Да, та самая миледи - Юлия Галанина

Мне нравилась та откровенность, которая царила в наших беседах, и сейчас я тоже не собиралась что-то скрывать. Тем более было ясно, что эти вопросы что-то определят для епископа и, очень возможно, для меня.

— Не без моего давления Вы решили родить ребенка. Сейчас Вам будет очень тяжело с ним на руках. Есть возможность оставить дитя на воспитание в этом монастыре.

— Я не исключаю этой возможности, — осторожно сказала я, — но если есть хоть малейший шанс, я бы предпочла, чтобы оно было со мной. Ведь если я хочу, чтобы ребенок и правда был моим, то нужно не только родить, но и воспитать его рядом. Я не хочу его отдавать. Это дитя не сирота, у него, слава богу, здоровая и красивая мать, которая найдет способ его прокормить.

— Бесподобно, — не удержался и фыркнул, как мальчишка, епископ, — похоже, Вы молниеносно усваиваете уроки, и что особенно в Вас поражает, как точно Вы определяете свои возможности. Здоровая и красивая, так оно b есть.

— Я всего лишь честно ответила на Ваш вопрос, Ваше Преосвященство! — обиделась я. — Да, я поневоле думаю, каким образом жить дальше, и, естественно, принимаю в расчет все, чем наделена.Время сказок дляменя, к сожалению, кончилось.

— Ради бога, сударыня, извините меня за иронию. Но со своей стороны я тоже очень обеспокоен Вашей дальнейшей судьбой.

— Ваше Преосвященство, Вы помогаете всем попавшим в беду девицам, встретившимся на Вашем пути? — теперь уже съехидничала я.

— Разумеется, — невозмутимо подтвердил епископ. — Таков мой христианский долг. А поскольку сейчас, во время некоторого за-хишья в моей жизни, я работаю над трудом, который хочу назвать «Наставление христианина», то, разумеется, я не могу не выполнять те нормы, которые сам проповедую.

— Будьте так любезны, подарите мне один экземпляр Вашего произведения, когда оно появится в печатном виде. Я пошлю его графу де Ла Фер.

— Сударыня, это не шутки! — резко сказал епископ. — Не цепляйтесь за прошлое, живите только настоящим и будущим. В конце концов, не у каждого есть возможность начать все заново. Я не мог не думать о Вашей жизни, потому что Вы обладаете рядом очень необычных для дамы качеств, которые могут мне пригодиться. В беседах с Вами я тоже определял Ваши возможности. У меня к Вам есть совершенно конкретное предложение. Выслушайте его внимательно.

— Я Вас слушаю.

— Я предлагаю Вам покинуть Францию и с новым именем перебраться в Англию. Там Вы будете моими глазами и ушами, тайным проводником моей политики. Во Франции Вы все равно мертвы. Подумайте.

— Я согласна.

— Сударыня, Вы понимаете, что я Вам предлагаю?

— Да.

— Все-таки подумайте, этот шаг поменяет всю Вашу жизнь. И может быть, не в лучшую сторону. Окончательный ответ Вы дадите завтра.

Епископ ушел.

Положив руки на тугой живот, я думала.

После принятия его предложения мое определение в устах благородных людей будет звучать примерно так: «грязная шпионка». Будет ли это трогать меня? Нет. Кому, как не мне, знать, что видимость зачастую весьма отличается от действительности. И я приложу все усилия, чтобы создать эту видимость.

Пугает ли меня то, чем я должна буду заниматься? Не пугает. Идеи епископа Люсонского совпадали с тем, что думала я сама о том, что творится с Францией. Мне хотелось помогать ему во всем, и в его врагах я была готова увидеть своих врагов.

И наконец, с такой мощной поддержкой начать новую жизнь было куда проще. И это тоже мне очень понравилось.

— Монсеньор, я по-прежнему согласна, — заявила я епископу на следующее утро.

— Очень хорошо. Когда Ваше принципиальное согласие получено, все значительно упрощается. Раз Вы хотите оставить ребенка у себя, то в Англию прибудет молодая вдова. Это даже лучше. Правда всегда удобнее лжи, она рождает состояние уверенности в себе и дает возможность спокойно спать по ночам. Так что полностью одобряю Ваше решение. Отныне Вас зовут Шарлотта. Привыкайте к новому имени, Вы не должны вздрагивать, слыша его. А пока не пришло время рожать, Вы займетесь изучением английского языка. Вот видите, все образовалось, как я и предсказывал.

