Валис - Филип Дик

«Вот гадство!» – сказал себе Жирный.

Санитар сопроводил Жирного в палату – вместо шести коек там стояли две кровати, – а потом в маленькую комнатку для опроса. «Всего пару минут», – сказал санитар.

В маленькой комнатке находилась девушка-мексиканка, коренастая, с грубой темной кожей и огромными глазами. Невероятно темными и добрыми глазами: они были словно два огненных озера. Жирный остановился как вкопанный, увидев эти пылающие, добрые, огромные глаза.

Девушка держала в руках журнал и показывала напечатанную картинку, изображающую Царствие Небесное. Журнал, как понял Жирный, назывался «Смотровая башня». Девушка, улыбающаяся Лошаднику, была свидетельницей Иеговы.

Мягким, тихим голосом она сказала Жирному (не санитару):

– Господь наш приготовил для нас место без боли и страха. Видите? Животные мирно возлежат вместе, лев и ягненок, как должны возлежать и мы, все мы, друзья, возлюбившие друг друга, не зная ни страдания, ни смерти, на веки вечные с Господом нашим Иеговой, который любит нас и никогда не оставит, что бы мы ни делали.

– Дебби, пожалуйста, покинь помещение, – попросил санитар.

По-прежнему улыбаясь Жирному, девушка показала на грубо нарисованных корову и ягненка:

– Все твари, все люди, все живые создания, большие и малые, будут нежиться в тепле любви Иеговы, когда приидет Царствие. Вы думаете, это еще не скоро, но Христос Иисус уже сегодня с нами.

Закрыв журнал, девушка с улыбкой вышла из комнатки.

– Извините, – сказал санитар.

– Ни фига себе, – потрясенно пробормотал Жирный.

– Она вас расстроила? Простите. Ей запрещают читать подобную литературу; наверное, кто-то подсунул.

– Все в порядке, – ответил Жирный. Он был изумлен.

– Давайте запишем ваши данные, – начал санитар, вооружившись планшетом и ручкой. – Дата рождения?

«Ну, ты и дурак, – подумал Жирный. – Долбаный дурак! Бог здесь, в твоем долбаном сумасшедшем доме, а ты и не знаешь. Ты видишь его, но не ведаешь этого. Бог уже вошел в тебя, а ты и помыслить такого не можешь».

Жирному стало хорошо.

Он вспомнил девятый параграф своей экзегезы.

9. Он жил давным-давно, но по-прежнему жив.

Он по-прежнему жив, подумал Жирный. После всего, что произошло. После таблеток, разрезанного запястья, угарного газа. После того, как его посадили под замок. Он по-прежнему жив.

Минуло несколько дней, и любимым обитателем психиатрического отделения стал для Жирного Дуг. Этот крупный молодой гебефреник никогда не надевал нормальной одежды – постоянно ходил в больничной рубахе с открытой спиной. Женщины в отделении мыли, расчесывали и стригли волосы Дуга, поскольку сам он был беспомощен. Дуг не принимал происходящее с ним всерьез, разве что когда пациентов приглашали к завтраку.

Каждое утро Дуг встречал Жирного в ужасе.

– В телевизионной комнате обитают демоны, – говорил он. – Я боюсь заходить туда. Ты их чувствуешь? Я их всегда чую, когда прохожу мимо.

Когда заказывали завтрак, Дуг написал:

– Я заказал помои, – сказал он Жирному.

– Я заказал грязь, – ответил Жирный.

В центральном офисе со стеклянными стенами и запертой дверью медперсонал следил за больными и делал записи. Про Жирного написали, что когда пациенты играют в карты (это занимало большую часть времени, поскольку никакого лечения не проводилось), Жирный участия в игре не принимает. Другие пациенты резались в покер и очко, а Жирный сидел себе в сторонке и читал.

– Почему вы не играете в карты? – спросила санитарка по имени Пенни.

– Покер и очко не карточные игры, а денежные, – ответил Жирный, опуская книгу. – Поскольку нам здесь не разрешено иметь деньги, в игре нет смысла.

– Думаю, вам стоило бы играть в карты, – заметила Пенни.

Жирный понял, что ему приказали играть в карты, поэтому они с Дебби стали играть в детские игры вроде «пьяницы». Они играли в «пьяницу» часами, а медперсонал наблюдал из-за стеклянных стен и делал пометки в блокнотах.

Одной из женщин каким-то образом удалось заполучить Библию. Это была единственная Библия на тридцать пять пациентов. Дебби не разрешали читать ее. Однако как-то раз в коридоре, где персонал не мог наблюдать за ними – палаты днем запирались, чтобы пациенты не спали, – Жирному удалось передать Библию, их общую Библию, Дебби, чтобы та быстро пробежалась по псалмам. Медперсонал знал, что они делают, и санитарам это не нравилось, но когда один из них отправился инспектировать коридор, Дебби уже прогуливалась взад-вперед.

