Камерные гарики - Игорь Губерман

очень я властям своим не нравлюсь,

ибо от горбатого отличен

тем, что и в могиле не исправлюсь.

* * *

Нет, будни мои вовсе не унылы,

и жизнь моя, терпимая вполне,

причудлива, как сон слепой кобылы

о солнце, о траве, о табуне.

* * *

Сладок сахар, и соль солона,

пью, как пил, и живу не напрасно,

есть идеи, желанна жена,

и безумное время прекрасно.

* * *

Когда в душе царит разруха —

не огорчайся, выжди срок:

бывает время линьки духа,

его мужания залог.

* * *

Впечатывая в жизнь свои следы,

не жалуйся, что слишком это сложно;

не будь сопротивления среды —

движенье б оказалось невозможно.

* * *

За веком век уходит в никуда,

а глупости и бреду нет конца;

боюсь, что наша главная беда —

иллюзия разумности Творца.

* * *

Вчера я жизнь свою перебирал,

стихов лаская ветхие листки,

зола и стружки – мой материал,

а петь мечтал – росу и лепестки.

* * *

К приятелю, как ангел-утешитель,

иду залить огонь его тоски,

а в сумке у меня – огнетушитель

и курицы вчерашние куски.

* * *

Бездарный в акте обладания

так мучим жаждой наслаждений,

что утолят его страдания

лишь факты новых овладений.

* * *

Огонь печи, покой и тишина.

Грядущее и зыбко, и тревожно.

А жизнь, хотя надежд и лишена,

однако же совсем не безнадежна.

* * *

Я часто вижу жизнь как сцену,

где в одиночку и гуртом

всю жизнь мы складываем стену,

к которой ставят нас потом.

* * *

Блаженны, кто жизнь принимает всерьез,

надеются, верят, стремятся,

куда-то спешат и в жару, и в мороз,

и сны им свирепые снятся.

* * *

С возрастом отчетливы и странны

мысли о сложившейся судьбе:

все ловушки, ямы и канканы —

только сам устраивал себе.

* * *

Зря ты, Циля, нос повесила:

если в Хайфу нет такси,

нам опять живется весело

и вольготно на Руси.

* * *

Когда я оглохну, когда слепота

запрет меня в комнатный ящик,

на ощупь тогда бытия лепота

мне явится в пальцах дрожащих.

* * *

Ты со стихов иметь барыш,

душа корыстная, хотела?

И он явился: ты паришь,

а снег в Сибири топчет тело.

* * *

Слаб и грешен, я такой,

утешаюсь каламбуром,

нету мысли под рукой —

не гнушаюсь калом бурым.

* * *

Моим стихам придет черед,

когда зима узду ослабит,

их переписчик переврет

и декламатор испохабит.

* * *

Я тогу – на комбинезон

сменил, как некогда Овидий

(он также Публий и Назон),

что сослан был и жил в обиде,

весь день плюя за горизонт,

и умер, съев несвежих мидий.

* * *

То ли такова их душ игра,

то ли в этом видя к цели средство,

очень любят пыток мастера

с жертвой похотливое кокетство.

* * *

Приятно думать мне в Сибири,

что жребий мой совсем не нов,

что я на вечном русском пире

меж лучших – съеденных – сынов.

* * *

Мне, судя по всему, иным не стать,

меня тюрьма ничуть не изменила,

люблю свою судьбу пощекотать,

и, кажется, ей тоже это мило.

* * *

Боюсь, что жар и горечь судеб наших

покажется грядущим поколеньям

разнежившейся рыхлой простоквашей,

политой переслащенным вареньем.

* * *

И мысли, и дыхание, и тело,

и дух, в котором живости не стало, —

настолько все во мне отяжелело,

что только не хватает пьедестала.

* * *

В любви к России – стержень и основа

души, сносящей боль и унижение;

помимо притяжения земного,

тюремное бывает притяжение.

* * *

За года, что ничуть я не числю утратой,

за кромешного рабства глухие года

столько русской земли

накопал я лопатой,

что частицу души в ней зарыл навсегда.

* * *

Есть жуткий сон: чудовище безлико,

но всюду шарят щупальца его,

а ты не слышишь собственного крика,

и близкие не видят ничего.

* * *

Сибирь. Ночная сигарета.

О стекла снег шуршит сухой,

и нет стыда, и нет секрета

в тоске невольничьей глухой.

* * *

Я пил нектар со всех растений,

что на пути своем встречал;

гербарий их засохших теней

теперь листаю по ночам.

