Любовь гика - Кэтрин Данн

– В каком смысле, хвост? – Ее глаза вмиг похолодели. Она оттянула подгузник Миранды на попке. – Она у вас не слабоумная?

Миранда нахмурилась от прикосновения чужих рук и тревожно взглянула на меня. Когда монахиня стянула с нее подгузник до самых колен, Миранда закрыла глаза, открыла рот и расплакалась в голос.

– Просто маленький хвостик, – произнесла я.

Вошла медсестра, бодрая и жизнерадостная, с папкой-планшетом и бланками. Она умело подхватила Миранду на руки и стала ее развлекать, пока я, шмыгая носом, заполняла все необходимые документы. Монахиня что-то шепнула на ухо медсестре. Та незаметно заглянула под подгузник Миранды, не переставая напевать песенку про паучка, который карабкался по водосточной трубе.

Мы прошли в лазарет, где медсестра, продолжавшая напевать и читать детские стишки, раздела смеющуюся Миранду, осмотрела ее, послушала, посветила фонариком ей в ротик, сосчитала все пальчики и наконец легонько пощекотала свернутый колечком хвостик. Миранда рассмеялась еще пуще, а я словно окаменела.

– В ее случае операция будет сложной, зато потом ей станет легче жить, – уговаривала меня монахиня. – Представьте, каково ей будет среди нормальных детей. В бассейне, в душе… даже просто переодеться, когда соседки по комнате рядом… его не скроешь. А дети бывают жестокими.

– Нет! – рявкнула я. – Он останется. Не смейте его трогать.

Они спросили меня еще раз, через пять лет, когда я стояла в комнате для посетителей и наблюдала за Мирандой через окно.

– Она молится, чтобы его не было. Разве можно лишать собственного ребенка шанса на счастливую, нормальную жизнь?

Я молча смотрела, как Миранда со смехом съезжает с горки на детской площадке, пытаясь увидеть в ней живую любовь, которая была мертвой во мне.

– Она счастлива, – сказала я. – Вы мне так говорили, и я сама это вижу. Пусть хвост останется.

Но она его ненавидела.

Я забралась в свой чуланчик, плотно закрыла дверцу и долго лежала, свернувшись калачиком в темноте, и думала о мисс Лик. Ее странное хобби было мне не в новинку. Я уже видела что-то подобное.

Когда я просыпаюсь, на улице уже темно. Я иду в ванную и сую голову под струю холодной воды. Затем надеваю свитер, пальто, нахлобучиваю поверх парика вязаную шапку, спускаюсь вниз, шагаю мимо громких голосов из телевизора в комнате Лил и выхожу на улицу. Мне нужен автобус номер 17, идущий в центр.

Съежившись на сиденье в пустом автобусе, под бледными флуоресцентными лампами, я смотрю на картонную табличку, засунутую под сетку над окном. На табличке написано: «Не устраивайтесь поудобнее».

Я выхожу у торгового центра и направляюсь в сторону Старого города, к «Зеркальному дому». По дороге захожу в телефонную будку. В телефонной книге есть номера нескольких человек по фамилии Лик, но ни одной Мэри или М. Скорее всего, это вымышленное имя. Человек с таким хобби, как у нее, вряд ли стал бы называться своим настоящим именем.

Электронные часы в витрине тату-салона показывают ровно девять. Через два квартала я ищу наблюдательную позицию напротив стоянки у «Зеркального дома». Затененный вход в закрытый на ночь магазин кожаных изделий на углу дает хороший обзор стоянки, служебного входа и центрального входа в клуб. На тротуаре стоят мешки с мусором, ждут утренних мусорщиков. К двери ведут пять ступенек. Я сижу на верхней ступеньке и наблюдаю, как заполняется стоянка. Из машин выходят веселые компании и хихикающие парочки. В основном мужчины. Я считаю. Шестьдесят человек вошло в клуб, прежде чем один вышел оттуда. Мисс Лик пока не появлялась.

Я уже мерзну. Дождя как такового нет, но промозглая изморось постепенно просачивается под плащ. В отсветах городских огней низкие тучи похожи на тусклые лиловые синяки в небе. Над трехэтажным горизонтом Старого города возвышается офисная башня розовато-телесного цвета. Время от времени она почти полностью исчезает в наплывах темноты. Затекшие ноги болят.

Кем я себя возомнила? Что я здесь делаю? Тазобедренный сустав отзывается издевательской болью. Я продолжаю сидеть и наблюдать, чувствуя себя круглой дурой.

Через два часа появляется мисс Лик. Ее трудно не заметить. Шесть футов два дюйма и двести сорок фунтов в сером деловом костюме. Туфли на высоченных каблуках – огромные, как египетские пирамиды. Она пробегает через стоянку, съежившись под зонтом, и заходит в «Зеркальный дом» через служебный вход. Когда я ее вижу, мой пульс учащается, но как только она скрывается внутри, пульс возвращается к обычному неровному ритму.

