Богатый - Анатолий Величковский

— Крест и Лира, что у вас на груди, это знак общества, в котором вы состоите? — спросила Марта.

Марк почему-то всполошился и уронил нож под стол. Он нагнулся, чтобы его поднять. Нож лежал у открытых выше колен чудесных ножек Марты. Она почувствовала, что художник любуется ими там под столом и потому слишком долго ищет нож. Когда он поднялся, лицо его было красным. Марта попробовала заглянуть ему в глаза, но это ей не удалось. Уткнувшись в тарелку, Марк начал работать усердно вновь приобретенным ножом. Она напомнила ему свой вопрос.

— Нет, это мое личное, я люблю крест и люблю лиру, — ответил Марк рассеянно.

— Ваш знак, — сказала Марта, — он навевает мне мысль о чем-то хорошем. Ах, стойте! — воскликнула она, положив руку на руку художника.

— Что? — спросил Марк, замирая в блаженстве от прикосновения ее тонкой, загорелой руки.

— Давайте мы с вами организуем общество под именем «Крест и лира». Вот идея! Хотите?

— Общество художников? — спросил Марк.

— Нет, не художников. Видите ли, мы с моим дядей Васей хозяйничаем, у нас ферма. На этой ферме мы возвращаемся к прошлому. Мы достали и отремонтировали старые машины, приспособленные к конской тяге. Мы заменили тракторы лошадьми. Мы силимся показать пример. Нам хочется доказать что без природы люди не смогут жить. Мы ненавидим все новшества. Спросите любую хозяйку, довольна ли она продуктами искусственного производства? Ведь теперь все овощи фальшивы, все фрукты, яйца, мясо, молоко. Все стало ядовитым. Это уже теперь, что же будет дальше? Мы, например, даже запретили въезд автомобилей и вообще всех машин на территорию нашей земли. Во мне душа Юлиана Отступника. Будь моя власть, я бы создала костры из автомобилей, телевизоров, холодильников и всей этой чертовщины. — Все это Марта сказала быстро, взволнованно. По мере того как она говорила лицо ее озарялось все сильнее и сильнее внутренним светом. Душа Марка открывалась так, словно он слышал ангельские голоса. Куда девалась его застенчивость, неловкость. Перед Мартой, как бы из ничего, вырастала и открывалась личность художника. В его подобных чайным серебряным ложечкам глазах загорелась твердая воля, решительность. Глаза эти стали темнее, рассеянный блеск сосредоточился в них в две горящих точки. Он стал красив. Марта почувствовала в своем сердце толчок.

— Жертвуете свой «Крест и Лиру» для имени общества? — спросила Марта.

— Не только знак, но и самого себя жертвую! Берите меня всего! — Воскликнул художник, глядя прямо в глаза девушки.

— Выпьем на брудершафт, — предложила Марта. Марк ловко встал, красиво поднял бокал, смело схватил руку Марты своей рукой. Они залпом выпили вино, бросили на пол бокалы.

— Ты дурак! — выругалась Марта.

— Ты ведьма! — выругал девушку Марк.

— Мы возьмем своим девизом слова Достоевского: только крестьянский труд приближает человека к Богу, — сказала Марта, усаживаясь на диван. Марк подсел к ней. Марта перестала для него быть недосягаемым божеством. Будущее общее радостное дело разряжало его напряжение. Он почувствовал себя другом, товарищем.

Взявшись за руки, они долго обсуждали законы будущего общества. Решили, что членами его должны быть только люди интеллигентные. Ибо только они смогут понять задачу в полном объеме. Кроме того, только они увидят иначе, чем, например, рабочие или даже крестьяне, благотворное влияние труда над землей на всю психику человека.

На дворе потемнело. Марта развязала шторы. Они упали, закрывая окна. Она зажгла электрическую лампочку на рояле. — Тебе как? — спросила она, — электрический свет не противен? я лично отвыкла, у нас свечи, керосиновые лампы.

— Ну его к черту! Потуши, — ответил Марк. Стало совсем темно. Но Марта очевидно в темноте видела. Ни на что не наткнувшись, она подошла и села на прежнее место. Марк ничего первое время не видел, слышал только шорох ее платья, да чуть слышный звон хрусталя люстры. Потом он привык к темноте. Светились глаза Марты, чуть-чуть не сливаясь с мраком, белело ее лицо.

— Марк, я не девушка, — прошептала Марта. Он отшатнулся, — да, представь себе, я была замужем, но разошлась. Муж мне попался технически-телевизионно-автомобильный. Я его возненавидела всей душой. — Настало молчанье довольно долгое.

— У тебя была любовь? — еще тише спросила Марта. Ее дыханье трепетало на ухе Марка.

