Брак (СИ) - Хабарова Леока

Благодаря мораторию на усыновление, ни у кого из ныне живущих нет, и никогда не будет детей. А у детей никогда не будет родителей.

Нет продолжения. Нет начала... Одна судьба на всех.

Ларго забычковал сигарету и тут же прикурил новую.

Он подумал о куклах. Представил себе Надин... и его передёрнуло.

Проклятье!

Чёртовы куклы всего лишь издевательство над природой. Тупой механический секс. Совокупление с неживой плотью. Дорогостоящий онанизм. Неудивительно, что столько развелось педиков! Ким снова вспомнил Альбера Нея. Его голубые глаза и дрожащие пухлые губы. А как он краснел, когда говорил о Милосе Карре! Да уж... Хотя... Ничего странного: человек тянется к человеку. Это понятно и объяснимо. Эмпатия…

Однако проклятый Кибериум плотно подсадил человечество на кукол. Каждая новая партия киборгов лучше предыдущей: бархатистая кожа, температура, близкая к человеческой, сотни реакций на раздражители, память, высокий интеллект, имитация сердцебиения…

Мда... старушка Надин заметно уступала современным куклам по характеристикам.

Интересно, как скоро Этингер научит киборгов чувствовать? – подумал Ларго, проглатывая очередную порцию ядрёного антидепрессанта.

Возможно, куклы за номером ноль одиннадцать двести – точка – шестьдесят два уже на это способны. Поэтому и пришили своих владельцев.

А почему бы и нет? Ким икнул и ухмыльнулся. А что, мысль хорошая. Хоть и нелепая. Такие на трезвую голову не приходят. Но вдруг кукла Милоса Карра убила его, приревновав к Альберу? Звучит совершенно безумно, но всё-таки…

А Виктόр Лессер? Его прозвали «стальным» вовсе не потому, что он владел компанией «Сталь и сплавы». Лессер настоящий садист, и это всякий знает. За малейшую провинность его сотрудников ждали не штрафы, а… пытки. Причём показательные. Он распинал бедолаг голышом на косых крестах, бил многохвостой плетью со свинцовыми шариками, запирал в тёмных тесных камерах… Самое невероятное, что Лессеру удалось придать этому беспределу легальный характер: в уставе компании «Сталь и сплавы» пытки значились, как «необходимые факторы трудовой дисциплины». Сотрудники корпорации имели все шансы взбунтоваться, но молчали: неприлично высокий оклад делал их немыми и покорными. Подписывая трудовой договор, несчастные соглашались на всю эту жуть добровольно.

Да уж…

Кто знает, может Виктόр применял похожие «нежности» к кукле, и поэтому она вышла из строя? Возможно ли вообще такое?

«Исключено, но допустимо», – так бы, наверное, ответил Мага.

Ларго тяжело вздохнул, созерцая, как сигаретный дым тонкой струйкой тянется к потолку.

Грёбаные толстосумы, – подумал он. – Чем богаче, тем чуднее…

Подозрение, мелькнувшее на краю сознания, заставило вздрогнуть. Чёрт! А если пугающие отклонения – не единственная общая черта Карра и Лессера? Если есть что-то ещё?

Он со стуком поставил рюмку на стол. А ведь это идея. Настоящая зацепка. Почему она не пришла в голову раньше?

Видимо, потому, что под рукой не имелось самогона.

Ким вытряс в стопку последние капли и зашвырнул пустую бутылку в ведро для бумаг. Схватил блокнот и щёлкнул ручкой.

"Лессер", – вывел он корявым почерком и поставил исполинский вопросительный знак, а рядом накарябал: "Милос Карр". И добавил: "Что общее?".

Общее...

Должно быть у этих двоих что-то общее! Непременно должно!

Ким чувствовал это так же остро, как рвотные позывы, что скручивали кишки в узел. Надо бы доползти до сортира и как следует проблеваться.

Встать оказалось непросто. Кабинет принялся кружиться, точно карусель, а пол норовил уйти из-под ног. Ларго ухватился за стул и опрокинул его. Это почему-то показалось невероятно смешным. Смешнее даже, чем отстранение... Грёбаный Реваж! Продажный ублюдок! Это он во всём виноват. Ведёт свою игру, а его, Ларго, пытается превратить в разменную карту. В пешку! В болвана, который пляшет, когда дёргают за ниточку!

А я не болван, – подумал Ким, а вслух промычал:

– Я-я ге-ерой! Ге-ерой!

