Жертвоприношение - Шэрон Болтон

У меня промелькнула мысль, что если бы я кого-нибудь убила, то именно так и поступила бы, даже если бы убийство произошло на самом острове. Протяженность береговой линии Шетландских островов составляет примерно тысячу четыреста пятьдесят километров, и это при том, что их общая площадь лишь тысяча четыреста шестьдесят восемь квадратных километров. Соотношение достаточно необычное. Ни на одном из островов просто нет места, от которого до берега было бы больше восьми километров, и нет ничего проще, чем достать лодку. Достаточно всего лишь отплыть на пару километров от берега, привязать к мертвому телу груз и выкинуть его за борт. Это значительно проще и надежнее, чем закапывать труп на острове. Да и шансы, что его найдут, будут практически равны нулю.

В этот момент одновременно раздались сигналы моего и Гиффорда пейджеров. Наконец доставили кровь для Дженет Кеннеди. Полицейские поблагодарили нас за сотрудничество и отправились в аэропорт – встречать группу специалистов, которые должны были прибыть с большого острова.

Час спустя, когда все благополучно завершилось и за жизнь Дженет можно было не опасаться, я снова оказалась в своем кабинете, где попыталась собраться с силами для возвращения домой. Я стояла у окна и смотрела на сгущающиеся сумерки, наблюдая за грядой облаков, надвигающейся со стороны моря. Мое лицо смутно отражалось в оконном стекле. Обычно я переодеваюсь перед тем как отправиться домой, но сейчас на мне по-прежнему были брюки хирурга и одна из облегающих нижних рубашек, которые я всегда надеваю под рабочий костюм, когда отправляюсь в операционную. От усталости кололо между лопатками, и я завела руки за спину, пытаясь достать до болезненного места и хоть как-то помассировать его.

Внезапно на мои плечи опустились две большие теплые ладони. Вместо того чтобы подпрыгнуть на месте от испуга, я расслабилась, и мои руки бессильно повисли вдоль тела.

– Встань ровно и потянись кверху как можно сильнее, – скомандовал знакомый голос. Я послушно выполнила указание. Гиффорд начал массировать мне плечи. Было почти больно. Честно говоря, было даже очень больно. Мне хотелось протестовать. Меня смущал не только физический дискомфорт, но также двусмысленность и некорректность сложившейся ситуации. Я не произнесла ни слова.

– Теперь вытяни руки в стороны, – снова раздался голос Гиффорда. И я снова послушно выполнила указание. Гиффорд обхватил руками мою шею и потянул вверх. Мне опять захотелось возразить против такого бесцеремонного обращения, но я вдруг обнаружила, что не в состоянии произнести ни слова. Потом Гиффорд резким движением повернул мою голову вправо и отпустил меня.

Я обернулась. Боль отпустила. Между лопатками ощущалось лишь приятное покалывание, а чувствовала я себя просто великолепно, как будто проспала двенадцать часов подряд.

– Как ты это делаешь?

Я была босиком, без каблуков, и Гиффорд возвышался надо мной как гора. Невольно отступив на шаг, я уперлась в острый край подоконника.

Гиффорд насмешливо улыбнулся.

– Я же врач. Хочешь выпить чего-нибудь?

Кровь прилила к моим щекам. Внезапно я почувствовала смущение, как девчонка. На часах было без четверти семь.

– Нам необходимо кое-что обсудить, а следующие несколько дней я буду завален работой, – сказал Гиффорд. – Кроме того, мне кажется, что сейчас тебе просто необходимо выпить.

– Это точно, – согласилась я, обуваясь и надевая пальто. Запирая дверь кабинета, я вдруг подумала о том, каким образом боссу удалось открыть дверь и подойти так, что я ничего не услышала. Ведь для этого ему пришлось пересечь всю комнату, а на полу даже не было коврового покрытия. Наконец, как получилось, что я не увидела его отражения в оконном стекле? Неужели я настолько погрузилась в размышления, что не замечала ничего вокруг?

Двадцать минут спустя мы сидели за столиком у окна паба маленькой гостиницы в Уэйсдейле. Из окна открывался вид на залив. Все было cepым-cepo: серое море, серое небо, серые холмы. Повернувшись спиной к этому безрадостному пейзажу, я стала смотреть на огонь, пылающий в камине. Дома, в Лондоне, в это время года уже все было в цвету, по улицам бродили толпы туристов, а владельцы пабов выносили протертые от накопившейся за зиму пыли летние столики на свежий воздух. На Шетландские острова угрюмая северная весна приходила поздно и неохотно, напоминая подростка, которого родители заставляют посещать церковь.