— Нет, никогда, — ответил он.

— Как же ты жил? — Марк глубоко вздохнул, потом порывисто задышал и ответил:

— Врать не могу, я пользовался проститутками.

— Благополучно? — спросила Марта.

— В смысле заразы? Да, вполне.

Марта приблизила свои губы к его губам.

В дальнейшем Марта командовала. Она в темноте пересадила Марка на тумбу у рояля. Он был беспомощен в темноте. Замирал, ждал, слышал, как шуршит ее платье, что-то белое взметнулось. Он почувствовал на себе горячее, порывистое дыханье…

VI

В построенном по последним техническим правилам доме Богатый приобрел квартиру. Он выбрал себе этаж тринадцатый, это число ему нравилось. Принимая помещение, он не упустил ни одной мелочи. Стены, паркет и потолок Богатый изучал при помощи лупы. Изучал рамы окон, дверные запоры. После некоторого размышления он вызвал слесаря и на каждую дверь поставил кроме существующих еще по два замка. Электротехник поставил добавочные звонки и сирену тревоги, которая была так устроена, что ревела, если входил злоумышленник. Богатый так же проверил с градусником в руке температуру горячей воды и выругал заведующего за то, что не хватало четверть градуса. Квартира отапливалась посредствам труб, проведенных под паркетом. Подошвы у Богатого делались горячими, ноги потели. Воздух стоял сухой, и с непривычки у Богатого болела голова. Однако все это было простительно потому, что критиковать последнее слово техники Богатый, не сомневаясь ни одной секунды, посчитал бы варварством. Паркет отражал, как зеркало, окна, двери, потолок и самого Богатого. В этом было много приятного, ибо Богатый считал, что отражаться в паркете своей собственной квартиры — это значит быть человеком самого высокого качества.

Внизу на тротуаре уже стоял новый «Дрин Дрон», приобретенный на прошлой неделе. Богатый иногда смотрел на машину из окна и любовался блеском лака. А в квартире хозяйничал декоратор. Несколько рабочих в синих блузах втаскивали и расставляли под его руководством мебель.

На потолках развешивались старинные люстры, изуродованные проводами и электрическими лампочками. Лампочки эти имели формы огненного языка свечи, даже конец стекла был так закручен, как пламя свечи от дуновенья ветерка. Но, несмотря на все старанья индустриальных мыслителей, ничего общего между светом этих лампочек и светом свечей не получалось. Гармония между трепетом свечей и блеском хрусталя при электричестве исчезала. Получалось ни то, ни се. Красота, притянутая за волосы, наглядно тосковала по старине.

Все комнаты, за исключеньем спальни, декоратор обставил мебелью современной. В спальне же поместилась кровать старинная, с балдахином, и ночной столик из красного дерева ручной работы и кресла старинные, и туалетный столик с зеркалом овальным и со многими отделанными серебром ящичками.

Кухня превратилась в фабрику. Машин в ней стояла уйма. А полотенца кухонные вплоть до половых тряпок должны были показывать, что живет в квартире знаменитый художник. Поэтому на всем этом тряпье были отпечатаны репродукции со знаменитых картин эпохи возрождения.

Почтовый ящик Богатого был каждый день набит прейскурантами и письмами. Часть корреспонденции не вмещалась в него, поэтому Богатый находил много писем, подсунутых под дверь. Кроме деловых предложений были и предложения чисто любовного характера. Даже на его дверях, парадных и черных, было много надписей мелом и карандашом. «Богатый я вас люблю», или «Только кивни мне пальцем и я буду твоя», или «Покатай меня на Дрин Дроне», или «Я как автомобиль хороша, думаю о тебе, Богатый, день и ночь».

Когда с устройством было покончено, Богатый ни гроша не заплатил декоратору под тем предлогом, что кто-то из рабочих оставил отпечаток пальца на стене в ванной. Из-за этого началась колоссальная переписка. Декоратор присылал счет, Богатый его отсылал обратно, без объяснений сначала, а потом с объясненьями, потом снова без объяснений, и так тянулось и тянулось это дело.

Да и мебельщики никак не могли получить за мебель сполна. Богатый умел находить предлоги. А что касается телевизоров, которых у него было шесть, то и подавно Богатый за них не платил. Фабриканты и без денег были рады, что им удалось всучить свой товар такому лицу. Ведь этим они могли воспользоваться, как рекламой. «Нашу марку выбрал Богатый» стояло теперь во всех их прейскурантах, и это помогало.

Богатый ездил на «Дрин Дроне», ему теперь прислуживал за столом лакей-негр, Богатый спал в постели, будто бы когда-то принадлежавшей известной графской фамилии.