Контрабасы или Дикие гуси войны - Сергей Герман

Пёс вытянув лапы лежал на земле в луже крови. На спине чернел старый шрам.

Пришёл Прибный. Спросил:

— Зачем?

— Так чеченской же породы, Степаныч? Чего их жалеть.

Прибный сплюнул.

— Креста на тебе нет. Тварь безвинную не пощадил.

С Клоковым перестали разговаривать. Вечером в кубрике Ромка бросил ему подаренную разгрузку.

— Дать бы тебе в едало, тварь!

Вечером поспорили, что будет делать Клок. Попросит прощения или сбежит?

Чеченец

Прошло несколько дней. Тело Олега отправили в Моздок, на холодильник. Уже оттуда его должны были отправить родителям. Мы несли службу, случившееся потихонечку забывалось.

Ничего не забыл только Прибный. Он несколько раз ездил на станцию, о чём то говорил с местными.

Однажды ночью я проснулся от толчка. У кровати стоял Игорь.

— Вставай — коротко сказал он.

— Поедешь с нами. Я быстро оделся. Натянул на бушлат разгрузку с магазинами. Сунул в карман пару гранат.

— Куда?

— Сейчас увидишь.

Ребята уже сидят в броне Першинг, Пёс, Заяц, Клок.

Моросил мелкий холодный дождь. Из невесомого серого марева, прикрывавшего неспешное отступление февральской ночи, сбоку от дороги показалось серое приземистое здание бывшего коровника. Тусклый жёлтый комочек ещё холодного солнца едва продавливал ватные клубы зависшей в воздухе влаги, медленно обрисовывая желтое поле, перепаханное танковыми гусеницами.

— Машину замаскировать, чтобы не было видно с дороги. Выпейте чаю, согрейтесь. Водки не дам, вы нужны в здравом уме.

Пока мы обжигаясь глотали горячий чай, Степаныч излагает свою пропозицию.

— Ситуация хлопцы, такая. Олега убил Зелимхан Мурдалов, информация точная. Его машина сейчас стоит на блоке. В машине он один. Там его трогать нельзя, много свидетелей. Через полчаса он будет здесь или возле кошары, если двинется по грунтовке.

До кошары отсюда чуть больше километра. Здесь остаются Лёха, Клок и Першинг. Першинг останавливает машину, остальные страхуют. Клок со снайперкой, Лёха за пулемётом. Но надо взять его живым и желательно без стрельбы. Потом допросим с кем он был.

Я, Пёс и Заяц выдвигаемся к кошаре. Услышите стрельбу, выдвигаетесь в нашу сторону, мы соответственно в вашу. Потопали.

Трое мужчин след в след побежали по еле заметной тропинке в сторону предгорий.

Через минуту группа растворилась в дождливом мареве.

Першинг уходит вперёд. Бес прихватив винтовку залезает на крышу. Я сижу в машине, через триплекс смотрю на серую скользкую дорогу. Тепло выветривается, влага и холод ползут под бушлат. Минут через пять, раздаётся стук по броне.

— Лёха, мне отойти надо. Обосссс-смотреться.

— А чего ты, стесняешься? Делал бы здесь свои дела.

— Да не могу я под дождём. Надо сосредоточиться.

— Ладно вали, делай своё грязное дело.

Першинг прихватив кусок газеты, скрывается в глубине коровника. Его нет почему-то очень долго.

На мокрой дороге появляется старая красная семёрка.

Из машины выходит водитель. Рыжая борода, куртка от армейского камуфляжа, непонятного цвета штаны. Не хватает только зелёной повязки и перемотанного изолентой автомата. Узнаю старого знакомого, с кадыком. Я почти уверен, это и есть Мурдалов.

По плану их должен был встретить Першинг. Но его нет, и что теперь делать мне?

Мой знакомец ныряет куда-то в развалины и через минуту появляется обратно, с каким-то длинным свёртком, завёрнутым в полиэтилен. А вот и снайперская винтовка. На работу собрался, с-сука! Наших ребят отстреливать.

Затаив дыхание навожу стволы пулемётов на лобовое стекло.

— Где Першинг? Почему не стреляет Клок? Уйдёт ведь тварь!..

Чеченец уже садится за руль. Поворачивает ключ зажигания. Двигатель начинает работать.

— Господи, помоги! Огонь!

Затаив дыхание выжимаю кнопку.

Пулемётная очередь вдребезги разносит стёкла, рвёт металлическую обшивку дверей и кузова. И как-то резко наступает тишина. Я хочу подойти к расстрелянной машине и понимаю, что ноги едва слушаются меня. Из развороченного кузова тянет сладким и приторным запахом парного мяса, развороченных внутренностей. Вместо лица у чеченца кровавая каша.

Пули разворотили ему грудь и живот. Красное мясо, сизые кишки. Кровь идет сгустками, темными пятнами оседая в грязи.