– Я слышал, ты не пьешь…

С этими словами Гиффорд поставил передо мной большой бокал красного вина, сел за стол и запустил пятерню в свои длинные, густые волосы, отбрасывая их назад. Подобную прическу обычно предпочитают мужчины, которым так и не удалось перерасти бунтарский дух молодости. На голове члена Королевского колледжа она выглядела по крайней мере странно, и мне стало интересно, что и кому доктор Гиффорд хочет этим доказать.

– Это правда, – ответила я, поднимая бокал. – Я не пила. Точнее, не пью. Разве что немного. Изредка. По особому поводу.

Правда заключалась в том, что я пила столько же, сколько и все нормальные люди. Может быть, даже больше, чем следовало. Но это было до того, как мы с Дунканом решили завести ребенка. Именно тогда я дала зарок воздержания от спиртных напитков и убедила Дункана сделать то же самое. Однако в последнее время моя решимость подвергалась серьезным испытаниям. Легко убеждать себя в том, что маленький бокал вина тебе не повредит. Потом ты не успеваешь оглянуться, как маленький бокал уже превращается в полбутылки, и еще одно благое начинание гибнет в зародыше. Иногда я сожалею о том, что слишком много знаю о человеческом организме.

– Думаю, сегодня у тебя есть как раз этот особый повод, – сказал Гиффорд. – Ты читала «Айвенго» Вальтера Скотта?

Я отрицательно покачала головой. Классическая литература никогда не относилась к числу моих любимых предметов. Даже когда я сдавала выпускные экзамены в средней школе, мне так и не удалось одолеть «Холодный дом» Диккенса. И я окончательно поняла, что гуманитарные науки – это не для меня.

Гиффорд поднял свой бокал. Судя по цвету напитка, он отдавал предпочтение солодовому виски. Хотя это вполне мог быть и яблочный сок. Воспользовавшись моментом, я внимательнее присмотрелась к своему боссу. Волевое лицо овальной формы. Доминирующей чертой на нем был нос – длинный и широкий, но в то же время абсолютно прямой и правильный. Четко очерченные полные губы красиво изогнуты. Такую форму губ еще называют «луком Купидона». Этот рот можно было бы даже назвать женственным, если бы он не был слишком крупным и широким для женского лица. Когда Гиффорд улыбался, на его лице залегали глубокие носогубные складки. По любым стандартам этого мужчину никак нельзя было назвать красивым. Рядом с Дунканом он казался бы просто уродом. И в то же время в его лице было нечто такое, что заставляло смотреть на него снова и снова.

Гиффорд снова сосредоточил свое внимание на мне.

– Все это ужасно неприятно, – сказал он.

Я решила уточнить:

– Что ты имеешь в виду? То, что я нашла на своем поле труп, то, что меня заставили принимать участие во вскрытии, или то, что я не читала «Айвенго»?

Паб постепенно заполнялся народом. Посетителями в основном были рабочие-нефтяники. Эти молодые и холостые мужчины приходили сюда после работы не столько для того, чтобы выпить, сколько чтобы пообщаться.

Гиффорд рассмеялся. У него были крупные зубы, белые, но неровные, со слишком выступающими резцами.

– Ты просто напоминаешь мне одну из героинь, – сказал он и спросил: – Как ты осваиваешься на новом месте?

– Спасибо, нормально. Коллеги мне очень помогают.

Коллеги и не думали помогать мне, но я не собиралась жаловаться по этому поводу.

– Я видела фильм, – сказала я.

– Было несколько экранизаций… Что они делают? Там же совсем мелко.

Проследив за его взглядом, я обернулась к окну и увидела тридцатифутовую яхту «Уэстерли», которая действительно находилась в опасной близости от берега. Судно сильно накренилось, и если шкипер немедленно не исправит положение, то дело закончится плохо. В лучшем случае они повредят корпус.

– Слишком высоко поднят грот, – сказала я. – Ты имеешь в виду ту барышню, которую играла Элизабет Тейлор?

– Ты говоришь о Ребекке. Нет, я имел в виду вторую героиню. Леди Ровену Саксонскую.

– Понятно, – сказала я, хотя мне совсем ничего не было понятно и я ожидала разъяснений. Но их не последовало. За окном «Уэстерли» все же удалось избежать кораблекрушения. Накренившись под тупым углом, яхта начала отдаляться от берега, снова ложась на первоначальный курс. Кто-то из членов команды ослабил фал, и грот упал вниз. Кливер затрепетал на ветру и, судя по барашкам, появившимся за кормой, яхта перешла на моторный ход. Теперь она была полностью управляема, и шкипер смог направить ее к месту стоянки, но еще пару минут назад они были на волосок от катастрофы.