Фрейлина - Шеннон Дрейк

Королева ясно дала ей понять, что пора спать, и Гвинет поспешно направилась к двери.

— Доброй ночи, моя госпожа…

— Гвинет…

— Я ухожу, и теперь вы — моя королева.

— Но ты остаешься моей подругой, — заверила Мария.

Гвинет наклонила голову, улыбнулась и вышла. Ей очень хотелось как можно скорее добраться до своей постели в этом огромном шотландском дворце, который стал ее домом. Торопливо идя по длинному залу в свою комнату, она услышала голоса и замерла на месте, понимая, что случайно слышит разговор, происходящий в одной из малых комнат, которые были предназначены для государственных дел.

— Больше ничего нельзя сделать. Вы не можете взять назад свое слово.

Это произнес низкий мужественный голос, который легко было узнать. Голос лорда Рована Грэма.

— Мы напрашиваемся на неприятности.

Голос второго собеседника она узнала так же легко. Это был Джеймс Стюарт. Действительно ли брат королевы — друг своей сестры? Или он тайно мечтает сам носить корону и считает, что ее должны были надеть на его голову?

— Может быть, и так, но другого выхода нет. Мы можем лишь надеяться, что твердая решимость королевы не допустить преследований за веру окажется сильней.

— Раз так, то, как вы уже сказали, мы должны быть готовы.

— Да, и постоянно.

Внезапно дверь открылась, и ошеломленная Гвинет увидела выходившего из комнаты лорда Рована. Он застал ее здесь, в зале! Любой поймет, что она подслушивала! Рован смотрел на нее суровым, пристальным взглядом, а она только моргала ресницами и старалась проглотить комок в горле.

— Я… заблудилась, — наконец выговорила она.

— В самом деле? — усомнился он.

— Это правда! — гневно ответила она.

Он хмуро улыбнулся, словно услышал что-то забавное:

— Комнаты придворных дам вон там. Вы должны были бы повернуть в ту сторону — конечно, если искали именно свою постель.

— А что еще я могла здесь искать?

— Что еще? — повторил он и насмешливо поклонился, но ничего не ответил, а просто повернулся и ушел.

Гвинет испугалась и очень рассердилась, что он так легко отпустил ее.

— Господи, почему?

Лорд Рован был ей почти противен. Конечно, ей было жаль жену этого несчастного человека, но, похоже, он вел не слишком праведную жизнь, к тому же был грубым и раздражал ее. Он слишком много о себе мнил, и…

У нее больше нет сил. Она идет спать в свою постель, она вполне заслужила сон. А о нем она больше вообще не будет думать.

Ее комната была маленькой, но предназначалась для нее одной. Это было не так уж важно. Во время поездок с королевой по Франции Гвинет иногда имела отдельную комнату только для себя, а иногда спала в общей постели с кем-то из Марий. Тогда девушки много веселились, потому что любили передразнивать почтенных князей и дипломатов, с которыми встречались. Как и королева, они любили танцы и азартные игры и, конечно, очень любили музыку. Они пробыли вместе так долго, что стали почти одной семьей, и были так добры, что принимали в эту семью Гвинет. И все же она понимала, что никогда не войдет в их круг полностью.

«Здесь, в Холируде, я буду спать одна», — подумала она, осматривая свой новый дом. У нее было крошечное окно и даже маленький камин. Горевший в нем огонь освещал окно, и Гвинет увидела, что это был витраж: тени от языков пламени играли на изображении голубки, сидящей на дереве. Под этим рисунком был изображен герб Стюартов, цвета которого ярко выделялись в полумраке комнаты.

Гвинет решила, что в Шотландии, у себя дома, она будет рада жить без соседок. Марии многое забыли о Шотландии. Она любила их и не хотела лишиться их дружбы, но не могла слушать, как ее родину будут постоянно сравнивать с Францией — и, конечно, в пользу последней.

Если она рассердится на кого-то, то сможет прийти сюда и накричаться в подушку.

Если ей надо будет подумать, она сможет побыть здесь одна.

Если ей будет нужно спрятаться…

«От кого я собираюсь прятаться?» — насмешливо спросила она себя.

Это не важно. Важно то, что эта чудесная маленькая комната — ее личное, священное место.

Матрас был удобный, подушка пышная и очень легкая. Рядом с камином она увидела узкую дверцу. Открыв ее, Гвинет поняла, что у нее есть даже собственная уборная. Восхитительно!

В общем, хорошо быть дома!

Гвинет бережно сняла свою дорожную одежду и сложила в сундук: комната была так мала, что в ней нельзя было оставлять разбросанные вещи. В ночной сорочке из мягкой шерсти молодой фрейлине было тепло и удобно. Она была совершенно без сил и все же, когда наконец легла в свою постель, очень уютную и теплую, долго не могла уснуть.

Она думала о лорде Роване.

Эти беспокойные мысли были прерваны стуком, который донесся со двора.

Гвинет мгновенно спрыгнула с кровати, словно обожглась. Ее вдруг охватил такой страх за королеву, что она, забыв в панике про обувь и платье, выскочила в коридор. А тем временем шум внизу нарастал. Она услышала нестройный хор скрипящих и визгливых звуков, а потом — голоса.

Вместе с другими обитателями дворца, которых разбудил этот шум, она помчалась вниз, где были комнаты Марии. Дверь в зал по-прежнему была распахнута. Гвинет, фрейлины и охранники вбежали туда и увидели, что королева не спит. Она стояла у одного из окон и смотрела вниз.

— Все в порядке, — успокоила их королева, подняв руку в знак приветствия, и улыбнулась тем, кто, едва не сбивая друг друга с ног, так быстро мчались в ее спальню. — Это серенада в мою честь: мои подданные приветствуют меня! Слушайте! — весело воскликнула она.

Мария была бледна и очень устала, но все же продолжала приветливо улыбаться.

— О боже! — воскликнул по-французски Пьер де Брантом, один из французов, входивших в свиту Марии. — Это не серенада. Это вопль тысячи кошек, на которых кто-то наступил.

Он нахмурился и взмахнул рукой, выражая таким образом свое недовольство.

— Это волынки, — сердито заметила Гвинет. — Если вы прислушаетесь, то поймете, что звук у них красивый.

— Я уже слышал их раньше, — обиделся Брантом.

Сощурив глаза, он недовольно посмотрел на Гвинет, словно напоминая молодой фрейлине, что страна, где она выросла, с его точки зрения, — непросвещенная, глухая провинция.

— В их звуке есть своя прелесть. И Мария, королева шотландцев, несомненно, чувствует ее, — заверила его Гвинет.

Она никак не могла понять, какое место занимает Пьер де Брантом при королеве, хотя сам он считал себя дипломатом и придворным. Гвинет он был не по душе: на ее взгляд, он чересчур саркастично обо всем отзывался. Но он действительно любил Марию Стюарт, и Гвинет решила, что за это его нужно терпеть.