Плут. роман - Виталий Новиков

– Вы знаете, у меня сейчас в голове промелькнула такая банальность, только вы не смейтесь, пожалуйста. Знаете, есть такая теория: деньги к деньгам и тому подобное. Так вот, относительно нашей ситуации можно сказать что: большие люди к большим людям также притягиваются, – развил до конца свою мысль Хватов.

Присутствующие встретили эту мысль одобрительным, тактичным смехом. Даже Ванилин ради приличия улыбнулся, хотя ему было немного грустно от того, что за него вряд ли в этот вечер поднимут тост, как за большого человека.

– А ты уже братец хорош, – сказал Хватов, имея в виду Полянского. – Совсем не изменился…

После чего застолье потекло по обычному руслу.

Глава 7

– А теперь! – объявил Ванилин и, встав со стула, постучал вилкой по бокалу. – Музыкальная пауза, – докончил он.

Ванилин уже порядком захмелел и чествовал теперь себя с гостями как равный с равными. Несколькими неловкими движениями он поставил компакт-диск и врубил центр на всю громкость. Заиграла энергичная зарубежная мелодия. Ванилин задвигался, изображая нечто промежуточное между рэпом и русскими народными танцами. Лена скакала вокруг него козочкой. Суматохин решил немного расслабиться и присоединился к ним, подсказывая публике танец современных московских денди, завсегдатаев ночных клубов и дискотек, с резкими взмахами рук и крутыми поворотами таза, и обязательными выкриками типа: «Давай, давай». Хватову не хотелось отставать от них, и он с криком «Асса», радостно возбужденный, подскочил к ним. Танцевать он умел только лезгинку. Спустя несколько песен они слились, смешались в единое целое, и казалось, что уже ничто не может разлепить этот клубок извивающихся, обнимающихся рук, вздрагивающих тел и заплетающихся ног. Но отыграли звуки последней песни. Мужчины, окружившие Лену, ухали и закружили вокруг своих голов сорванные с вспотевших тел мокрые рубашки. Потом Хватов неожиданно упал на колени. Суматохин и Ванилин последовали его примеру. Лена завизжала от удовольствия и захлопала часто своими крошечными ладошками.

– Вертолётики, – прокомментировал увиденное Полянский.

– Что? Что? – спросил недоумевающий Каштанов, сидевший рядом.

– Вертолётики – ну это когда…, – и Полянский вперемешку словами, жестами и кивками объяснил, что имел в виду круговые движения одеждой вокруг головы. – Вы разве никогда так не делали в молодости, во время танцев?

Каштанов посмотрел в добрые, пьяные глаза Полянского, посмотрел на него как на сумасшедшего.

– Нет, – ответил он.

Каштанову было не до шуток. Он подошел к Суматохину, стоявшему посреди комнаты вместе с другими любителями энергичного танца и сказал ему:

– Надо поговорить, – и кивком головы показал ему на выход из комнаты.

Суматохин, Ванилин и Хватов переводили дух, тяжело дыша, как загнанные кони. Возбужденная Лена сновала между ними. Они то обнимались, то обменивались впечатлениями с помощью междометий и нецензурных слов. Суматохин отделился от них и направился к выходу из комнаты, но Ванилин поймал его за руку, вернул на место и, повиснув у него на шее, прошептал ему на ухо:

– Братан, братан, мы же с тобой, как братья. Скажи, да?

– Конечно, конечно, – ответил Суматохин, освободился от его объятий и посмотрел в глаза другу с грустью, как будто говорил: «Ну, прощай, я может быть уже труп». Суматохин оглянулся. Каштанов стоял в дверном проеме, скрестив руки на груди, и с нескрываемой злобой смотрел в его сторону.

– Ладно, отдыхай Иван, мне надо поговорить с человеком, – сказал Суматохин и пошел.

– Олежа, если что, ты только скажи, я за тебя любому глотку перегрызу, – кинул ему вслед Ванилин.

Когда Суматохин и Каштанов подошли к кухне, Каштанов открыл дверь и, схватив рукой Суматохина за шею, с силой втолкнул его так, что тот влетел в кухню, едва не ударившись головой об батарею. Каштанов закрыл за собой дверь.

– Ты с ума сошел?! Ты что делаешь?! – начал возмущаться Суматохин.

– Садись, – приказал Каштанов.

– Нет, я не пойму…

– Я сказал, садись! – рявкнул Каштанов.

Суматохин сел на табуретку между кухонным столом и холодильником, Каштанов поднял табурет, стоявший с другой стороны стола, опустил его около Суматохина и тоже сел. Таким образом, Каштанов приблизился к Суматохину вплотную, и они находились друг к другу лицом к лицу.

– Сколько время? – обратился Каштанов к Суматохину, глядя тому в глаза.

– У тебя же на руках часы. Трудно посмотреть?

