Правда о Николае I. Оболганный император - Александр Тюрин

Очевидно неслучайным образом отечественная промышленность быстро сдулась под натиском английских товаров, которым был дан почти беспошлинный доступ на российский внутренний рынок.

Концепция военных поселений, принадлежавшая самому Александру, усилиями историков-либералов была бесчестно приписана графу Аракчееву. Идею император позаимствовал из утопического сочинения масона Щербатова «Путешествие в землю Офирскую» — солдаты сей счастливой страны были только из определенных селений, причем жизнь оных организовывалась по самим строгим правилам. Некоторая аналогия у александровских военных поселений была со шведской системой поселенных войск (indelta). Там каждому солдату поселенных войск отводились изба и участок земли, а окрестные крестьяне обязывались отчасти содержать военных поселенцев, отчасти помогать им в полевых работах. Поселенец до некоторой степени выступал в роли помещика. Но либеральный ум Александра не предусмотрел передачи русским солдатам привилегий благородного сословия. В экс-шведской Финляндии, после ее присоединения к России, поселенная система была отменена дабы предоставить изнемогшим финнам «отдых и возможность финансовых сбережений».

Потом настал страшный 1812 год со сценами, типичными для всех вражеских нашествий на нашу страну.

«Повсюду валялись трупы детей с перерезанными горлами, лежали трупы девушек, убитых на том же самом месте, где их изнасиловали», «Все солдаты были нагружены самыми разнообразными вещами, которые они хотели забрать из Москвы.» «Офицеры, подобно солдатам, ходили из дома в дом и грабили; другие, менее бесстыдные, довольствовались грабежами в собственных квартирах.». «На улицах московских можно было встретить только военных, которые слонялись по тротуарам, разбивая окна, двери, погреба и магазины; все жители прятались по самым сокровенным местам и позволяли себя грабить первому нападавшему на них. Но что в этом грабеже было ужасно, это систематический порядок, который наблюдали при дозволении грабить, давая его последовательно всем полкам армии. Первый день принадлежал старой императорской гвардии, следующий день — молодой гвардии, за нею следовал корпус генерала Даву и т. д.»[32]

Таковы оказались плоды европейского просвещения применительно к России.

Поразительным образом нашествие Европы под наполеоновскими флагами на Россию, жестокое, террористическое, грабительское, вызвало в русском образованном образованном классе огромный интерес к политическим идеям Наполеона, к декларациям, гражданским кодексам и конституциям, порожденным европейской буржуазией. (С того времени жилище почти каждого столичного интеллигента украшал бюстик Наполеона.)

Идеям просвещения было трудно лечь на бедную российскую почву. Финансы России, понесшей огромные расходы и разорения вследствие войн с Францией, Швецией, Англией, Персией и Турцией, были в лежачем положении. Ассигнационный рубль приравнивался лишь к пятой части серебряного рубля. Императору была чужда идея взять с разгромленного врага репарации на поправку разоренного российского хозяйства, хотя сама Франция двадцать лет богатела за счет репараций, контрибуций и просто военной добычи.

Утратив интерес к российскому хозяйству, Александр I все душевные силы отдавал общеевропейским проектам и заново рожденному польскому государству, конституционным правителем которого он стал.

Александр I был вполне искренен, когда на веронском конгрессе говорить Шатобриану: «Не можеть быть более политики английской, французской, русской, прусской, австрийской; есть одна только политика общая, которая должна быть принята и народами, и государями для общего счастья».[33] Всеобщее счастье устраивалось при явном пренебрежении собственным народом. Созданный по почину петербургского мечтателя «Священный союз» коррелировал со «Священной римской империей», созданной Карлом Великим в противовес Византийской империи.[34] Этому соответствовал и демонстративный отказ Александра от «византийского наследия». Активная политика на Балканах была свернута, Черноморский флот заброшен.

Коллеги Александра, европейские монархи, были совсем не против столь бескорыстного исполнения Россией роли европейского умиротворителя. После разрушительных наполеоновских войн и кровавого шествия идей прогресса Европе надо было отдышаться и придти в себя. Хотелось и сбагрить кому-то воинственного нищего калеку, коего представляла из себя Польша — император Александр Благословенный вовремя распахнул свои объятия и стал врачевать ее раны.