Надо обыскать труп. У него должны быть документы. Мои пальцы возятся в кровавом месиве кишек. Водительские права, паспорт, залиты липкой кровью…

Всё как в тумане, секунды кажутся вечностью. У меня возникает ощущение, что это происходит не со мной. И липкое противное ощущение крови на лице, мне кажется, что меня ею просто умыли. Прихожу в себя от боли в руках. Я тру ладони куском кирпича, я содрал кожу стараясь стереть кровь.

Опускаюсь на корточки, Першинг суёт мне в рот зажжённую сигарету. Догорая, она обжигает мне пальцы, и я автоматически прикуриваю от нее новую. Совершенно не помню как появился Прибный.

— Кто стрелял?

Я молчу.

Степаныч оглядывается по сторонам, заглядывает в машину и горестно машет рукой.

— Клок, быстро тащи бензин и уходим. Нас здесь не было.

— Степаныч, у него же оружие было, винтовка.

— Оружие тоже в огонь.

Кто из ребят пробует возразить.

— А может быть доставить его в комендатуру? Это же боевик. Да и Олег на его совести.

Прибный взрывается

— Может быть кто нибудь из вас хочет стать новым Ульманом? Или Будановым?.. Выполнять приказ! Все на броню. Уходим.

Клок уже бежит с канистрой. Долго возится перед машиной. Наконец вспыхивает пламя.

Ухо

Первым на Клока обратил внимание Саня Спесивцев. Он всё косился и косился на него, а потом, когда Клок вышел из кубрика, подошёл к Прибному.

— Командир, тебе не кажется, что Клок под постоянным кайфом?

Степаныч чистит автомат. Смазывает его маслом, любовно полирует мягкой ветошью.

— Ну и что? У нас половина роты, если не на службе к вечеру под кайфом. Вино вместо воды пьём. Сам же знаешь.

— От него перегаром никогда не пахнет. Он вообще не пьёт!

Прибный, вздыхает и нажимает спусковой крючок. Оружие щелкает. Степаныч продолжает нажимать спусковой крючок снова и снова.

— Щёлк!..Щёлк!..Щёлк…

— Что у него? Колёса или наркотики?

— Не знаю. Но на торчков я в зоне насмотрелся. У него глаза обмороженные, как у рыбы.

— Ну да, ну да…

Входит Клок. Прибный подходит к нему вплотную, долго долго смотрит в глаза.

— Раздевайся!

— Зачем?

— Затем. Медосмотр буду проводить.

Степаныч внимательно осматривает вены.

— Одевайся. Выворачивай тумбочку! Теперь сумку!

На дне сумки тёплый свитер, дополнительное бельё, завёрнутый в узел носовой платок. Степаныч развязывает узел.

Первой мыслью было, что Клок зачем то прячет грязную курагу. Второй, почему одна..?

Домыслить я не успел, почувствовал, как тошнота поднимается к горлу. Пережив два рвотных позыва, но так и не срыгнув, я выдохнул:

— Бля-яя!..

Кажется, что это сказали все…

Невозмутимым остался только Прибный. Он потрогал отрезанное сморщенное человеческое ухо, пальцем. Понюхал. Мне показалось, что сейчас он его лизнёт…

— Ты что, Клок?..Некрофил?..

Это был единственный здравый вопрос.

Клок молчит.

— Это чьё? Убиенного Лёхой чеченца?

Лицо Клокова начинает медленно наливаться кровью.

— Ты понимаешь, что ни один человек в здравом уме такое не будет собирать и, тем более, — хранить! Или ты, психопат? Идиот? А если какие-то чечены увидят? вот визгу будет: Уши! Уши! Наших братьев! При этом еще и они правы будут, и по их понятиям, да и по нашим тоже! Кому это понравится? А может, у тебя крыша поехала?

Собирай монатки и сегодня же во взвод. С ротным я договорюсь.

За Клокова вступается Спесивцев.

— Степаныч, погоди. Может оставим? Без снайпера остаёмся. Остальные и в корову не попадут.

— Нет! Я сказал. Уши режут малолетки и те у кого крыша поехала. Мне в разведке психи не нужны. Ты можешь пытать или резать врага на ленты, для того, чтобы получить от него информацию. Это работа.

Но если ты начинаешь это делать для удовольствия — это болезнь. Если для того, чтобы потом покрасоваться перед девками своей крутостью-долбоебизм. И тех и других я презираю. Клок, п-шёл вон!

Вечером, когда Прибный уходит на доклад к ротному, Гизатулин не выдерживает.

— Парни, а вы знаете что мне предлагала эта сука?

Мы заинтересованные поворачиваем к нему головы.

— Переговорить со Степанычем, чтобы прикрыл от начальства в случае чего, и во время следующей зачистки разжиться у чехов барахлишком. Дескать не мешало бы в кубрик телевизор поставить, да и видик был бы не лишним.