Больные в сумасшедших домах всегда передвигаются с одной и той же скоростью, и никак иначе. Дебби, массивная и коренастая, двигалась медленно, как и Дуг. Жирный, который всегда гулял с Дугом, подстраивался под его шаг. Беседуя, они час за часом кружили по коридору. Беседы в сумасшедших домах напоминают разговоры на автобусной станции, ибо и на автобусной станции «Грейхаунд» все томятся ожиданием, и в психиатрической лечебнице – особенно в закрытой психиатрической лечебнице графства – все тоже ждут. Ждут, когда смогут уйти.

В психиатрической лечебнице почти ничего не происходит, все совсем не так, как в романах. Пациенты на самом деле не сопротивляются персоналу, а персонал не убивает пациентов. Люди читают или смотрят телевизор, или просто сидят и курят, или пытаются подремать на кушетке, или пьют кофе, играют в карты, гуляют, а трижды в день им подают еду. Время измеряют прибытием тележек с едой. К вечеру приходят посетители, они всегда улыбаются. Пациенты психиатрических лечебниц никак не могут взять в толк, почему гости из внешнего мира улыбаются. Для меня это и по сей день загадка.

Медикаменты, обычно называемые «пилюлями», с нерегулярными интервалами подают в картонных стаканчиках. Каждый принимает торазин плюс что-нибудь еще. Вам не говорят, чем вас пичкают, и внимательно следят, чтобы пилюли были проглочены. Иногда сестры забывают и обносят пациентов одними и теми же лекарствами по второму разу. Пациенты, само собой, сообщают им, что приняли пилюли десять минут назад, но сестры все равно заставляют их проглотить еще одну порцию. Ошибка обычно обнаруживается в конце дня, однако персонал не желает беседовать с пациентами, в чьей крови циркулирует двойная доза торазина.

Я никогда не встречал пациента, даже среди параноиков, который бы считал, что передозировку делают намеренно. Совершенно ясно, что медсестры просто тупы. Им слишком сложно запомнить, кто из пациентов есть кто, и найти правильный картонный стаканчик для каждого. Дело еще и в том, что персонал постоянно меняется; одни увольняются, другие приходят на их место. Самое опасное, это когда пациент, подсевший на «Пи-Си-Пи»[12] – его еще называют «ангельской пылью», – попадает в психиатрическую лечебницу. Большинство психиатрических клиник норовит передавать любителей «Пи-Си-Пи» полиции, и неспроста. В газетах то и дело появляются сообщения о том, как какой-нибудь любитель «пыли», попавший в психушку, откусил кому-то нос или выцарапал собственные глаза.

Жирный с этим не столкнулся. Он даже не подозревал, что бывают такие страсти. И все благодаря дальновидности МЦГО, где старались не допустить любителей «ангельской пыли» в Северное отделение. Собственно, Жирный был обязан МЦГО жизнью (что там какие-то две тысячи), хотя его мозги были слишком выжжены, чтобы он понял это.

Когда Бет получила подробный счет от МЦГО, она поразилась, как много было сделано, чтобы спасти жизнь ее мужа – список занимал пять страниц. Туда включили даже кислород. Жирный не знал, что сестры в отделении интенсивной терапии были уверены, что он не выживет. За ним наблюдали постоянно. В отделении без конца звенели сигналы тревоги. Это означало, что у кого-то пропали признаки жизни. Жирный, зафиксированный на своей койке, чувствовал себя так, будто в нескольких ярдах от него находится железнодорожная станция; системы жизнеобеспечения звенели на все голоса.

Для душевнобольных характерно ненавидеть тех, кто им помогает, и любить тех, кто им попустительствует. Жирный по-прежнему любил Бет и ненавидел МЦГО – лишнее свидетельство того, что ему самое место было в Северном отделении. Когда Бет забрала Кристофера и отправилась куда глаза глядят, она не сомневалась, что Жирный попытается покончить с собой, он ведь уже пробовал в Канаде. Собственно говоря, Бет собиралась вернуться, как только Жирный сведет счеты с жизнью. Она сама ему потом об этом сказала. Еще она сказала, что дико разозлилась, узнав, что его попытка не удалась. Когда Жирный спросил ее, почему она так разъярилась, Бет ответила:

– Ты в очередной раз доказал свою неспособность хоть что-то сделать.

Разница между нормальностью и безумием тоньше лезвия бритвы, острее собачьего клыка. Неуловимей призрака. Возможно, ее вовсе не существует, возможно, она сама призрак.

По иронии судьбы Жирного засадили в психушку не потому, что он сумасшедший (хотя он был сумасшедшим). Формально причина заключалась в законе о «нанесении себе ущерба». Жирный создал угрозу собственной жизни, что могло побудить множество других людей сделать то же самое. Пока Жирный находился в Северном отделении, с ним провели множество психологических тестов. Он их прошел, и у него хватило ума помалкивать о Боге. Собственно, все тесты Жирный фальсифицировал.