— Ваше Преосвященство, у меня такое чувство, что, снимая меня с дерева, Вы уже знали, куда приспособите…

— Да, нрав у Вас, сударыня, что бритва. Нет, снимая Вас с дерева, я руководствовался лишь простыми человеческими чувствами, и если бы была возможность родственникам Вас забрать, Вы бы давно были дома. Но Вы же видите, как все повернулось. А так я нашел возможность, когда Вы будете очень полезны мне, а я, в свою очередь, буду полезен Вам. Тучи надо мной пока опять сгущаются, дошли слухи, что мне грозит почетная ссылка в Авиньон, подальше от королевы-матери. Будем надеяться, что это не произойдет до Вашего отъезда в Англию. Мне бы очень хотелось стать крестным отцом ребенка, который появится на свет не без моего участия.

— Вы очень красиво говорите, сударь, я право жалею, что Ваше участие в возникновении этого ребенка так скромно. Я согласна не только на то, чтобы Вы были крестным отцом, я была бы совершенно не против, чтобы Вы были просто его отцом, настолько я прониклась к Вам симпатией. — Теперь, когда важные дела решились, можно было и пошалить.

— Сударыня, я вижу, Вы полностью оправились от своей болезни, — опять напустив на себя невозмутимый вид, ответил епископ Люсонский. — Рад за Вас, дорогая Шарлотта.

Ну, разумеется, я вздрогнула, услышав свое новое имя.

Прошло несколько месяцев. В положенное время я родила.

Когда повитуха показала мне мокрый сизый комочек, состоявший, похоже, только из вытянутой головы и круглого живота, к которому были прилеплены паучьи лапки, он не только не был похож на де Ла Фера, он вообще мало напоминал человека.

А когда существо открыло мутные голубые глаза, которые вращались независимо друг от друга, и тоненько запищало, то я поняла что это мое и за него я перегрызу горло любому.

«Девочка!» — гордо сказала повитуха.

В конечном итоге де Ла Фер должен благодарить этого ребенка за то, что остался жив. Мой надувающийся с каждым днем живот удерживал меня в монастыре, а к тому времени, как я разрешилась от бремени, граф уже таинственно исчез, и ходили слухи о его смерти. Если бы не это обстоятельство, ничто не помещало бы мне отправить его в мир иной. Возможно, тогда бы пришлось вспоминать о совсем иных приключениях…

Я быстро оправилась от родов, и настал такой день, когда молодая вдова Шарлотта Баксон в сопровождении корзинки с новорожденной и крепкой нормандской кормилицы, такой же удойной, как знаменитые нормандские коровы, стояла на берегу пролива Па-де-Кале. Было ветрено и холодно.

В голове у меня звучали строки из той самой тетради молодого Ришелье, которую он составлял, готовясь покорить двор. Епископ Люсонский любезно сделал мне копию в качестве пособия:

«Необходимо регулярно бывать в свете, на званых приемах и обедах, но не искать этих приглашений самому и постоянно сохранять достоинство.

Быть на равных со всеми, не отдавать откровенного предпочтения кому-либо, больше молчать и больше слушать, но не изображать из себя меланхолика или равнодушного. Когда кто-то говорит, обнаруживать живой интерес.

Собственное мнение излагать уважительно по отношению к собеседнику и ни в коем случае не резюмировать беседу и тем более не выносить осуждающих вердиктов.

На светских приемах говорить только о вещах, которые не будут скучными для присутствующих и в то же время не представляют интереса для отсутствующих, самые удобные темы — история и география. В разговоре избегать назидательности и не демонстрировать сверх меры своих познаний.

Надлежит быть скромным, сдержанным, не возбуждать подозрений знаниями, выходящими за пределы общеизвестных фактов. Демонстрация своих способностей может сослужить плохую службу. Если кто-либо рассказывает что-то новое, нужно без ложного стыда воспользоваться этим для расширения своей культуры, а при случае пересказать услышанную историю.

Избегать ненужной переписки, но всегда и сразу отвечать на полученные письма. Тщательно продумывать ответ, чтобы он не принес ни тебе, ни твоему адресату никакого вреда, даже в перспективе.

Запечатывать письма только в последний момент, чтобы иметь возможность добавить туда несколько фраз.

Опасные письма непременно сжигать, не доверяя их даже тайным шкатулкам. Снимать копии со своих наиболее важных писем и держать их при себе.

Тщательно скрывать собственные замыслы и оберегать доверенные чужие секреты: одно неосторожное слово может разрушить любой, самый хитроумный план. Быть осторожным в разговоре даже с близкими друзьями: ибо именно они могут доставить самые крупные неприятности своей осведомленностью. Когда некоторые вещи сорвались с языка или оказались на бумаге, их уже нельзя взять обратно»[8].

Несмотря на то что правила поведения в обществе молодого, стремящегося к блестящей карьере человека и красивой молодой дамы немного различны, эти наставления были очень полезны для моей дальнейшей деятельности.