Убийства в Солтмарше - Глэдис Митчелл

— Игра в кокосы идет отлично, Ноэль. Мистер Берт самое то для этого дела, да и старый Фрозблауэр ему помогает, как путевый. Вы-то сами как?

— Паршиво. — Я достал свои «украшения», нацепил. — Вид у меня нормальный?

— Что надо. Мне начинать?

— Наверное.

В маленькой палатке стоял столик и два стула. На столе — блюдце, на нем — две свечи, которые я зажег, перед тем как облачиться в парик и бороду. На темной стене палатки зловеще белел вырезанный из ситца череп.

Уильям тем временем приставил горн к губам и затрубил.

Думаю, в целом представление у меня вышло неплохое. С местными, нечего и говорить, получалось лучше, чем с чужими, я ведь много про них знал. Чтобы никто ничего не заподозрил, пришла ко мне и Дафни. Пока я разглядывал ее ладошку, она тихонько проговорила:

— Чуть-чуть осталось, милый. Крепись! Через минутку начнутся танцы. Церберша, думаю, уже изволила удалиться — ее давно не видно. Закончишь — и сразу пойдем домой. Устала страшно. Уильяма забираем с собой. Так она велела. Бедняга, он-то еще совсем не нагулялся.

— А Берт как справляется?

— Отлично. И его дама тоже. Мне оба нравятся. Она, может, и скверная женщина, хотя тут я Церберше не очень верю, но сердце у нее ужасно доброе. Ты знаешь, у дяди вышла жуткая заварушка с сэром Уильямом из-за детских состязаний! Глупости, конечно, но, говорят, был ужас какой скандал. И ведь из-за пустяка. Помнишь, дядя выгнал из хора двоих мальчишек? Так они заявили, что имеют право участвовать в соревнованиях, поскольку списки составлялись, когда они еще были в хоре, а дядя нипочем не соглашался. К несчастью, их забег проходил, пока дядя играл в крикет, и оба мальчика вышли в финал. Паршиво то, что сэр Уильям встал на их сторону. Дядя пришел в ярость, но держал себя в руках. А сэр Уильям не удержался и назвал его «каким-то там попом», да еще при всех. Дядя дал ему в глаз, и началась жуткая сумятица. Всем стало не до соревнований. Сэр Уильям ушел страшно разозленный, глаз у него уже начал заплывать. Ну разве не паршиво, что вот так случилось?

Я согласился и хотел уже расспросить о подробностях, когда полог палатки откинулся и к нам сунул голову Билл.

— Ноэль! Тетя Кэролайн здесь, и вы ей срочно нужны! Дядя все еще не пришел, а уже почти десять, и она слышала о его ссоре с сэром Уильямом. Говорит, она знает, каков у сэра Уильяма нрав, и теперь боится до смерти. Она прямо не в себе, вы давайте скорее, такое дело!

Я тоже знал, какой нрав у сквайра. Разве я не видел, как он чуть не задушил финансиста Бернса из-за собаки? Так что же он сделает, если ему врезали на глазах у всей деревни? Я стащил шляпу, парик и бороду, накинул плащ, задул свечи и, сопровождаемый Дафни, выбежал из палатки. Вместе с Уильямом мы поспешили домой.

Миссис Куттс, нечего и говорить, в истерике не билась, не такой у нее характер. Однако она страшно побелела и пошатывалась. Я вызвался разыскать сэра Уильяма и спросить, известно ли ему о передвижениях викария после того, как тот ушел с праздника. Дафни хотела идти со мной, но, как ни желал я ее общества, следовало оставить кого-то с миссис Куттс. Уильяма я тоже не взял, чтобы не добавлять его тете волнений. И один пошел в Манор-Хаус посмотреть, что к чему.

Все, кроме миссис Брэдли, уже легли. Слуги были на празднике, и потому она сама открыла и впустила меня.

Из парка, через который я только что прошел, доносились звуки духового оркестра, игравшего на танцах. Мы направились в библиотеку, где в камине горел маленький, но веселый огонек. Усадив меня, она спросила, не нужно ли мне позолотить ручку. Вот в каком я был состоянии — совершенно забыл, что на мне наряд цыганки! Мой распахнувшийся плащ, нечего и говорить, открыл ястребиному взору миссис Брэдли красную юбку. Я нахмурился и покачал головой.

— Нет, у меня весьма важная новость. Викария нигде нет. У него вышла… э-э… размолвка с сэром Уильямом сегодня вечером, и мы волнуемся, ведь…

— Бедняга, возможно, лежит где-нибудь в карьере со сломанной шеей, — продолжила эта жуткая дама.

— Я серьезно, — сдержанно ответил я. Ее шутка показалась мне неуместной.

— Так и я тоже, молодой человек. — И она ткнула меня под ребро твердым, как железный болт, пальцем. — Значит, нужно поспешить — вдруг он еще жив.

— А сэр Уильям дома?

