Святки без оглядки (СИ) - Колка Ярина

– А жених? – ужаснулась Снеженика, вспомнив про Вадьку. – Да он эту вашу Глашу... она же... Он же меня бросит! Ааааа!

– Хех! Коли по судьбе тебе – не бросит! – улыбнулся дед Данила. – Судьба, что петля, затянет, да не выпутаешься! Я вот не выпутался...

– Ах ты ж, старый... – начала было бабка Анисья, но ее прервал истошный визг со двора.

В сенях раздался топот ног, потом грохот ведер и вопли. Дверь отворилась, хлопнув о стену так, что с нее посыпалась побелка, в избу ворвался поток морозного воздуха, потом испуганный с вздыбленной шерстью и глазами в полморды кот, и наконец, девчата, толкаясь и вопя, посыпались через порог.

– Бабусь, там Клёкот Петрович взбесился! Рычит и даже на кур кидается! Ульянку за коленку укусил! – задыхаясь и хватая ртом воздух, как от быстрого бега, доложила одна. – А ты, дедусь, отца Игната возвертай! Как есть бес в его вселился, гнать надо!

Еще несколько минут она тупо просидела на полу, хлопая глазами, пока бабка Анисья разбиралась со своими домочадцами. Две девчушки с печки после долгих уговоров, споров и угроз были вытолканы бабкой за дверь: одна – с лопатой, вторая – с ведром. Кот, на всякий случай, отправлен туда же, а вот дед удаляться из избы напрочь отказался, мотивируя тем, что «куды ж такая театра, да без меня».

Бабка поругалась, поворчала, погрозила рушником, но смирилась и, наконец, обтерев руки о передник, уселась на топчан рядом с незваной гостьей.

– Ну рассказывай, кто есть такая, да как звать? – с недоверием оглядывая ее, начала она. – Отца Игната, можа, провела, токмо меня не проведешь. Я с такой оказией уже встречалась. Так что говори смело, да на деда не смотри, ему все одно в селе никто не поверит: дурной, аки Петрушка на ярмарке.

Снеженика растерялась. Сейчас, когда сковавший тело ужас начал потихоньку отпускать, навалилась дикая усталость. Ей казалось, что все это сон и хотелось только одного – побыстрее проснуться в своей кровати, под теплым боком вдруг ставшего до боли в сердце любимым и родным Вадьки, а все вот это, начиная с зеркала и заканчивая попом, собрать в мусорный пакет и выбросить подальше на задворки сознания.

Она потерла кулаками глаза и, осознав, что ее мечтам не быть реальностью, громко всхлипнула.

– Я... это... ыыыыы, – наконец не выдержала она и, громко разревевшись, решила, что пора сдаваться. – Снеженика...

– Снеже...тьфу! Енто чего, коровья кличка? – поморщился дед, усаживаясь на лавку.

– Нет! – возмутилась Снеженика, хлюпнув носом. – Человеческая!

– Ясно, ну а звать-то как? – сочувственно, как к умственно-отсталой, обратилась бабуся.

Снеженика разревелась пуще прежнего. Теперь уже из жалости к себе. Мало того, забросило на какую-то Кудыкину гору, чуть кнута от попа не отхватила, так теперь еще и оскорбляют в самых светлых чувствах. И кто? Бабка какая-то доисторическая... Её – представителя современной развитой цивилизации!

– Света. Светлана, – утерев опухший нос рукавом, выдала она.

– Красивое имя, редкое, – неожиданно одобрила бабуся, и Снеженика, преполненная чувством собственного достоинства, гордо взглянула на деда. – Светлая, значит, енто хорошо, а почто беса вызывать решилась?

– Никого я не вызывала! – снова скривила лицо она. – Я просто погадать хотела, на суженого! Он у меня есть, но я подумала, а вдруг это не он... И тут Ксюша говорит, давай проверим... А там мужик... Странный. Он мне не понравился, я и ушла спать. А зеркало закрыть забыла... ыыыыы...

– Вот тараторит как сорока, – поморщилась бабка и вопросительно посмотрела на деда. – А что, Данила, повторяется история?

– Дурь ваша бабья повторяется, хучь скрозь столетия, хучь скрозь века! – сурово выругался тот. – Что у курицы мозгов, и то поболее! Та хоть знает, что петух – он вот тут, в курятнике, а не в зеркале его разглядывать побежит!

Дед Данила многозначительно и с вызовом постучал себя пальцем по лбу.

– Ишь, смотри-ка, распетушился, каплун матёрый! – тут же взбеленилась бабка. – А можа, я тоже в свое время думала, что королевич заморский ко мне посватает, а не скоморох с базара!

