Балтийская трагедия: Агония - Игорь Львович Бунич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совсем недавно от командования обороной Таллинна поступила заявка уничтожить командный пункт 18-й немецкой армии в Пярну. Преображенский решил вести звено сам. К его самолёту были подвешены три бомбы по 250 килограмм. Стояла страшная жара, моторы перегрелись, что Преображенский почувствовал уже на взлёте. Еле-еле оторвав машину от взлётной полосы и с трудом перелетев через небольшой участок леса, полковник убедился, что тяга одного мотора упала окончательно. Бомбардировщик, не успев набрать высоты, стал стремительно снижаться на какой-то луг, усеянный валунами. Сбросить бомбы уже было невозможно. Преображенский успел выпустить шасси, но когда они коснулись, земли, выяснилось, что ко всем бедам ещё отказали и тормоза. Самолёт несло по инерции через пни и валуны. Стоило одной из бомб наткнуться на подобное препятствие и машину разнесло бы на атомы со всем экипажем. К счастью, опустившийся хвост бомбардировщика зацепился за какой-то валун и самолёт остановился, протаранив ветхий забор и положив левое крыло на камышовую крышу сарая одного из лесных хуторов.
Комиссар полка Оганезов напомнил присутствующим на совещании, как вернувшись с бомбардировки Берлина на посадке взорвались и сгорели бомбардировщики лейтенантов Кравченко и Александрова. Изношенность боевых машин, почти восьмичасовой полет в ночных условиях при кислородном голодании и арктическом холоде на высоте 7000 метров, не говоря уже об опасностях при подходе к Берлину и над ним,— всё это изматывает летчиков до полусмерти. Физически и морально они устают так, что при заходе на посадку у них уже не хватает сил на точный расчет. В итоге экипажи гибнут всё чаще.
Жаворонков и Коккинаки терпеливо выслушали темпераментные высказывания летчиков, отлично понимая этих людей, но ещё лучше понимая, что изменить ничего нельзя.
Во всех выступлениях сквозила невысказанная мысль: полёты на Берлин сейчас, когда сухопутные войска и флот так остро нуждаются в поддержке с воздуха, следует пусть временно, но прекратить. Военное значение их ничтожно, а нужный пропагандистский эффект достигнут ещё предыдущими налетами. Но никто, разумеется, не осмелился ничего высказать вслух.
Коккинаки, напротив, был уверен в успехе. Разве не он лично ещё в феврале 1937 года поднял на бомбардировщике «ДБ-3» целых ДВЕ тонны бомб на высоту более 11 километров?!
Жаворонков был не столь оптимистичен. Выслушав доклады лётчиков, он даже подумал было связаться с адмиралом Кузнецовым и честно доложить ему о немыслимости задуманного. Но генерал тут же прогнал эту мысль. Только он и Коккинаки знали от кого исходит идея сбросить на Берлин 1000-килограммовые бомбы. Это не оставляло никакой свободы для маневра.
Тем более, что всем становилось ясно — дни аэродрома Когул сочтены. Участились бомбардировки аэродромов немецкой авиацией. По ночам, подбираясь к стоянкам, бьют по бомбардировщикам зажигательным пулями группы кайтселитов — эстонских партизан, не прекращающих борьбы за независимость своей маленькой республики.
В момент, когда Жаворонков уже хотел подвести итоги совещания, в бункере появился старший инженер полка Баранов, только что доставивший тонные бомбы с причала в расположение полка. Было решено выслушать мнение технического специалиста.
Инженер Баранов доложил Жаворонкову и Коккинаки, что из базирующихся самолётов в Когуле только две машины, исходя из состоянии их моторов, могут взять на внешнюю подвеску по тонной или две полутонных фугасных авиабомбы. Да и то с риском из-за недостаточной длины взлетной полосы и отсутствия на ней твердого покрытия. Машины эти — капитана Гречишникова и старшего лейтенанта Богачёва...
В этот момент зазвонил телефон. Дежурный сообщил, что по докладу постов ВНОС к острову приближаются бомбардировщики противника. В кромешной темноте им помогают ориентироваться эстонские партизаны, освещая из леса аэродром красными ракетами.
Загрохотали зенитки. Бункер вздрогнул от взрыва первых авиабомб.
02:45
Фрегаттен-капитан Гельмут Брилль шептал лютеранскую молитву. Его минно-заградительная группа «Кобра », состоявшая из трёх вспомогательных заградителей «Кобра», «Кайзер» и «Княгиня Луиза», ставила очередную минную банку на траверзе мыса Юминда-Нина. Заградители, переоборудованные из старых каботажных грузовых судов, грузно раскачивало разгулявшейся под порывами северо-восточного ветра волной.
Гельмут Брилль хорошо знал эти воды. Ему приходилось ставить мины и тралить их ещё в первую мировую войну. Он участвовал в минно-тральных операциях в Рижском заливе, в устье Финского залива и при захвате Моонзундского архипелага кайзеровским флотом в 1917 году. После войны он ушёл из распущенного Кайзеровского флота, дослужившись до чина корветтен-капитана, и некоторое время плавал на рыболовных судах, а затем — в лоцманской службе Эмденского порта. Он уже подумывал, скопив немного денег, уйти, если не на покой, то по крайней мере на берег, когда грянула Вторая мировая война. Брилль был вызван из запаса, повышен в чине и направлен в знакомые ему воды снова, как и в прошлую войну, ставить мины.
Всего на Балтийском театре военных действий командование группой ВМС «Ост» развернуло три миннозаградительные группы: «Кобра», «Норд» (минзаги «Танненберг», «Бруммер», «Гезенштадт» и «Данциг») и «Пройссен» (минзаги «Пройссен», «Грилле», «Скагеррак » и «Версаль»). Для обеспечения действий минных заградителей им приданы две флотилии торпедных катеров (2-я и 3-я) и две флотилии тральщиков (2-я и 5-я).
Тайно сосредоточившись в финских портах (никто не обратил внимание на старых каботажников, чапающих по Балтике) три группы вспомогательных заградителей, взаимодействуя друг с другом и с двумя финскими заградителями «Риилахти» и «Рвотсинбалми», начали минные постановки за четыре дня до официального начала войны.
За три ночи с 18 на 19, с 19 на 20 и с 20 на 21 июня заградители «Пройссен», «Грилле», «Скагеррак» и «Версаль» под общим командованием капитана 1-го ранга Бентлаге выставили между Мемелем и островом Эланд 1500 якорных мин и 1800 минных защитников. Это обширное заграждение получило кодовое наименование «Варбург I-III».
В ночь с 21 на 22 июня начались минные постановки в оперативном тылу советского фронта. 2-я флотилия торпедных катеров под командованием корветтен-капитана Петерсена выставила 12 мин (заграждение «Кобург») на выходе из Соэлозунда и 12 мин — на выходе из Муховэйна (заграждение «Гота»).
В ту же ночь 3-я флотилия торпедных катеров под командованием капитан-лейтенанта Кемнаде выставила 12 мин в районе Либавы (заграждение «Эрфурт») и 12