— Да. И вообще я не верю, что он мог причинить викарию вред, однако пойдем и проверим.

— Но не в каменоломни же?

— Почему нет? Я всегда считала их сущим подарком для недалекого убийцы, у которого все же достанет сообразительности столкнуть жертву вниз и оставить умирать, а потом просто держать рот на замке, а нервы в узде.

— А как же следы?

— Детский сад! — бросила миссис Брэдли с неприятно задевшей меня колкостью. Я из тех мужчин, которые считают женщин нежным полом, и все такое.

Потом мы шли через парк, пробираясь сквозь толпы народа. Мы заглянули к констеблю Брауну, прихватили с собой и его, и двоих его квартирантов, студентов Миллера и Бонда, приехавших в Солтмарш позаниматься в тишине, и двинулись к дому викария проверить, не вернулся ли Куттс. Он не вернулся. Пришлось заткнуть уши, чтобы не слышать нытья Уильяма, рвавшегося пойти с нами.

Мы отправились на каменоломни. У миссис Брэдли был мощный фонарик, Браун взял свой полицейский фонарь, а студенты сняли фары с велосипеда и автомобиля.

Я шел с миссис Брэдли, и, когда мы поднимались по неровной тропе, ведущей в каменоломни, меня посетила мысль, которой я и поделился с Брауном.

— Мистер Берт, — он живет вон там, в Бунгало, — мог бы помочь нам в поисках. Не позвать ли его?

Браун, изнывающий под бременем тяжкой ответственности за сверхъестественное исчезновение Куттса, согласился, и мы двинулись по направлению к Бунгало.

В двух комнатах горел свет. Я постучал, но нам не открыли. Странно. Я постучал снова и стал ждать: никакой реакции. Наверное, Берт с Корой на празднике, решили мы и отправились дальше.

Эти каменоломни даже днем наводили на меня тоску. Ночью же там было просто страшно. Я думал о неогороженных карьерах, пытался вспомнить, где они находятся. Мы медленно продвигались по тропке, протоптанной частично человеческими ногами, частично копытами овец и пони. По дороге мы кричали, и нам отвечало необычное эхо. Некоторое время мы шли гуськом, потом миссис Брэдли сказала:

— Думаю, на следующей развилке нам лучше разделиться.

Поскольку у меня не было фонаря, я пошел за ней. За нами двинулся Миллер, а Бонд и Браун свернули налево.

Часа два мы кричали и прислушивались. Спускаться в карьеры не имело смысла; к тому же это было крайне опасно. Друг за другом мы следили по свету фонарей. Наконец, словно сговорившись, опять собрались вместе и решили вернуться в деревню. Констебль, наверное, не переставал удивляться, с чего вдруг мы все отправились на каменоломни, да и мне мысль о том, что сквайр в результате ссоры мог нанести викарию смертельное увечье, стала казаться смешной.

— Он, наверное, уже дома и клянет меня за паникерство, — сказал я миссис Брэдли.

— Очень хочется на это надеяться, молодой человек, — ответила она.

Я предложил проводить ее домой, но она и слышать не хотела; я, однако, не мог не выполнить долг перед слабым полом и потому поплелся за ней. Так, гуськом, мы все прошли через парк, где от нас отделились остальные участники поисков, и добрались до дверей Манор-Хауса.

Открыл нам сам хозяин; он был в пижаме.

— А, сэр Уильям, — сказала миссис Брэдли. — И где же вы оставили викария?

— Викария? Да на спортивном поле, чтоб он провалился! Упрямый, недалекий, самодовольный осел! — Тут он разглядел позади миссис Брэдли меня и добавил: — Да! И можете так ему и передать, Уэллс!

— То есть вы его не убивали? — по-идиотски спросил я.

— Да я бы с удовольствием, — злобно бросил сэр Уильям. — Так вы входите или нет? Давайте решайте, а то я, черт побери, хочу наконец закрыть дверь!

— Спокойной ночи. И вам, миссис Брэдли, — кротко сказал я. И побежал домой.

Там был и Браун, и студенты — все, кроме миссис Куттс. Она пришла минут через десять — белая как мел, — села за стол и забарабанила пальцами по скатерти. Она ходила проверять аллеи в парке.

Старина Браун снял шлем и, почесывая в затылке, твердил, что до утра ничего не сделаешь. Уильям стоял рядом с тетей, совершенно измотанный и напуганный. Бедняжка Дафни плакала, а два студента пытались подавлять зевки и изображали озабоченность. Было за полночь, и мы уже дошли до ручки.

Мне удалось убедить всех, что сквайр не нанес мистеру Куттсу никаких повреждений, и некоторый эффект это возымело. Браун и студенты стали поглядывать на дверь, Дафни выпрямилась и вытерла глаза, а у миссис Куттс на щеках появились розовые пятна. А юный Уильям вдруг завопил:

— Ух ты!! Его миссис Гэтти заперла, точно говорю! В часовне, как мистера Гэтти!