– Хватит притворяться дураком. Мне надоел этот ералаш. Прошло уже четыре с половиной часа, где твой адвокат? – заорал Каштанов.

– Ты что на меня орёшь?! – попытался также повысить голос Суматохин.

– Что, я ору? Я могу, конечно, не орать, могу просто пойти и рассказать всем твоим друзьям, товарищам о твоих подвигах. Ты этого хочешь?!

– О каких подвигах? – упавшим уже голосом пролепетал Суматохин.

– Что, забыл уже? Я могу напомнить. О том, как ты кинул одного человека, а именно моего дядю. О том, как ты втёрся к нему в доверие. Как ты ходил вместе с ним в консерваторию, как разглагольствовал на темы о высоком искусстве. Как ты ему запудрил мозги сказками вроде той, что какое удивительное совпадение у вас вкусов в музыке и живописи. Кстати, должен признать, ты здорово подготовился: к своему великолепному удивлению я у тебя не обнаружил ни одной записи классической музыки, и картин на стенах я тоже не заметил. Это, конечно, надо было уметь хорошо подготовиться. Это, наверное, была целая операция. Ты хорошо тогда сыграл свою роль любителя искусства. И самое главное, как только нашел момент, когда можно было попросить денег? Причем как попросил? Попросил так, что мой несчастный дядя не удосужился на всякий случай заглянуть в твой паспорт. Ты оказался настоящим артистом-виртуозом: так войти в доверие к человеку, прошедшему огонь, воду и медные трубы. Как тебе история? Может и правда стоит предать её огласке?

– Господи, за что мне это все? – Суматохин чувствовал себя опять загнанным в угол, и не видел пока никаких вариантов выхода.

– Хватить богохульствовать. Бери бумагу и ручку – возвращаемся к первому варианту, – приказал Каштанов.

– Нет, не надо. Только не это, – жалостливо попросил Суматохин.

– Почему? Ты, что решил за нос меня водить? Я тебе дам – не надо!

– Я сейчас пьян. А когда я пьян, я могу быть таким рассеянным. Я так могу себе смертный приговор подписать.

– Сам виноват.

– Сейчас я позвоню Владимиру и все улажу.

– Ладно, даю тебе последний шанс.

Суматохин сходил в прихожую за трубкой, набрал номер Владимира и замер в ожидании. К его счастью голос друга слышался слабо, так что находившийся рядом Каштанов не мог понять, что тот отвечает.

– Ну и что же случилось с твоим адвокатом? – спросил Каштанов, когда Суматохин отключил связь. – Наверное по дороге ему пришлось принимать роды или его похитили инопланетяне? Угадал?

Суматохин был хмур и серьезен.

– Что молчишь? Отвечай?

– Какой смысл говорить, если ты мне не поверишь?

– Всё равно говори или мне придется принять меры.

– Ну, хорошо. Погиб наш общий знакомый – Лёня Овечкин. Володя вёл и его дела, к тому же он был его близким другом. Ему пришлось отложить текущие дела и ехать на опознание. Он до сих пор находится в шоке. Да и я, если честно, ошарашен этой новостью.

Суматохин сделал скорбный вид и закрыл ладонями лицо. Каштанов счёл, что проявлять гуманность в данную минуту к собеседнику не стоит, и надо продолжать добиваться от него выполнения его обязательств. Суматохину пришла в голову дерзкая мысль: от всего отказываться и постараться доказать, что никаких денег он не брал в долг, ведь он не оформлял кредит юридически. «А что, не исключено, что так оно на самом деле и есть», – предположил он. Но если бы он пошел по этому пути, тогда бы ему пришлось пережить моральные травмы, если бы Каштанов осуществил свои угрозы и начал разоблачать его, а возможны еще физические… Нет – пережить тяжесть собственного разоблачения Суматохин был еще не готов, поэтому отмел этот вариант.

– Что будем делать? – спросил Каштанов.

– А? – Суматохин сделал вид будто бы не расслышал вопрос.

– Будешь писать расписку или нет?

– Зачем расписка, сейчас Владимир должен подъехать.

– Сейчас, это когда?

– Через пару-тройку часов.

– Так дело не пойдет. Надоел ты мне. Морочишь мне голову уже целый день. Пойду-ка я лучше расскажу почтенной публике о твоих подвигах – интересно будет посмотреть на их реакцию.

– Подожди, перестань. У меня есть идея. Тебе должна понравиться – только выслушай.

– Выкладывай – только поскорее, время ты у меня отнимаешь просто пропасть, – уже было вставший Каштанов снова сел.

– Тебе точно понравиться. Давай сделаем так: сегодня или завтра я тебе даю тысячу долларов, после чего уже составляем новый договор, только без таких процентов. Подумай сам: по сроку я только не заплатил пятьсот баксов, а так я отдам тысячу. Дяде твоему это тоже понравится. Как тебе моя идея?