NUMERO - Мишель Альба

И это только начало.

Глава 4

Роскошная карета, присланная за мной, ждала у ворот.

Я в последний раз оглянулась на мое убежище, укрывшее меня на эти два года от людского невежества, ненависти и страха… за себя. Крепла необъяснимая уверенность, что сюда я больше уже никогда не вернусь.

Френсис не вышла меня провожать. Она окончательно слегла и даже не появилась на утренней мессе. Но я простилась с ней, поцеловав ее морщинистую, в старческих крапинках руку, понимая, что это наша последняя встреча. В стреча-расставание.

– Бог бережет тебя, девочка. Не забывай Его.

Я улучила минутку и зашла к Маргарите. Она, будто ждала меня, бросившись навстречу:

– Мне будет недоставать тебя, сестра Лаура.

Расстегнув сумку, я протянула ей фотографию. Снимок, сделанный в чьей-то квартире, может быть, и в моей – я сижу на кровати среди разбросанных веером журналов.

Она нашлась в большом, с кучей отделений, кошельке.

Маргарита ахнула, попятившись, и замерла у стула.

– Ну, что ты испугалась, глупенькая? Это всего лишь моя фот… мой портрет, просто очень маленький. Возьмешь? На память.

Будущая настоятельница несмело протянула руку к диковинке и… все остальное потеряло для нее какой-либо интерес. К счастью для монастыря – ненадолго.

– У этого художника Божественный талант. Кто он?

– В том-то и дело, что не знаю. Вернее, не помню. Не заморачивайся. Главное, что тебе понравилось.

– Как ты сказала? Не… что?

– Ну…, не думай об этом.

– Странная ты все-таки, сестра Лаура, – у Маргариты увлажнились глаза, – я буду молиться за тебя.

Мы обнялись, и я, не оглядываясь, покинула келью.

Меня никто не провожал, только в одном из окон мелькнуло озабоченное личико спешащей куда-то Бениты.

Дорога до королевского дворца заняла около двух часов, в течении которых я не отрывалась от окна. Оказывается, монастырь построен на окраине Мадрида, за городской чертой. За колышущейся в такт движению полупрозрачной шторкой мне повезло полюбоваться пробегающим мимо довольно однообразным, но живописным пейзажем средневековой Испании.

Сопровождающая меня женщина с носом „уточкой“ и почти сросшимися на переносице бровями старательно делала вид, что спит, но в то же время зорко наблюдала за мной, в любую минуту готовая предотвратить мои поползновения в сторону дверцы кареты. Расстрел на месте был бы обеспечен.

Но я не собиралась нарушать запреты или куда-либо сбегать. Напротив, мое любопытство все более подогревалось. И не мудрено.

Кто еще из моих современников удостоился чести стать семейным портретистом Филиппа Второго?

Среди моих знакомых не нашлось, наверное, кого-либо, кто скрыл бы сей факт.

Глава 5

Я неделю уже жила в придворцовом монастыре.

В маленькой узкой келье, ненамного разнящейся с прежней. Ну, только лишь видом из окна. Более чем впечатляющим – гранитных голубовато-серых стен королевского дворца.

И особых изменений в декорациях пока не предвиделось, включая строгую, продуманную по часам жизнь обители. Скучное однообразие внешнего и внутреннего быта слегка раздражало – стоило ли срывать меня с насиженного места, давая взамен все то же самое. Даже стену из окна.

Но и ему пришел конец, когда однажды утром, сразу после завтрака, меня позвали к настоятельнице – сестре Долорес. Грузной, расплывшейся, с тройным, сбегающим вниз подбородком, тетеньке, почему-то убежденной, что мое увлечение живописью – это нечто сродни первородному греху. По ее мнению, к которому она возвращалась неоднократно во время нашей затянувшейся беседы, монахиня „не должна отвлекаться на мирскую суету“, поскольку ее „прямое предназначение – служить Господу“.

Поток нравоучений иссяк только после как бы невзначай брошенного мной вопроса:

– Увековечить величие дома Габсбургов, так пекущихся о чистоте веры, это мирская суета?

Сестра Долорес поджала губы и резко проговорила:

– Постарайтесь не опоздать к вечерней мессе, сестра Лаура.

И моя неявка и на вечернюю, и на утреннюю, и на все последующие мессы, я думаю, утвердила ее в моем легкомыслии и в своей правоте, поскольку в монастыре я уже не появилась.

Мое местожительство в тот же день переместилось ни больше, ни меньше в покои дворца, куда меня препроводила все та же особа, бывшая моей спутницей по дороге в Эскориал. Она и на этот раз не отказалась от настороженного рассматривания меня исподтишка.

