Соня Кривая - Иван Булатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опытный конспиратор, она знала, сразу к дому подходить нельзя, надо убедиться — нет ли за тобой слежки. Соня обошла дом переулком. Мимо нее прошел мужчина. Походка его показалась Соне знакомой. Ба, да это же ротмистр Зудов из Челябинска! Одет был в штатскую одежду.
Между тем Зудов замедлил шаг. Потом стал раскуривать папиросу, незаметно осматриваясь по сторонам.
Белая контрразведка Омска была предупреждена о возможности появления в городе Софьи Кривой. Не сомневались, что, приехав в город, появится она на Степной. Сюда и был направлен приехавший из Челябинска Зудов.
Не будучи обнаруженной, Соня направилась на Мясницкую улицу, на квартиру Е. Л. Киржнер, связной с Омским подпольным комитетом.
«У меня была явочная квартира, — рассказывает в своих письмах Е. Л. Киржнер, — от меня получали пароли и дальнейшие явки приезжающие в разное время в Омск из Челябинска Соня Кривая, Станислав Рогозинский, Рита Костяновская. Все они были у меня на квартире только по одному разу. От меня они получали явки на встречу с членами Омского комитета…»
Передав деньги омским подпольщикам, С. А. Кривая побывала в других сибирских городах, установила связи с местными большевистскими организациями.
В это же почти время в Омске побывал и С. М. Рогозинский. Он приезжал на третью Сибирскую конференцию большевиков.
В Челябинск С. Рогозинский вернулся раньше С. Кривой. Он еще не знал, что в городе идут аресты.
Прямо с вокзала Станислав Матвеевич направился в библиотеку. Ему не терпелось сообщить о приезде, информировать членов горкома о решениях конференции.
На Горшечной улице Рогозинский увидел неожиданную для себя процессию. Четыре казака конвоировали арестованного. В нем он с ужасом узнал Алексея Григорьева. Они встретились глазами — старые друзья, товарищи по партии, по опасному делу. Рогозинский понял все — надо скрываться.
И он вернулся в Омск…
Но и в Омске уже шли аресты. Здесь были арестованы многие руководители подполья.
У некоторых омских коммунистов возникло подозрение, что именно С. М. Рогозинский является провокатором. Это была ошибка. Трагическая ошибка.
Уже после разгрома колчаковщины в архиве колчаковской контрразведки был найден документ, в котором говорилось:
«Рогозинский Станислав, казначей организации, был делегатом на конференции большевиков в г. Омске в половине марта с. г. (не задержан)».
Это был честный коммунист, до конца преданный делу партии…
Бессмертие
…Выполнив задание Челябинского подпольного комитета, С. А. Кривая вернулась в Челябинск. Софья Авсеевна, конечно, знала, какому риску она подвергает себя, возвращаясь в родной город. Оставшиеся на свободе товарищи спрятали ее на квартире М. Бухарина. На следующий день Софью Авсеевну должны были переправить на челябинские угольные копи.
«К несчастью, сделать этого не успели, — вспоминает М. Бухарин. — 28 марта, в половине второго ночи, мой дом был окружен. Нашли в моей квартире Соню Кривую, которую арестовали. Всего в моей квартире нас вместе с моими родственниками было арестовано шесть человек. В контрразведку нас сопровождали восемь офицеров и тридцать человек команды…»
„Допрос революционерки С. Кривой“. Репродукция с картины художника В. Б. Рябинина.
Допрашивал ее капитан Савицкий. Он сразу же узнал «старую знакомую».
— Торжествуете победу, капитан? — усмехнулась Соня.
— Так вы, оказывается, большевичка?
— Да, и горжусь этим.
— Какую роль выполняли вы в вашей партии?
— Я честно выполняла все поручения.
— Вы были связной. Вам знакомы многие имена? Будете говорить?
Соня молчала на допросах.
«…Ее сильно били, — вспоминает М. Бухарин. — Били в пять резиновых палок, дали одну настилку (как говорили контрразведчики), штук полсотни ударов…»
После пыток и одиночного заключения в тюрьме С. А. Кривая вместе с другими челябинскими подпольщиками была отправлена в Уфу. Их отправили с особой осторожностью. Везли днем. Ночью состав стоял на станциях: охрана боялась нападения партизан.
В Уфу прибыли хмурым апрельским днем. Арестованных окружили конным казачьим конвоем и повели в тюрьму. И опять жестокие пытки, издевательства.
