Король-Бродяга (День дурака, час шута) - Евгения Белякова

Ах, можете ли вы представить себе, как капля за каплей уходит грязь из души, как мелочные желания (взять, разорвать, заставить, согнуть, впиться) уступают место чему-то настоящему, чистому? И стократно ценнее такой подъем, со дна самой глубокой пропасти, к вершинам самых высоких гор… Нет, не можете. У каждого свой путь. Взбираться, оскальзываясь и раздирая пальцы в кровь, а бросишь взгляд вниз — там манит, сверкая маслянисто и черно, самое темное желание, обещая, завлекая…

Я стал романтичным. Мягким. Восприимчивым, даже добрым. Чувствительным. Вы не поверите. Она полюбила меня. И, конечно, я ее потерял.

Одно лишь скажу еще — именно из-за нее я стал актером. В память о ней.

Помню, как сидел у постели, сжимая в руках ее холодеющие пальцы, а вокруг толпились лекари. Один из них, вероятно, самый храбрый (ведь все знали, что король скор на руку, причем на руку палача, в которой зажат топор), сказал мне прерывающимся голосом:

— Она умерла, сир. Ее душа отлетела в сады Богов.

Я молчал. Боялся, что начну поносить судьбу, отнявшую у меня самое любимое и драгоценное. Судьбу, что дала мне только два года счастья… Нет, даже меньше. Моя любовь сделала из меня человека лишь через несколько месяцев, с того дня, как я увидел мою будущую жену танцующей в зале. Еще месяц я доказывал, что достоин ее любви. Столько времени упущено… Времени, которое мы могли быть вместе…

— Моя жена… мертва.

Никто не стал поправлять меня. Ни у кого не хватило смелости напомнить королю, что женщина, лежавшая на постели перед ним, не была его женой — разве что в сердце. Лекари задвигались, пятясь от кровати.

— Мы сделали все возможное… И все невозможное. Даже позвали знахарку, но ее травы тоже оказались бессильны… — лекарь кивнул на старуху, тряпичным комом скорчившуюся в углу.

Короли не плачут. Никогда — это я знал по себе. Я поцеловал кончики пальцев женщины, которую любил, и молча пошел к выходу. Перед глазами все вертелось: лица целителей, будь они прокляты, золотые кисти на балдахине, ее белые щеки и потускневшие волосы. У самого порога в меня вцепилась костлявая рука. Я остановился, глянул вниз — на меня смотрела старуха. Она что-то говорила, ее губы шевелились, и я наклонился поближе, чтобы разобрать, что она там бормочет.

— Она хотела сохранить… — только и можно было разобрать, и еще: — …калея красная, чемерица, мед и черный корень…

— Старая карга сошла с ума, — бесцветным голосом сказал я, выдергивая руку. — Казните ее на площади. Или… — ну вот, моя любовь всего лишь две минуты как не дышит, а я уже снова готов дарить смерть. Нельзя… Но как же больно, а когда больно тебе одному — во сто крат мучительней! — Нет, я… дайте ей золота и отпустите.

Я вышел, пошатываясь, в коридор, где меня ждал Советник. По моему лицу он все понял.

— Распорядись на счет похорон, Паскаль.

Он склонил голову.

— Да, Ваше Величество.

— Похороните ее, как королеву, слышишь?

— Все будет сделано, Ваше Величество.

Я прошел к себе в комнату, по пути встретив несколько слуг с испуганными лицами. Тяжело сел на кровать, где мы с моей Ивонн… Так недавно. Мне казалось, закрою глаза — и увижу ее, нежащуюся на постели. Я хотел ребенка от нее, пусть даже внебрачного, бастарда — все равно. Советник и все вокруг, знать, бароны и герцоги, косо смотрели на нашу связь, Паскаль даже уговаривал меня жениться для виду, на какой-то там… не помню.

Комната стала будто бы темнее, стены сдвинулись. Никогда ни я, ни этот замок уже не будем прежними.

Вошел Паскаль, без стука — но я не обратил внимания, просто кивнул ему в ответ на его поклон.

— Ваше Величество, приготовления… все сделано.

— Быстро ты…

— Я всего лишь стараюсь хорошо исполнять свой долг.

— Так ли это? — я разгладил покрывало синего бархата. — Так ли ты хорошо мне служишь, как говоришь? Почему ты не предотвратил… это?

— Нельзя предугадать все, сир.

Я согласно кивнул. В этом он прав, черт подери. Нельзя…

— В чем ее похоронят? У нее было любимое платье, василькового цвета, оно так шло к ее светлым волосам… И вот еще.

Я подошел к комоду красного дерева, стоящему напротив кровати. Открыл ящик и достал ее портретик размером с ладонь, в золотой рамке, написанный придворным художником всего месяц назад, когда она была еще свежа, как роза.

— Странное дело, Паскаль. Вот ее портрет, всего лишь мазки краски в определенном порядке, несколько волосков от кисти, причудливое сочетание оттенков… Казалось бы — ничего особенного, но сердце мое трепещет при взгляде на эти краски. Возьми этот потрет, и положи вместе с ней. Похоронить ее надо рядом с моей матерью, Ивонн тоже любила цветы. Разбейте клумбу…

Он кашлянул.

— Ваше Величество, это невозможно.

— Что?

— Ивонн… леди Ивонн не может быть похоронена вместе с королевской фамилией.

— Ты шутишь. Она будет лежать там!

— Нет.

Впервые на моей памяти Советник ответил мне прямым отказом. Раньше — увертки и словесная завеса, 'ах, извините, но вероятность этого столь мала, что…' и прочее — я настолько удивился, что даже забыл разозлиться. И это Паскаль, ни разу в жизни не давший прямого ответа на вопрос! Паскаль, который всегда говорил мне, что его задача — лишь служить, советовать и направлять…

— Есть вещи, Ваше Величество, которые нельзя преступить. Интересы Короны…

Я начал медленно впадать в яростное оцепенение. Сказывалась кровь моего папаши.

— Короны? Корона, как ты мог заметить, на моей голове! — Я с силой сдернул с головы будничный венец, всего-то с десятком алмазов и рубином в середине, и сунул ему под нос. — Вот Корона! Это ее интересы я должен блюсти, отправляя тело моей жены гнить на задворках?

— Со всем моим уважением, сир, она не была Вам женой. И какая разница, где будут покоиться ее останки… Она и сама была бы против, я уверен…

— Я делаю это не для нее, а для себя!

Паскаль мигом понял все, недосказанное мной.

— Вашей вины в ее смерти нет, сир. Вы не должны ничего доказывать, все знали, что вы любили ее.

— Знали, и плевались ядом! — Я тяжело дышал, с трудом сдерживаясь. В одной руке ее портрет, в другой корона, чьи зубцы врезались мне в ладонь. — Ядом… — страшная догадка осенила меня. — Ее отравили!

— Нет, сир, нет!

Я ринулся прочь из комнаты, и почти достиг порога, как вдруг обнаружил, что на моей руке повис лорд Советник, весом своего тела удерживая меня.

— Сир остановитесь, не совершите ошибки! Я могу доказать!

— Что?!

— Смерть вашей… возлюбленной наступила вовсе не от яда!