* * *

Как дорожная мысль о ночлеге,

как виденье пустыни – вода,

нас тревожит мечта о побеге

и тоска от незнанья – куда.

* * *

Был ребенок – пеленки мочил я, как мог;

повзрослев, подмочил репутацию;

а года протекли, и мой порох намок —

плачу, глядя на юную грацию.

* * *

Как ты поешь! Как ты колышешь стан!

Как облик мне твой нравится фартовый!

И держишь микрофон ты, как банан,

уже к употреблению готовый.

* * *

Словить иностранца мечтает невеста,

надеясь побыть в заграничном кино

посредством заветного тайного места,

которое будет в Европу окно.

* * *

Мы всю жизнь в борьбе и укоризне

мечемся, ища благую весть;

хоть и мало надо нам от жизни,

но всегда чуть более, чем есть.

* * *

Где ты нынче? Жива? Умерла?

Ты была весела и добра.

И ничуть не ленилась для ближнего

из бельишка выпархивать нижнего.

* * *

В той мутной мерзости падения,

что я недавно испытал,

был острый привкус наслаждения,

как будто падая – взлетал.

* * *

Конечно, есть тоска собачья

в угрюмой тине наших дней,

но если б жизнь текла иначе,

своя тоска была бы в ней.

* * *

С людьми вполне живыми я живу,

но все, что в них духовно и подвижно,

похоже на случайную траву,

ломящуюся к свету сквозь булыжник.

* * *

Был юн – искал кого-нибудь,

чтоб душу отвести,

и часто я ходил взгрустнуть

к знакомым травести.

Теперь часы тоски пусты,

чисты и молчаливы,

а травести – давно толсты,

моральны и сварливы.

* * *

Чтобы прожить их снова так же,

я много дней вернуть хотел бы;

и те, что память сердца скажет,

и те, что помнит память тела.

* * *

Легко мне пить вино изгнания

среди сибирской голытьбы

от сладкой горечи сознания

своей свободы и судьбы.

* * *

Смеются гости весело и дружно,

побасенки щекочут их до слез;

а мне сейчас застолье это нужно,

как птице-воробью – туберкулез.

* * *

Назад обращенными взорами,

смотря через годы и двери,

я вижу победы, которыми

обрел только стыд и потери.

* * *

Взамен слепой, хмельной горячности,

взамен решительности дерзкой

приходит горечь трезвой зрячести

и рассудительности мерзкой.

* * *

Дьявол – не убогий совратитель,

стал он искушенней за века,

нынче гуманист он и мыслитель,

речь его светла и высока.

* * *

Снова жаждали забвенья

все, кому любви отраву

подносил гуляка Беня,

кличку Поц нося по праву.

* * *

К тебе, могильная трава,

приходят молча помолиться

к иным – законная вдова,

к иным – случайная вдовица.

Расти утешной.

* * *

Про все устами либерала

судя придирчиво и строго,

имел он ум, каких немало,

зато был трус, каких немного.

* * *

Чем русская история страшней,

тем шутки ее циников смешней.

* * *

Весь выходной в тени сарая

мы пьем и слушаем друг друга,

* * *

но глух дурак, с утра играя

в окне напротив бахи фуга.

* * *

Чем глубже вязнем мы в болото,

тем и готовней год за годом

для все равно куда полета

с любым заведомым исходом.

* * *

Не лейте на творог сметану,

оставьте заботы о мясе,

и рыбу не жарьте Натану,

который тоскует по Хасе.

* * *

Нам свойственно

наследственное свойство,

в котором – и судьбы обоснование:

накопленный веками дух изгойства

пронизывает плоть существования.

* * *

От жалоб, упреков и шума,

от вечной слезливой обиды —

нисколько не тянет Наума

уйти от хозяйственной Иды.

* * *

Живя среди рабочей братии,

ловлю себя на ощущении,

как душен климат демократии

в ее буквальном воплощении.

* * *

Червяк, по мнению улиток,

презренно суетен и прыток.

* * *

Его голове доставало ума,

чтоб мысли роились в ней роем,

но столько она извергала дерьма,

что стала болеть геморроем.

* * *

Нелепо ждать слепой удачи,

но сладко жить мечтой незрячей,

что случай – фокусник бродячий,

обид зачеркивая счет,

придет и жизнь переиначит,

и чудо в ней проистечет.

* * *

Пожизненно вкушать нам суждено

духовного питания диету,

хоть очень подозрительно оно

по запаху, по вкусу и по цвету.

* * *

Смешным, нелепым, бестолковым,

случайно, вскользь и ни к чему,

кому-то в жизнь явлюсь я словом,

и станет легче вдруг ему.