В отведенную мне комнату мы добрались, преодолев нескончаемые коридоры и переходы, где изредка мелькали, судя по простоте одежды, лица, опосредованно приближенные к королевским особам, то есть, проще говоря, обслуживающий персонал, ответственный за удовлетворение их, королевских, материальных потребностей.

Но чем выше к „Олимпу“ мы поднимались, минуя затканные золотисто-красочными гобеленами залы с до блеска начищенным полом без единой царапинки на дорогом узорчатом деревянном покрытии, тем чаще наталкивались на разбросанные группки сдержанно беседующих придворных, напомнивших мне…

… старинные гравюры, когда-то отреставрированные мной в…

Где? Я замедлила шаг: “ Ну же! Где? “

– Не отставайте. Мы уже почти пришли.

Голосок у нее не райской птички. Так каркнула, что и без того робкая память снова затихла.

Вскоре, действительно, свернув в правое крыло дворца, мы остановились у высокой, матово отливающей мореным дубом, двери.

– Прошу…

Толкнув створки, попутчица завела меня в комнату. Нет. В хоромы.

Золотисто-бордово-желтые тона тяжелых бархатных портьер сочетались с убранством тех же оттенков широкой кровати, искусно подобранной простой, но изящной мебелью. И как апофеоз красоте – потолок утопал в жемчужно-серебристых облаках со ступающими по ним небожителями в окружении порхающих ангелочков.

„Да-а, мой супердом я оценила бы в три цента по сравнению с таким-то великолепием…“.

Что?

Спальня с раздувающейся от ветра шторой, гостиная с искусственным камином и резным антикварным шкафом, раздобытым на барахолке и приведенным мною в его изначально-товарный вид, столовая с набором медной посуды…

Они каруселью кружились вокруг меня – штора… камин… шкаф… посуда… штора…

Я припала к колонне, стражем выступающей у двери.

– Вам плохо? Это с непривычки, – нос „уточкой“ насмешливо сморщился. Закрывая двери с обратной стороны, она надменно добавила, – располагайтесь. Я приду за вами.

Но мне было не до нее.

Карусель, ускоряясь, завихрилась, смазавшись в сплошную несущуюся ленту, где уже что-либо различить было просто невозможно.

„Дохлый номер“, – как говаривал Патрик.

Патрик? Кто он?

Глава 6

Порывшись в косметичке, я нашла все, что нужно было, чтобы придать лицу более праздничный вид в соответствии с предстоящим знакомством с сильными мира сего – чуть блеска губам, длину ресницам, баланс коже. Я впервые за годы вынужденного заточения прикоснулась к косметике. Незачем было, да и не до того. Но навыки не растеряла.

Ну, что же. Кажется, я готова к приему. Бросив критический взгляд на уже привычное отражение в зеркальце, пришла к выводу, что оно мне однозначно понравилось. Что-то из серии „вечной невинности“ с едва заметным налетом скрытого потенциала.

– Следуйте за мной.

В комнату без стука вошла все та же озабоченная должностными обязанностями тетенька, но одета она была уже несколько иначе. Невзрачное прежде платье заменила на, видимо, парадное, более тяжеловесное и громоздкое из-за прилагающихся к нему мелочей – вычурно топорщимся жестким воротником, узким обручем обхватившего шею, корсетом, намертво сковавшим тело, грузной окантовкой лифа, больше напоминающей сбрую, нежели украшение.

Я молча последовала за ней.

Идти пришлось недолго, и на этот раз наш путь ограничился двумя переходами по узким коридорам без излишней роскоши, приведшими в маленькую тесную комнатушку с одним единственным креслом у стены.

Моя суровая спутница осмотрела меня взглядом собирающегося пообедать удава и, задержавшись на лице, явившему несмелую попытку улыбнуться, ища одобрения, вдруг безапелляционно заявила:

– Если бы не рекомендации преподобной сестры Френсис, я бы и дух твой сюда не допустила.

Улыбка, не найдя поддержки, благополучно канула в никуда, бегством убедив не надеяться на радостное продолжение нашего общения. И более того, впредь постараться не допустить его следующей фазы в виде попытки подружиться.

– Вы правы относительно рекомендаций, – я смиренно опустила глаза, – но, к сожалению, мой дух не подвластен даже мне, поэтому вам, как и мне придется смириться с его присутствием здесь.

Чем я ей не угодила?

Ее глаза потемнели от злости.

– Что у тебя с лицом? Что это?

Забыв о косметике, я не сразу поняла, о чем это она.

Брезгливо вытянув палец, чуть ли не упершийся в мои губы, она уличающе процедила: