откуда-то из дальней дали тонкий умоляющий крик:

– Лён!.. Помоги!… Лён!..

Лён метнулся к обрыву.

Зорко висел в метре от кромки, цепляясь за выступающий камень (как бедняга успел развернуться в первый миг падения?).

Беспомощно болтал ногами, извивался. Лицо было запрокинуто.

– Лён…

Лён упал на кромку грудью. Отчаянно потянулся. Вцепился в тонкие Зоркины запястья (и вдруг вспомнил, как они с Зорко вытягивали на памятник Динку).

– Держись… Цепляйся коленом…

Он вытянул Зорко.

Оба лежали, уткнувшись лицами в жесткую траву. Дышали со всхлипами. Наконец Зорко выговорил, не поднимая головы:

– Думаешь, я испугался?

Лён молчал. Потому что так и думал.

– Я… просто я не успел сказать… Я не хотел так сразу… Лён, я знаешь что хотел?

– Что?

– Помнишь, мы придумывали сказку про месяц? Я сочинил конец. Обидно, если никто не узнает. Я тебе сперва расскажу, а потом уж…

– Иди ты со своим месяцем…

– Лён… Я зажмурюсь, а ты меня толкни. Ладно?

– Дурак.

– И зачем мы только встретились? – Это Зорко спросил с такой тоской, что Лён дернулся, как от ожога. И сел.

– Затем, чтобы помешать друг другу! Мы воюем! Ты и я! И наши страны! Мы дали клятву!

– Я понимаю… – Зорко тоже сел. – Но ведь мы же могли и не встретиться. Ну, подумай! Меня могли там оттолкнуть, и я не забрался бы на памятник. Это же вот такой случайный случай! – Он поднял к лицу два сжатых пальца, словно держал букашку.