– Тьфу на тебя, Анисья, вот надобно было б не брать тебя тогда, пущай бы по селу как ведьму ославили! Глядишь, одной ведьмой и меньше бы стало! Говорил же, выкинь енто зеркало бесовское! Дурное оно! Как знал: оставишь – все одно какая дурная башка вляпается!

– Нельзя! – строго погрозила пальцем бабка. – Не бесовское оно, а заговоренное!

– Зачем отца Игната позвала, коли знала, в чем дело? – не унимался дед.

– Откель я знала? Да мало ли, какая гадость в ее личину обрядилась? А так хоть знать буду – не нечистый енто, а девка бестолковая...

– Энто ты у нас бестолковая! Что ума, что суеты, как у курицы нетоптанной! Вот куда теперя Глашку закинуло?

Снеженика едва успевала переводить удивленные глаза с одного спорщика на другого и не могла поверить в то, что видит. Складывалось впечатление, что если для них подобное перевоплощение и не обычное дело, то как минимум, вполне знакомое.

– А Глаша в Москве теперь. В квартире у Ксюши, получается... – пробормотала она и замолчала, наблюдая, как вытягиваются в удивлении лица стариков.

– У самого царя-батюшки что ли? – ахнула бабка. – Дык ты, девка, кровей царских али как?

– Царя-я-я..? – удивленно промычала Снеженика. Историю в школе она не любила. Ну зачем это все – ворошить прошлое, если оно уже прошло? Даты эти всякие, цари... Поэтому теперь пришлось поднапрячь память, чтобы хотя бы попытаться сориентироваться во временном отрезке, в который попала. Так-так, кого мы помним из царей? Разве что Ивана Грозного... До него вроде царь Горох был, а после – Берендей. Или наоборот? Ну это неважно.

– Это Иван Грозный что ли? – поморщив лоб, наконец, блеснула познаниями она.

– Хех, – усмехнулся дед. – Каких там царских? Холопка и есть холопка.

Снеженика задохнулась от возмущения.

– А вы, Протопопий Микентьевич, или как вас там... Зря думаете, что я глупая. У нас в двадцать первом веке и технологии, и телефоны, и самолеты есть! А царей нету. И холопов тоже.

– Двадцать первом? – хмыкнула бабуся, глянула на деда и перекрестилась. – Подалее меня ушла... Вот что, девка, поднимайся с полу, да завтрак готовить иди. И мой тебе совет: болтай поменее, да работай поболее. Девчатам ничего не говори, мол, ударилась головой о притолоку у Федосьи вчерась, вот мозги и покривились. По всем вопросам к нам с дедом обращайся, справимся, бог даст...

Снеженика напугалась:

– Бабусь, это что же происходит? Я такая тут и останусь? – она снова скривилась, готовая вот-вот разрыдаться. – Я домой хочу, меня жених ждет! Я на маникюр на завтра записана! – и Снеженика снова взвыла.

– Ишь ты, хранцуз чтоль? Ниче, подождет, не развалится...

– Какой француз? Я не хочу коров доить, я их боюсь!

– Значит, научишься, – уверенно прихлопнула бабка, поднимаясь с топчана, но поймав полный ужаса и недоумения взгляд Снеженики, добавила полушепотом: – То бесы играют в свои игрища, да вот токмо Святки – не время их силы. Сейчас силы другие правят, а значит, и игрища их контролируют. Раз уж ты тут, значит, поучить вас с Глашкой решили. Как и меня, грешную, однажды. Прими, девка, урок ентот, а как усвоишь – вернут они как было, уж мне-то верь.

– А жених? – ужаснулась Снеженика, вспомнив про Вадьку. – Да он эту вашу Глашу... она же... Он же меня бросит! Ааааа!

– Хех! Коли по судьбе тебе – не бросит! – улыбнулся дед Данила. – Судьба, что петля, затянет, да не выпутаешься! Я вот не выпутался...

– Ах ты ж, старый... – начала было бабка Анисья, но ее прервал истошный визг со двора.

В сенях раздался топот ног, потом грохот ведер и вопли. Дверь отворилась, хлопнув о стену так, что с нее посыпалась побелка, в избу ворвался поток морозного воздуха, потом испуганный с вздыбленной шерстью и глазами в полморды кот, и наконец, девчата, толкаясь и вопя, посыпались через порог.

– Бабусь, там Клёкот Петрович взбесился! Рычит и даже на кур кидается! Ульянку за коленку укусил! – задыхаясь и хватая ртом воздух, как от быстрого бега, доложила одна. – А ты, дедусь, отца Игната возвертай! Как есть бес в его вселился, гнать надо!