Страда речная - Геннадий Солодников

Такое состояние, успокаивающее и врачующее, Виктор впервые испытал в маленьком городке Кингисеппе на острове Сааремаа. Золотым сентябрьским днем он бродил по мощеным узким улочкам, отбившись от матросов-приятелей, отправившихся искать укромную пивную. Аккуратные островерхие домики улыбались ему разноцветными черепичными крышами. Ласкали взгляд чистенькие, все в цветах, садики за низкими заборчиками, сложенными из валунов. Долетавший со взморья ветер ворошил широкий воротник на плечах, играл лентами бескозырки. С обостренным интересом Виктор наблюдал вокруг чужую жизнь, вглядывался в лица прохожих, и они представлялись привлекательными, добрыми и счастливыми. И ему самому казалось, что он очень хорошо и радостно живет на земле…

Уже давно все утихомирились, а Виктор все еще валялся одетым на смятой постели. В низком оконце — ни неба, ни звезд. Темная вода невидимо струилась вдоль бортов, парная от дневного жара, равнодушная ко всему. Наткнувшись на якорную цепь, она лениво взбулькивала и что-то бормотала, обегая тупой нос судна.

Стараясь невольно оправдать себя за горячность, за глупое мальчишеское поведение, Виктор в который раз перебирал в памяти события, связанные со злополучным мотором.

Еще когда получали его в Сысольске, сразу же пошли разговорчики.

— Ижышкатели нажываетшя! Один подвешной мотор шунули, да и тот подержанный. Кошмичешкий век, а мы опять ломай хребты на гребях. Где это видано? — зудел десятник.

— Эх, Харитон, Харитон. Старый ты человек, а мудришь где не надо, — выговаривала Капитолина Тихоновна. — Все прикидываешься слепым и глухим. Тебе что, промерного катера мало? Да и тот не везде понадобится. Мы где работать будем? В верховьях, на небольшой реке — ни глубин, ни простора. Подвеска нам на всякий случай, для разъездов — потому и дают.

— Нет, не шкажи, Тихоновна, — не сдавался десятник. — Шравни ш геологами. У них и вертолеты, и тягачи-веждеходы, и рации новехонькие.

— А у нас техники нет? Будто не знаешь, на водохранилищах и на больших реках этих раций в некоторых партиях вон сколько понатыкали: и на промерном катере, и в чертежке, и у техников. А нам пока и без этого обходиться можно.

— Што там говорить, — отмахивался Харитон. — В жагоне мы, пожабыты-пожаброшены. А платят как? В полтора-два ража меньше. Ноги же по лешу ломаем, комаров кормим одинаково.

— Это ты-то ноги ломаешь? Может, в палатке живешь, у костра ночуешь, месяцами грязь с себя не отпариваешь? — разошлась Капитолина Тихоновна, видя, что все прислушиваются к разговору. — И чего человек прикидывается? Обязательно ему побрюзжать надо. Ты же как в плавучем доме отдыха живешь. Каюта сухая, чистая. Тут тебе и электричество, и все прочее. Мокрый пришел, продрог, захотел — баньку истопил. Дело сделал на одном месте — подойдет катерок, дальше потащит. А ты сидишь, в окошечко поглядываешь да табак смолишь. Геологи… Да ты с ними и месяца бы не выдержал.

— Все-таки, Тихоновна, лучше бы два мотора, мало ли на плесе что может случиться, — вступил в разговор шкипер.

— А кто спорит? Об этом и надо говорить, а не рассуждать вообще. Не все сразу делается. Как Вениамин поет в своей песенке: «А пряников сладких всегда не хватает на всех…»

И надо же случиться, что мотор запорол именно Виктор!

Произошло это после отъезда Капитолины Тихоновны. Они тогда очень торопились: хотелось к возвращению начальницы закончить промеры сложного речного колена с разветвлениями-рукавами, которое кто-то из впервые прошедших здесь изыскателей очень точно окрестил Чертовой вилкой.

Виктор, как обычно, выехал на засечки. Выехал пораньше, на лодке с подвесным мотором. Быстро установил инструмент. Насадил на колышек огромный брезентовый зонт, наклонил его так, чтобы он прикрывал от лучей и Витькину голову, и квадратный планшет на треноге.

С рулевым веслом-кормовиком в промерной лодке сидел Венька. По правому, высокому берегу со створными вешками ходили Настя и Асия. На левый — низкий и местами заболоченный — вышел Харитон. Его обычное место в лодке — наметчиком, но с утра он долго охал, жаловался на колотье в крыльцах — под лопатками, болезненно морщился. Пришлось уговорить шкипера денек понаметывать. Мартыныч на это сговорчивый, согласился сразу, да только наметчик из него уж не тот, не сравнишь с Харитоном. Тут десятнику равных нет, мало таких специалистов осталось: редко ведутся промеры вручную. Посмотришь — кожа да кости, а сила в руках имеется. И главное, есть у него чувство ритма: не опешит, не тычет наметкой как попало, но я паузы не затягивает. Промер от промера, точка от точки у него всегда на равных расстояниях. Об этом беспристрастно говорили засечки на планшете. В лодке он ведет себя деловито, без болтовни. Молча сверкает очками из-под надвинутого козырька фуражки, когда выкрикивает глубину, и косится при этом на Любу, ведущую записи в промерной книжке, да похлопывает себя по клеенчатому фартуку, помогая скатываться каплям воды.