Я жду еще час, и вот мисс Лик наконец выходит под резкий свет фонарей на стоянке. Смотрит вверх и решает не раскрывать зонт. Она стоит, запрокинув голову, и роется в карманах. Я поднимаюсь. Колени – одеревенелые и ненадежные. Я трясу ногами, пытаясь оживить застывшие суставы. Кровь постепенно разогревается. Мисс Лик проходит стоянку насквозь. Она осторожна, не оставит машину так близко к клубу. Она заворачивает за угол. Я ковыляю следом, по темной стороне улицы. Маленький бар закрывается, посетители выходят наружу. Их пьяные голоса на какое-то время перекрывают звук моих шаркающих шагов. В трех кварталах от «Зеркального дома» высокая женщина садится в шикарный черный автомобиль, припаркованный у донорского пункта. Я записываю номер машины – фломастером на запястье – и чувствую себя покорителем Азии.

Миранда закончит работу еще часа через два. Она поедет домой на такси. А я иду к автобусной остановке и, кажется, брежу от холода и облегчения, потому что на каждом углу мне чудится Миранда. Уже в автобусе, сидя у зачерненного светом окна, я переписываю номер автомобиля мисс Лик на старую квитанцию, валявшуюся у меня в кошельке. Цифры на запястье уже расплылись синими разводами, растворенные туманной сыростью и моим собственным по́том.

Следующим утром я выхожу на работу пораньше. Когда я забираюсь в автобус, какой-то ребенок неопределенного пола, вертящийся на руках у мамы, тычет в меня пальчиком и кричит: «Маленькая мама!» Женщина, держащая ребенка, густо краснеет, хватает малыша за руку и велит замолчать. Я разворачиваюсь, выхожу из автобуса и машу рукой водителю, мол, поезжай. Я иду на работу пешком.

По дороге я много думаю и прихожу к выводу, что номера, переписанные мной вчера, не имеют вообще никакого отношения к мисс Лик, о которой рассказывала Миранда. Сколько высоких женщин пользуются служебным входом «Зеркального дома»? Не исключено, что вчера я следила за каким-нибудь убедительным трансвеститом средних лет. Если «Лик» – это просто прикрытие, вымышленная фамилия, мои поиски грозят затянуться.

Я заглянула в отдел новостей и запросила данные по автомобильным номерам, потом начитала две пятнадцатисекундные рекламные заставки, одну для «Стерео Хэвен», вторую – для колбасных изделий «Сан-Ривер», записала третью часть «Беовульфа» для аудиокниги для слепых. Потом начался «Час историй», и только после него я проверила свой ящик для сообщений и нашла там компьютерную распечатку с данными по запросу. Владелица автомобиля: Мэри Т. Лик. Она не меняла имя для «Зеркального дома». Судя по адресу, она живет в дорогом, фешенебельном квартале в Уэст-Хиллс, прямо под Розовым садом.

Уже в лифте мне вдруг приходит в голову, что Миранда, возможно, ждет меня в холле в надежде снова обольстить, чтобы я ей позировала. Двери лифта открываются, я на секунду задерживаю дыхание, но Миранды там нет.

Я прохожу по мосту над асфальтовой рекой шоссе и направляюсь в библиотеку. Школа имени Линкольна располагается прямо за станцией метро. Там началась большая перемена, и школьники выбежали на улицу. Две девчонки с пронзительными голосами яростно спорят о чем-то на скамье Чарльза Диккенса рядом со входом в библиотеку. Я прохожу сквозь тяжелые деревянные двери и поднимаюсь по белой мраморной лестнице в зал с картотекой.

Для Мэри Т. Лик есть отдельная карточка, прямо перед Томасом Р. Ликом, ее отцом. Оба записаны на микрофильмы. Я поднимаюсь на два пролета, в читальный зал периодики, и нахожу аппарат для просмотра микрофильмов в самом дальнем и темном углу. У меня с собой стопка катушек с пленкой, на которую пересняты страницы старых газет.

Вот она, мрачная и неулыбчивая, в колонках светской хроники. Молоденькая Мэри Лик не улыбается на благотворительном мероприятии в охотничьем клубе. Мэри Лик хмурится, стоя между двумя жизнерадостными горгульями в городском клубе. Мэри Лик угрюмо взирает на коронацию Королевы праздника роз. Совсем юная Мэри Лик уныло стоит за спиной крупного лысого мужчины с остервенелым лицом – судя по заголовку статьи, это и есть Томас Р. Лик, – на торжественном открытии бассейна имени Томаса Р. Лика в спортклубе «ТАС».

В тексте вскользь упоминаются списки гостей, их наряды, меню банкетов. Наряды Мэри остаются без комментариев. Всегда и везде это один и тот же деловой костюм, темный и невыразительный.