– А героев не о-отсраняют. – сообщил он настольной лампе и икнул. В голову пришла шальная идея – отправиться к Шефу и высказать всё, как есть.

Какой-то частью сознания Ларго понимал, что завтра его карьере детектива настанет полнейший трындец: идти против системы всё равно, что мочиться против ветра. Сегодня ты герой, а завтра – пустое место. Никто. Грязь из под ногтей сильных мира...

Ким вывалился в коридор. Ноги подкашивались, и он опёрся о стену. Не блевануть бы. Хотя… Может, сделать это под дверью комиссарского кабинета? Отличная мысль.

Он почти добрался до заветной двери, когда услышал приглушённый стон и грохот, словно упало что-то тяжёлое.

Да это же у Реважа! – сообразил Ларго. Шатаясь, он дополз-таки до кабинета и дёрнул дверь. Заперто. Ким согнулся и, с трудом удерживая равновесие, заглянул в замочную скважину. Ключ. Ключ в замке. Странно. Шеф никогда не закрывался изнутри. Даже когда пил.

И зачем старый боров остался тут на ночь?

– Эй! – Ларго шлёпнул по двери ладонью. Ответа не последовало. Что за чертовщина?

– Эй! – он замолотил в дверь кулаком. Тишина.

Ким готов был сдаться, но выпитый самогон окрылял и звал на подвиги.

– Отрыайте или я вышиу дерь, – авторитетно заявил он и отступил на шаг для рывка. Зачем-то вытащил из кобуры пистолет. – Ра-а-а-аз… Два-а-а-а-а…

До трёх Ларго не досчитал. Ноги окончательно превратились в лапшу, и он распластался на облезлом паркете.

Глава одиннадцатая

В дверь стучали. Настойчиво. Громко. Стук отдавался в голове тупой болью, словно по затылку долбили молотком. Ларго с трудом разлепил глаза и обнаружил себя в кабинете. В своём родном, пропахшем ядрёным перегаром кабинете. Как он тут оказался, оставалось загадкой. Тело ныло и ломило от неудобной позы – спать на столе, укрывшись измятым плащом, не слишком комфортно: руки и ноги затекли, раскрытый на середине блокнот прилип к морде, а ребра болели так, словно его отпинала команда регбистов. Проклятый самогон. Проклятый Реваж. Проклятый Кибериум! Ким сглотнул и сморщился: язык распух и присох к нёбу, а привкус во рту напоминал понос вперемешку с блевотиной.

Полжизни за стакан воды, – подумал он, перемещая многострадальное тело в кресло. – А за бутылку холодного пива – две жизни.

– Войдите, – прохрипел Ларго и пригладил ладонью взъерошенные волосы.

На пороге возник Тюр. Тот самый Калеб Тюр, самодовольный хорёк, вечно сующий свой нос куда не следует. Чего ему надо с утра пораньше? Часы на стене показывали четверть десятого.

– Вас вызывают, – сухо сообщил сержант и презрительно поджал тонкие губы.

Чёртов хорёк! На короткое мгновение Ким пожалел, что так и не вырвал ему кадык.

– К Реважу? – Ларго попытался восстановить в памяти события минувшей ночи. Тщетно. Только голова сильнее разболелась. Вот так самогон! А вдруг, он, Ларго, всё-таки снёс с петель шефскую дверь? Что ж. Ещё один замечательный повод для отстранения.

– К начальнику Особого отдела, – зачем-то уточнил Тюр и, сверкнув проплешиной, скрылся в коридоре.

К начальнику Особого отдела... Ишь ты, сколько пафоса!

– Бегу и спотыкаюсь, – буркнул Ким ему вслед и поднялся. Реваж подождёт. Сначала – сортир.

***

Дверь шефской обители оказалась на месте. Ларго ввалился в кабинет, готовый к очередному разносу и… застыл. В комиссарском кресле сидел незнакомец. Одетый в безупречный костюм-тройку, гладковыбритый, с тяжёлым квадратным подбородком и честным взглядом карих глаз он являл полную противоположность обрюзгшему, нередко поддатому Реважу, с его поросячьими зенками и седыми, торчащими во все стороны, космами. Самого старого борова в кабинете не обнаружилось. От этого стало не по себе, и Ким нервно сглотнул.

– Доброе утро, детектив. – Незнакомец поднялся и протянул руку. Пожатие вышло крепким и коротким. Вполне официальным. – Рад видеть. Присаживайтесь.