Работа спорилась. На открытом месте тянул ветерок, он задувал Виктору под легкую рубашку, освежал лицо, отгонял комаров. Они не так сильно жалили открытую шею, осыпали руки, не лезли, как обычно, в самые глаза.

На двадцатом профиле, когда лодка была у левого берега, Виктор случайно поймал пересечением нитей в окуляре створную вешку Харитона. Машинально глянул на планшет. Срез линейки проходил заметно левее нужного пикета — отметки расстояния на магистрали. Или неправильно выставлена вешка, или он ненароком сбил планшет. Но рассуждать было некогда. С лодки давали уже пеструю отмашку — красным и белым флажками враз: «Внимание! Начинается новый заезд». Виктор решил засечь этот профиль как есть и прильнул к окуляру.

Он механически делал засечки, а сам все думал: что же могло произойти? После обеда он проверял установку инструмента — все было в норме. Что-то, видимо, намудрил Харитон.

Вот и следующий профиль. Слева, над низким кустарником, качнулась и встала вешка, заполоскал на ветру флажок. На противоположном берегу на нужном пикете такую же выставила Настя. Асия в створе этих двух вешек поставила третью, отнеся ее подальше от берега. Под яром над лодкой вскинулись крест-накрест два флажка. Виктор не отвечал. Он навел трубу на харитоновскую вешку. Кромка линейки снова прошла мимо заданного пикета. И тут Виктор вспомнил, что там, в кустах, болотина. Обойти ее никак нельзя. Они с Райханой, прокладывая магистраль, тянули мерную ленту среди мокрых кочек по колено в воде.

Под яром неистово размахивали флажками: «Ослеп, что ли? Или уснул?» Виктор в ответ несколько раз крутанул красным полотнищем: «Угомонитесь! Задержка». И бросился под берег к лодке.

Мотор завелся с первого рывка. Виктор дал газ и помчался напрямик, на харитоновскую веху.

Как он ни спешил, но, пока выдернул нос лодки на берег, пока продирался сквозь ивняк и мелкий ольховник по болотине, Харитон опередил его и уже топтался возле пикета, надсадно кхакая, всаживал гладкий шест поглубже.

— Ты куда вешки ставишь? — налетел на него Виктор.

— Как куда? На магиштраль. Вон как промок, — невинно ответил десятник и выставил ногу в раскисшем ботинке.

— Чего ж не разделся-то? — Виктор не скрывал ни своей иронии, ни неприязни к десятнику. Теперь он был абсолютно уверен, что, лишь услыхав звук мотора, Харитон поневоле полез в болото.

— А что мне раздеваться, я не девка, — прицепился тот к оговорке техника. — Оголятьшя не те годы. — Харитон нервно хихикнул и переступил с ноги на ногу.

Разом навалились комарье и мошка, нудно заныли в уши, полезли в глаза, в рот. Отмахиваясь от гнуса, Виктор огляделся. Чуть поодаль, метрах в пятнадцати-двадцати от магистрали, пологой подковой тянулась сухая гривка с низкорослым березняком. От нее в ржавой осоке просматривался чуть приметный след: только что прошел Харитон. Но Виктор понял, что десятника не возьмешь такой зыбкой уликой.

— А где веха стояла только что?

— Нигде.

— Как не стояла? На том берегу уже створ выставили, из лодки мне пестрым махали.

— Я за тот берег не в ответе, — успокоившись, осмелел Харитон. — А промерщиков мне из куштов не больно-то видно.

— Ладно. Пойдем.

— Куда пойдем? — заметно испугался Харитон.

— 'Пойдем, говорят! — Виктор взял десятника за рукав парусиновой куртки и потянул за собой.

Отмерив шагами метров пятьдесят, Виктор стал искать пикет. Он белел чуть левее, метрах в трех от них, на широкой кочке с выгоревшей травой.

Харитон шагнул было дальше, но Виктор осадил его:

— Стой! Какой ты сейчас профиль выставлял?

— Двадцать первый. А что? — забеспокоился Харитон.

— А то! Предыдущий, двадцатый профиль, должен быть вот на этом пикете. А теперь сам посмотри вокруг. Кто-нибудь к нему подходил? Молчишь. Или, может, ямку от вехи на кочке будем искать — твои несуществующие следы? Останутся они для потомков. Огрехом на карте…