Но вот арестованные получили известие, что советские войска уже в 30 верстах от Уфы. Появилась надежда на освобождение.
Колчаковцы, чувствуя свой конец, торопились. 8 мая 1919 года последовал «Приказ войскам Западной Армии», который уведомлял о закончившемся дознании 66 подпольщиков, проходивших по делу «подпольной боевой большевистской организации гор. Челябинска и Челябинского уезда». Они обвинялись в том, что
«составили сообщество, именовавшееся «Российской Коммунистической партией большевиков», заведомо поставившее своей целью ниспровержение путем вооруженного восстания существующего в России ныне государственного и общественного строя (так от имени Колчака выдавался строй, установленный им в Сибири и на Урале — прим. авт.), замену его Советской властью и коммунистическим строем и заведомо имевшее в своем распоряжении средства для взрыва и склады оружия, причем для достижения указанной цели соорганизовали ряд конспиративных ячеек (так называемых десятков) среди войск, рабочего и сельского населения, связанных между собой общим руководством Центрального военного отдела сообщества гор. Челябинска (так называемого Военно-революционного штаба), от которого получали руководящие указания, инструкции, деньги, оружие и взрывчатые вещества».
В частности, об Алексее Григорьеве, Залмане Лобкове, Софье Кривой, проходивших по этому делу, в Приказе говорилось, что они
«занимались провозом из Советской России на потребности сообщества крупных сумм денег, снабжали деньгами его членов, передавали таковым руководящие распоряжения и инструкции от Советского правительства, собирали и пересылали означенному правительству сведения военного характера, приготовляли для безопасного проезда членов сообщества с территории Всероссийского (Временного) правительства на территорию Советской власти подложные паспорта, неоднократно составляли прокламации и брошюры, призывающие к ниспровержению существующего государственного и общественного строя».
Военно-полевой суд над деятелями Челябинского большевистского подполья проходил в глухом подвале нового здания Уфимской тюрьмы в течение трех дней. По утрам председатель помощника военного прокурора общего корпусного суда Западной Армии подпрапорщик Кузик и члены суда занимали места за столом и по одному вызывали арестованных. Судебного разбирательства по существу не было.
15 мая был объявлен приговор. На этот раз осужденных собрали всех вместе, их поделили на две группы. Женщин было трое: С. Кривая, Е. Черепанова и К. Ильинская. Их поставили в первом ряду.
Во всем: и в том, что все члены суда были пьяны, и в их бессвязных речах, и в спешке — чувствовалась обреченность самих палачей.
Военно-полевой суд приговорил 32 подпольщиков к смертной казни, остальных — к различным срокам каторжных работ.
Приговоренные к смертной казни не теряли присутствия духа и надежды на освобождение. Софье Авсеевне Кривой удалось передать записку в соседнюю камеру. «Не горюй, моя соседка, скоро вскроется наша клетка, и полетим мы, как вольные птицы», — писала она подруге. Но не суждено было этому сбыться. В ночь на 18 мая белогвардейские палачи во дворе Уфимской тюрьмы привели приговор в исполнение. Под сабельными ударами озверелых казаков пали Дмитрий Кудрявцев, Алексей Григорьев, Софья Кривая, Вениамин Гершберг, Григорий Широков, Леонтий Лепешков и другие герои-подпольщики.
Мемориальная доска на одном из домов улицы С. Кривой (Челябинск).
Вот что Софья Кривая написала своим родным в последнем предсмертном письме.
«Милые, родные, еще раз прошу, дорогие, если вы меня любите, не волноваться, отнестись спокойно к моей участи, которую, вероятно, на днях узнаю.
Не скучайте, поменьше ругайте человека, принесшего вам столько горя. Соня».
Героическую смерть приняла и двоюродная сестра С. А. Кривой — Рита Костяновская. В одном из последних писем из Омской тюрьмы она писала:
«Я умираю, как и подобает революционеру, без страха и с верой в будущее, что через несколько дней над всеми нами засияет знамя коммунизма, то долгожданное знамя, за которое мы умираем. Я уверена, что ни одна жизнь, ни одна капля крови павших борцов за свободу не пропадет даром».
Эпилог
Несмотря на большие потери, Челябинский подпольный горком партии был вскоре восстановлен. Уже 24 июня 1919 года начальник военного контроля Сибирской армии писал:
