Нона - Стивен Кинг

Я сделал один выстрел, но пуля летела слишком низко. Поднялся огромный фонтан снега и обсыпал его с ног до головы. Тогда он испустил громкий крик ужаса и побежал, совершив гигантский прыжок над лежащим на дороге проводом. Я выстрелил еще раз и снова промахнулся. Он скрылся в темноте, и я мог забыть о нем. Он больше не мешал нам. Я вернулся назад к машине.

"Нам придется идти пешком", - сказал я.

Мы прошли мимо распростертого тела, перешагнули через искрящийся провод и пошли, следуя за далеко друг от друга расположенными следами убежавшего человека. Некоторые сугробы доходили ей почти до колен, но она все время шла чуть-чуть впереди меня. Оба мы тяжело и часто дышали.

Мы взошли на холм и спустились в узкую ложбину. По одну сторону стоял покосившийся, опустевший сарай с выбитыми окнами. Она остановилась и сжала мою руку.

"Здесь", - сказала она и показала в другую сторону. Даже сквозь ткань пальто ее пожатие показалось мне сильным и болезненным. Ее лицо превратилось в сияющую, торжествующую маску. "Здесь. Здесь".

По другую сторону от ложбины было кладбище.

Мы приблизились, увязая в сугробах, и с трудом вскарабкались на покрытую снегом каменную стену. Конечно, я уже бывал здесь. Моя настоящая мать была из Касл Рока, и хотя они с отцом никогда не жили здесь, тут оставался их участок земли. Это был подарок матери от ее родителей, которые жили и умерли в Касл Роке. Когда я был влюблен в Бетси, я часто приходил сюда почитать стихи Джона Китса и Перли Шелли. Может быть, вы и скажете, что это глупое, детское занятие, но я так не считаю. Даже сейчас. Я чувствовал свою близость к ним, они меня успокаивали. После того, как Эйс Меррил вздул меня, я никогда больше не приходил сюда. До тех пор, пока меня не привела сюда Нона.

Я поскользнулся и упал в рыхлый снег, подвернув лодыжку. Я поднялся и заковылял, опираясь на дробовик. Тишина была бесконечной, неправдоподобной. Снег мягко падал вниз, засыпая покосившиеся надгробия и кресты, хороня под собой все, кроме проржавевших флагштоков, на которые цепляют флажки в День Памяти и День Ветеранов. Тишина бь1ла ужасна в своей необъятности, и впервые я ощутил настоящий ужас.

Она повела меня к каменному зданию, возвышающемуся на склоне холма на задворках кладбища. Склеп. Засыпанная белым снегом гробница. У нее был ключ. Я знал, что у нее окажется ключ. Так оно и было.

Она сдула снег с выступа на двери и нашла замочную скважину. Звук поворачивающегося в замке ключа словно царапал по темноте. Она налегла на дверь и распахнула ее.

Запах, вырвавшийся оттуда, был прохладным, как осень, прохладным, как воздух в погребе Холлисов. Я почти ничего не мог различить внутри. Только мертвые листья на каменном полу. Она вошла, выдержала паузу и оглянулась на меня через плечо.

"Нет", - сказал я.

"Любишь?" - спросила она и рассмеялась.

Я стоял в темноте и чувствовал, как все начинает сходиться в одну точку - прошлое, настоящее, будущее. Мне хотелось убежать, убежать с криком, убежать так быстро, чтобы суметь вернуть назад все события сегодняшнего вечера.

Нона стояла и смотрела на меня, самая красивая девушка в мире, единственное существо, которое я когда-либо мог назвать моим. Она сделала жест, проведя руками по телу. Не собираюсь объяснять вам, что это был за жест. Если бы вы видели, вы бы все поняли.

Я вошел внутрь. Она закрыла дверь.

Было темно, но я все прекрасно видел. Внутренность склепа была освещена ленивым зеленым пламенем. Языки его змеились по стенам и по усыпанному листьями полу. В центре склепа стояла гробница, но она была пустой. Она была усыпана увядшими розовыми лепестками, словно здесь по древнему обычаю невеста совершила жертвоприношение. Она поманила меня и указала на маленькую дверцу в дальней стене. Маленькую, незаметную дверцу. Я был охвачен ужасом. Я думал, что все понял. Она использовала меня и посмеялась надо мной. Теперь она собирается меня уничтожить.

Но я не мог остановиться. Я подошел к той дверце, потому что я должен был это сделать. Беспроволочный телеграф между нами продолжал работать на волне того, что я ощутил как ликование - жуткое, безумное ликование - и торжество. Моя рука потянулась к дверце. Она была объята зеленым пламенем.

Я открыл дверцу и увидел, что было за ней. Там была девушка, моя девушка. Она была мертва. Ее глаза бессмысленно смотрели в склеп. Прямо в мои глаза. От нее пахло украденными поцелуями. Она была обнажена. Ее тело было разрезано, от горла до промежности, и вывернуто наизнанку. И в ней копошилось что-то живое. Крысы. Я не мог их разглядеть, но я слышал, как они роются в ней. Я понял, что через мгновение ее пересохший рот раскроется и она спросит, люблю ли я ее. Я отпрянул. Все мое тело онемело. Сознание было окутано черным облаком.

Я повернулся к Ноне. Она смеялась и протягивала мне руки. И во внезапной вспышке озарения я понял, я понял, я все понял. Последнее испытание. Последний экзамен. Я выдержал его, и я был свободен!

Я вновь повернулся к дверце, и, конечно, это оказался всего лишь пустой каменный чулан, усыпанный мертвыми листьями.

Я пошел к Ноне. К моей жизни.

Она обвила руками мою шею, и я прижал ее к себе. Именно в тот миг она начала меняться, сморщиваться и течь, как воск. Большие темные глаза стали маленькими и круглыми. Волосы стали жесткими и изменили цвет. Нос укоротился, ноздри расширились. Тело ее навалилось на меня.

Я оказался в объятиях крысы.

"Любишь?" - завизжала она. "Любишь? Любишь?"

Ее безгубый рот потянулся к моим губам.

Я не вскрикнул. Я не в силах больше кричать. Сомневаюсь, что хоть что-то может заставить меня сделать это после всего, что со мной произошло.

Здесь так жарко.

Я не против жары, совсем нет. Мне нравится потеть, если можно потом принять душ. Пот всегда казался мне хорошей штукой, признаком настоящего мужчины. Но иногда в такой жаре заводятся кусачие насекомые, пауки, например. Знаете ли вы, что самки паука жалят и съедают своих дружков? Сразу после полового акта.

И еще, я слышу шорох за стенами. Мне это не нравится.

Я писал много часов подряд, и кончик моего фломастера совсем измочален. Но теперь я кончил. И вещи предстали передо мной в несколько ином свете. Все теперь выглядит совершенно иначе.

Можете себе представить, что на какое-то время им почти удалось убедить меня, что я сам совершил все эти ужасные вещи? Эти люди из столовой для водителей, этот парень, которому удалось убежать от меня. Они утверждают, что я был один. Я был один, когда они нашли меня почти замерзшим у символических надгробий моего отца, моей матери, моего брата Дрейка. Но это говорит только о том, что она ушла, вам это должно быть ясно. Это ясно и дураку. Но я рад, что она ушла. Я действительно рад. Но вы должны понять, что она все время была со мной, на протяжении всего пути.