Молчок - Далия Трускиновская

Это был древний металлический патрончик от валокордина, с навинчивающейся крышкой. Бабка Ждановна взяла его с полки и тряхнула.

– Слышишь? Молчит!

И точно – в патрончике было совсем тихо.

– А подсаживать как? – спросил Тришка.

– А плати – научу.

– Сколько платить-то?

– Молчок у меня хороший, нашего производства, не чета заграничным, – повела торг бабка Ждановна, а Анисья Гордеевна стояла рядом и кивала. – Он пьяного шума – и то не допускает. Дерутся, скажем, при нем пьяные, кулаками машут, друг дружке морды кровенят, а – беззвучно! Такой Молчок много стоить может, но, раз уж тебя кума Гордеевна привела, чересчур не запрошу. А дай мне за него сто рублей! Дашь – научу, как подсаживать.

Ста рублей у Тришки, понятное дело, не было. У него даже рубля – и то не было. И он прямо-таки изумился – как расценкам, так и тому, что деревенские домовые стали падки на деньги.

Как ни странно, в городе расчеты все еще велись натурой. Возможно, потому, что все жили за своими хозяевами неплохо, если кто и оказывался безместным – место скоренько находилось, и в монетах с бумажками просто не было нужды. На деревне же, оказывается, все складывалось иначе.

Потом уже Тришка узнал, что было время – люди уезжали в города, и из безместных домовых примерно четверть подалась следом, а прочие выжили с большим трудом, тогда и стали все мерить деньгами.

– Помилуй, бабушка! – воскликнул Тришка. – Откуда у меня сто рублей?!

– А то нет?

– Точно – нет!

– Чтобы у городского – да ста рублей не нашлось? Я знаю, вы там богато живете!

– Ни один Молчок ста рублей не стоит! – убежденно сказал Тришка и вдруг вспомнил цифры. – Вот у Анисьи Гордеевны тепличный за место двадцать рублей дал, так то же – место! На всю жизнь!

– И Молчок – на всю жизнь!

Долго они препирались, старая домовиха уже сбавила цену до восьмидесяти, но проку было мало.

– Ну, вот иной Молчок, подешевле, за семьдесят отдам! – она указала на пузырек с пробкой. – Этот попроще будет, постарше, не такой ядреный!

Тришка хмыкнул.

– Нам простой Молчок нужен, без всяких там прибамбасов, – объяснил он.

– Ну, вот еще подешевле, за полсотни отдам.

Анисья Гордеевна была права – на полка имелась целая коллекция Молчков, один другого краше.

Наконец сошлись на самом простеньком и невзрачном, всего за тридцатку. И Тришка объяснил, что вообще-то его послали разведать, что да как. Значит, теперь нужно возвращаться в город за деньгами. никто же не знал, что за Молчка платить нужно.

– Экие вы! – буркнула бабка Ждановна.

Тришка только вздохнул – даже если он благополучно вернется, где домовым деньги взять? Воровать у хозяев всегда считалось недопустимым, даже ради такого доброго дела, как избавление от ночного клуба «Марокко». А вот сельские домовые, похоже, воровать уже привыкли – что там Никишка рассказывал про срамные картинки?..

Решили так – Анисья Гордеевна и Тришка переночуют у бабки Ждановны, а потом Тришку выведут на дорогу, туда, где бабы продают шоферне пирожки, соленые огурцы и картошку. Там окликнут знакомого автомобильного, и Тришка будет доставлен в город. По дороге же он сговорится с автомобильным, и тот научит, как из города опять к бабке Ждановне попасть. Вот таким сложным делом оказалось приобретение Молчка.

Договариваясь, Тришка словно бы раздвоился: один Тришка торговался, как умел, а другой слушал его вранье и ужасался. Тридцать рублей – за хорошего Молчка деньги небольшие, так сказала Анисья Гордеевна, вскладчину городские домовые эхто потянут, однако сходка может встать на дыбы. Всегда в обществе найдется бешеный домовой, готовый костьми лечь за нравственность.

А потом Тришку уложили спать в противоположном углу подполья, на стопках старых журналов. Выдали драную брезентовую рукавицу – хоть ею накрывайся, хоть в нее заползай. А вот покормить забыли…

На голодный желудок не сразу засыпаешь. Даже если убегаешься, уходишься и умотаешься до того, что конечности гудят. В этом домовые совершенно не отличаются от людей.

Лежа в рукавице, Тришка ворочался и барахтался. Возможно, ему и удалось бы заснуть, но сквозь дырку он увидел буквы.

Это было его горе и сладкое проклятье – не мог спокойно смотреть на черные значки. Знакомые домовые, видя, как он решительно хватается за каждый газетный клочок, уже наладились дразниться: «Буквы! Буквы!» И если бы значки перед его носом сложились во что-то непонятное, в какой-нибудь ультрасингулярный креациоморфизм, – еще куды ни шло. Однако они образовали слово «брауни»!

Тришка тут же выполз из рукавицы и стал развязывать бечевку. Тут он несколько погорячился – стопка журналов, прихваченная этой бечевкой, накренилась, и, стоило узлу разойтись, все поехало, Тришка полетел на пол. Уже на полу он, почесываясь, стал разбираться. Любопытное слово было напечатано на журнальной обложке, и не просто так, а обещало целое расследование: «Английские брауни – легенды, факты, гипотезы». Тришка тут же вспомнил обитателя желтой иномарки, которого ему пытались выдать за Молчка.

Но недолго наслаждался он историей английских домовых. Послышались голоса и невесомые, похожие на прикосновения кошачьих лап, шаги.

– Спит? – еле слышно спросила бабка Ждановна.

– Спит, поди… – отвечала Анисья Гордеевна. – Ну, не может же быть, чтоб совсем безденежный…

– А коли в рукавице?

– Тогда хуже…

Тришка в этот миг добрался до самого захватывающего места, и странное появление домових вытряхнуло его из блаженного состояния чтения, как из мешка в ледяную воду. Он замер.

– Гляди ты, нашкодил…

– Что ж это у тебя бечевки сами развязываются?

– Недоглядела…

– Спит вроде… Давай-ка мне, а то сослепу порежешься…

Тришка так никогда и не узнал, хотели домовихи вытащить у него несуществующие деньги, и только, или же замыслили кое-что пострашнее. Книжные премудрости в его лохматой башке не были еще разложены по ровненьким полочкам, валялись внатруску, но иногда вспоминались очень вовремя. Вот и сейчас нарисовалась красными буковками неведомо чья мысль: лучший способ защиты – это нападение.

Взвизгнув, Тришка вскочил на ноги и, оттолкнув домових, понесся через весь погреб наугад. Он помнил, что неподалеку от закутка бабки Ждановны должен быть кошачий лаз.

Где-то вдали вопили и ругались домовихи. Тришка вертелся, принюхиваясь, пытаясь уловить движение воздуха, и вдруг обнаружил, что стоит у самой полки с пузырьками. В азарте он схватил самый главный, валокординовый, со сторублевым Молчком, и тут же догадался, где лаз.