Рыцарская честь - Роберта Джеллис

Женщина в те времена считалась имуществом. Как лошадь или собака, она принадлежала мужчине, своему хозяину. Ее жизненное назначение было двояким: обслуживать своего господина, готовя ему пищу, одежду, ложе, и рожать детей — мальчиков, которым передавалось наследство, и девочек — для продажи в качестве невест и заключения кровных союзов между семействами. В родном доме Элизабет занимала несравненно более высокое положение и, будучи отличной хозяйкой, была доверенным лицом отца и его главной советчицей. За исключением королевы Мод с ее дураком-мужем Элизабет не знала ни одной женщины, замужество которой не привело бы к потере независимости, и потому уступить физическому влечению для нее означало потерять право свободно мыслить и действовать. Зажатая между диким желанием и страхом потерять свою независимость, столь важную для нее и завоеванную такой дорогой ценой, Элизабет теряла рассудок.

— Прошу тебя, Роджер, прошу тебя! — плакала Элизабет, сама не понимая, чего она больше жаждет — прекратить сладкую муку ласки или отдаться его объятиям тут же, немедленно, до конца.

Ее мольба остановила Роджера, он отстранил лицо, пытаясь понять, чего она просит. Закрытые веки Элизабет трепетали, а по лицу разлилась такая бледность, с которой не совладал даже яркий огонь камина. Испуг умерил страсть Херефорда.

— Элизабет! — Теперь он с осторожностью поддерживал ее голову на локте, повернув лицом вверх. — Элизабет, пропади весь мир, если я причинил тебе каплю страдания! Что с тобой?

— Пусти меня, пожалуйста, пусти.

— Я не держу тебя, но ты вся дрожишь! Тебе плохо? Позвать служанок?

— Не надо! — крикнула она, кусая губы и сдерживая слезы. Она скорее умрет, чем предстанет в таком виде.

— Успокойся. Скажи мне только, я все для тебя сделаю…

Элизабет молчала, изо всех сил сдерживая рыдание. Из сердца ее рвалось: «Поцелуй еще». Губы прошептали:

— Уйди, оставь меня.

Но встать она не порывалась, и Роджер ничего не понимал. Будь она чужой женой, это означало бы открытое приглашение действовать дальше: она же обещана ему, ей незачем притворяться, чтобы сохранить достоинство, и ее отчаянная бледность не была притворной. Но даже самое богатое воображение не могло подсказать Роджеру истинную причину ее смятения. По нему, женщина не была существом самостоятельным, она не знала свободы, и ей не дано было ее знать — примерно так, подобно всем мужчинам, рассуждал Роджер. Вместе с тем для него Элизабет была не «просто женщина», а потому он соглашался признать за ней свободу выбора. Гордость и независимость больше всего привлекали в ней Херефорда, а красавицы, хоть не всегда равные Элизабет, были для него не в диковинку.

— Если хочешь, я уйду, только скажи, как далеко и надолго. Может быть, ты чем-то расстроена сейчас и тебе надо какое-то время, чтобы прийти в себя, или ты уже раздумала выходить за меня замуж?

— Я обещала, — сказала она тихо и печально.

— Но чем я тебя обидел? — В голоее Херефорда послышалось раздражение, гордость его была задета.

Элизабет почувствовала это. Еще чуть-чуть, и он откажется от предложения, тогда она свободна. Он отпустил ее с колен и встал сам. Глаза ее были широко распахнуты, словно готовые выскочить, в них копились слезы. И опять ее слова не имели связи с тем, что думалось. Язык, казалось, жил сам по себе и не подчинялся ей.

— О Роджер, пощади меня! Я боюсь… Меня ничто и никогда так не пугало, как я боюсь тебя!

Он растаял, как редкая в апреле снежинка тает под лучами весеннего солнца. Элизабет опустилась на стул, а он оказался перед ней на одном колене с элегантностью танцора, всю жизнь репетирующего это па.

— Боишься меня?! Я не позволю волоску упасть с твоей головы и убью всякого, кто взглянет на тебя не так. Да не найти на свете человека, которого тебе надо бояться меньше меня!

— Я боюсь тебя не в этом смысле, — прошептала Элизабет.

— А в чем же? — Он поцеловал ей руку, и она затрепетала вновь. У Роджера мелькнула догадка, которая удивила его еще больше. Элизабет в общении с мужчинами всегда вела себя смело: Херефорд ясно помнил, как она делала ему такие откровенные намеки, которые его смущали, а порой и раздражали. «Так не была ли, — думал он, — ее отвага той бравадой, которой испуганный воин пытается взбодрить себя перед боем? Но воину предстоял бой, а Элизабет в поединки не вступала — или, может быть, вступала? Такая прелестная, богатая и скромная девочка могла казаться лакомым кусочком. Может, нескромность служила ей защитой?» — Не надо, не отвечай, — сказал он с нежностью. — Я не будут больше допытываться. Если хочешь, я уйду и оставлю тебя в покое, но если можешь меня выслушать, тo я хотел бы досказать тебе то, что начал, когда мы сюда пришли.

Он отошел от нее, оказавшись вне поля ее зрения, так что она испуганно охнула, когда он прикоснулся к ней, чтобы погладить.

— Видно, ты совсем не в состоянии слушать, но когда отец вернется, нам с тобой уже не поговорить.

— Я в порядке, — ответила Элизабет, прижимая ладони к щекам. — Слушаю тебя.

— Хорошо, тогда слушай. Когда мы с Гонтом начали разговаривать, не прошло и получаса, как он предложил совершенно открыто, чтобы я возглавил войско Глостера и возобновил мятеж.

Элизабет сидела сгорбясь, боком к огню, стараясь держать лицо в тени. Тут она резко распрямилась и повернулась к Херефорду. Услышанное ее ошеломило.

— А Глостер что?

— Мы с Гонтом встретили его в Бате… Ага, вот и закуска, что мне обещали. Я и не слышал, как вошла служанка.

Не слышала и Элизабет, мельком подумав, как бы служанка не разнесла по дому увиденное и услышанное здесь. Все ее внимание было сосредоточено на Роджере, и присутствие дворовой оставило в голове след легкого беспокойства.

— Этот человек для меня совершенно непонятен, он как будто и не мужчина вовсе. Не поверишь, Элизабет, он почти флиртовал со мной. — Здесь леди рассмеялась, и глаза их встретились, что заставило Херефорда, убоявшегося соединения взглядов, отойти к столу и налить себе вина. — Это так, между прочим, но ты бы посмотрела на него! Он крутил кольца на руке, строил глазки — умора! Но Гонт мне рассказывал, что у замка Кэри он вел себя геройски и вырвал победу в упорном сражении.

— Да-да, я знаю Вильяма, мне знакомы его штучки. А что он сказал о войске?

— Так уж одно к одному — разве может девица вести армию! Он не только согласился, сам упрашивал меня взять предводительство над его наемниками.

— И ты согласился?

— Конечно, как я мог упустить такой шанс? Разве я один…

— Роджер, ты просчитался. Если даже отец согласится поддержать тебя и ты прибавишь мою долю, то все равно не сможешь содержать…