Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре - Евгений Елизаров

Для сравнения можно сказать, что даже сегодня, в условиях изобилия справочной литературы и наглядных примеров, художник годами учится искусству композиции. На этой фазе любая передача опыта осуществляется только показом и многократным повторением; даже простое воссоздание необходимого информационного массива, репродукция уже имеющегося знания – это всегда самостоятельное «переоткрытие» найденного кем-то другим. Иными словами, самостоятельное творчество, к которому (как и к любому другому) и в наши дни способен далеко не каждый. Так что у современного человека нет никаких оснований для того, чтобы кичиться перед своими пращурами. Напротив, мы должны склонить перед ними голову и признать, что по крайней мере некоторые из них в способности овладевать огромными базами данных и эффективно работать с ними намного превосходили нас.

Заметим к тому же, что с самого начала речь идет не об индивидуальном ремесле, но об умении организовать совместные действия большого коллектива, всей семейной общины. Пусть поначалу под командой первобытного управленца объединяются совсем не те огромные массы людей, что требовались для возведения памятников архитектуры, упомянутых ее историком, но и уровень развития сознания на рубеже неолитической революции был значительно ниже. Так что одно (сознание) вполне соответствовало другому (сложности инженерных и управленческих задач). Психика человека того времени и уровень достигаемой им цели – это самая вершина эволюционного и технического развития. А значит, и сравнивать прошлое нужно с вершинными достижениями современной цивилизации. Как сегодня нет ничего более сложного, чем, к примеру, Большой адронный коллайдер и организация решающих экспериментов, связанных с поиском первоначал материи, ничего более совершенного, чем орудия новокаменного века, природа того времени тоже не знала. А значит, и роль лидера, способного замкнуть на себя информационные, социальные и технологические связи, в те времена была ничуть не менее значимой, чем в более позднюю эпоху, не исключая и наши дни.

Смена ключевых ценностей жизнеобеспечения, выход человеческой деятельности в более широкое и отвлеченное от диктата физиологии измерение бытия диктуют необходимость переформатирования всей системы социальных связей, качественной перестройки практического взаимодействия всех членов общины. Подобная перестройка (в точно такой же степени, как управление разделением труда, принуждение к кооперации, внутриобщинному распределению и обмену) нуждается в особых качествах того, на ком замыкаются претерпевающие качественные изменения социальные контакты. Словом, все в новой действительности, порождаемой вторжением технологии, требует смены лидеров, выдвижения тех, кто обладает принципиально другими качествами, – особой психикой и более высоким уровнем интеллектуального развития, ориентированного уже не на ближнее окружение, но на тот сегмент совместной жизни, где теряют значение кровнородственные связи.

Остается добавить, что и переключение на кого-то из наследников тех отношений, которые складываются с радикальной перестройкой первобытного производства, также нуждается в элементах принуждения, что, в свою очередь, способствует радикальному изменению роли организатора совместного быта. Таким образом, смена ключевого фигуранта социального строительства, оказывается неизбежной, и, по вполне понятным причинам, им становится мужчина. Надо полагать, что временем этой смены лидера является тот же переходный период между завершением эволюции и собственно человеческой историей.

1.6. Замещение кровнородственных связей

1.6.1. Внутриобщинная интеграция

Из сказанного следует, что социальность возникает в результате качественного преобразования всей человеческой деятельности и одновременно всей человеческой психики. Но было бы ошибкой утверждать, что все новообразования возникают спонтанно из ниоткуда. Ведь и сознание строится на фундаменте сложноорганизованной психики высокоразвитых приматов, и знаковый обмен – из «материала» биологических форм общения, и социальные связи – из тех, что скрепляют совместную жизнь в стаде, стае. Возникновение и развитие человека – это продолжение единой линии развития природы, и, как всякое продолжение, оно возникает на фундаменте уже существующего в ней. Многое из того, что присуще этому субъекту всеобщей истории, в эмбриональной форме наличествовало задолго до появления нового биологического вида.

В принципе, живой природе известны и базисные формы социальности. Однако организация «биологического» общежития с его разделением исполнительских функций и стратификацией статусных ролей долгое время регулируются действием биологических же механизмов. И все же отличия существуют. Они проявляются уже в том, что животное не требует специального обучения, для того чтобы овладеть ими. У человека же никакие врожденные инстинкты не делают его заранее приспособленным к жизни в социуме, только регулируемый специальными институтами процесс введения в нее делает индивида полноправным членом сообщества и гарантирует выживание. Если по каким-либо причинам механизмы социализации не включатся, он так и останется животным.

Биологически, то есть особенностями своей анатомии, физиологии, психики, новый вид оказывается способным к чисто социальным формам жизнедеятельности еще 40–50 тыс. лет тому назад, но в действительности овладевает ими лишь через двадцать, если не больше, тысячелетий. Это объясняется тем, что сами формы собственно человеческой жизнедеятельности появляются не одновременно с появлением биологически «законченного» субъекта, но много позднее. Только усложнение применяемых средств и экспоненциальное расширение их спектра порождает особые связи между технологически зависящими орудиями; только эти связи становятся первым предметом сознания и содержанием знаковой системы коммуникации; только овладение им делает возможным выход за пределы чисто биологических потребностей, в новый мир никогда не существовавших в природе реалий.

Диверсификация деятельности и разделение труда приводят к появлению новых форм кооперации, которые скрепляют сообщество. Вхождение искусственно создаваемых вещей, рождение не контролируемых психикой животного отношений не может не сказаться на принципах общежития. Ведь новые отношения встраиваются не куда-нибудь, а в общую систему интеграционных связей, которая до этого действием врожденных инстинктов регулировала жизнь биологических сообществ. Новые же формы интеграции принципиально чужды биологическим механизмам управления. Поэтому можно заключить, что, встраиваясь в их систему, технологические, предмет-предметные, причинно-следственные, пространственно-временные связи становятся подобием некоего инородного тела, чем-то вроде вируса, который, преодолев критический предел накоплений, начинает взламывать «иммунитет» сообщества. Словом, с течением времени уже не врожденные инстинкты и не кровнородственные связи – именно они становятся цементирующим единство началом.

Таким образом, на месте еще недавно биологической группы рождается объединение, связанное не общностью происхождения, но принципиально иным типом отношений. Не генетически предопределенная, принципиально иная информация начинает определять основные отправления совместной жизнедеятельности. Долгое время, до появления письменности, для нее не будет никакого места ни на каких скрижалях. А значит, все то, что связано с генетической преемственностью, должно отходить куда-то на второй план, уступая место виртуальной реальности.

Не трудно понять, что на определенном этапе развития действие близкородственных связей вступает в противоречие с нею и начинает препятствовать развитию качественно новых форм кооперации. Это порождает необходимость появления дополнительного механизма их вытеснения. Таким механизмом (подчеркиваем, дополнительным, стимулирующим действие новых законов, но никак не основным и уж тем более не единственным) становится обмен брачными партнерами. Так что потребность в нем порождается не только неблагоприятными следствиями инцеста, но и объективной логикой развития предметно-практической деятельности и рождения новой психики.

Словом, мы вправе сделать вывод о том, что семья, складывающаяся из чужих по крови людей (а вместе с ними и чуждых их природе вещей) если и не является таким же продуктом неолитической революции, как и прочие начала цивилизации, то во всяком случае появляется незадолго до нее. Ведь ее рождение немыслимо без выхода за узкие пределы полуживотного существования ограниченных в своей численности и изолированных друг от друга сообществ. И здесь имеет смысл вернуться к самому началу, к заключению о том, что не род происходит из семьи, а семья является продуктом его распада.