Польша под управлением Александра I, обласканная привилегиями и денежными вливаниями, превращается в благополучное государство, а Россия все более напоминает недавно развалившуюся Речь Посполитую. Польская шляхта не только сохраняет свое экономическое господство в западно-русском крае, она размножается в тамошних административных органах, заведует народным просвещением, преподает в школах и университетах, заправляет в масонских ложах. Под крылом у польских «учителей» вырастает первое поколение малороссийских «самостийников»-мазепинцев.

Вообще поражает, насколько «плодотворной» была деятельность Александра I по закладыванию мин под российскую государственность.

Жалуются огромные привилегии и Княжеству Финляндскому — не платить налогов в российский бюджет и не давать империи рекрутов. В таможенном и финансовом отношении Финляндия, как и Польша, отделена от России. Однако финляндская промышленность, существующая в льготном режиме, имеет свободный доступ на огромный российский рынок. Финляндские дворяне могут замечательно делать любую карьеру в империи. В состав финляндского княжества передаются старинные российские земли, в свое время принадлежавшие Московскому государству, потерянные в Смутное время и отвоеванные у Швеции Петром. Передача Выборгской губернии (бывш. Вотской пятины) в состав Финляндии не было просто изменением административных границ. На смену русскому языку и русским законам, приходили шведский и шведские законы. Финляндия подкатилась под стены Петербурга.

Во время правления Александра I либеральная благодать пролилась и на прибалтийские провинции империи. Остзейские бароны получают право «освободить», вернее согнать крестьян с земли и превратить их в озлобленных батраков.

Александр даже готовился передать Малороссию в состав царства Польского и Псковскую землю в число остзейских провинций.

В царствование Александра русские жизни постоянно приносилась в жертву Европе. За английские колониальные деньги русские солдаты десятками тысяч гибли под Дрезденом, Лейпцигом и так далее. Доходило до анекдотичного — русские воюют против Наполеона в союзе с англичанами в Европе, а в Азии борются против персов, снабженных и обученных англичанами. Воистину просвещенный Александр реализовал лозунг своего придворного историка Карамзина: «Все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не Славянами». Главное дело — быть млекопитающими, позвоночными, многоклеточными и так далее. Фактически это означает, что национальные интересы должны быть принесены в жертву абстракции, потому что общечеловека до сих не существует. (В противовес этим словам Гоголь напишет: «Каждый русский должен возлюбить Россию. Полюбит он Россию, и тогда полюбит он все, что ни на есть в России… Ибо не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши братьев, не возгореться вам любовью к Богу… не спастись вам».)

Александра I можно назвать последним и главным из вековой цепи «царей-оборотней», которые под старинными титулами «самодержцев всея Руси» скрывали господство вестернизированного дворянства, оторванного от народа и от своих собственных корней.

К концу александровского правления государство получило полный счет за поддержание «европейского равновесия».

Денежная система полностью расстроилась и тащила вниз экономику, ассигнационный рубль был вчетверо дешевле серебряного. Серебро и другие драгоценные металлы утекали из страны. Сокращение пошлин на импортные товары нокаутировало русскую промышленность. Суды были завалены миллионами дел, завершить которых могла только хорошая взятка. Фактически исчез Черноморский флот. Были ликвидированы русские фактории на обширных пространствах Северной Америки.

Зато возникла дворянская интеллигенция, желающая скорейшего приобщения к европейским ценностям и отказа от темного прошлого. С придворного историка Карамзина у нас пошла привычка кошмарить предшествующие эпохи русской истории, как тиранические и варварские. Карамзин это сделал с русской историей допетровского времени.

Почти весь дипломатический корпус империи был заполнен европейскими искателями счастья, чрезвычайно мало волнующимися об интересах России. Тоже происходило и с высшим офицерством. В войсках закрепилась прусская шагистика. «Плацпарадная выучка войск в его царствование была доведена до неслыханного в Потсдаме совершенства. В кампанию 1805 года весь поход — от Петербурга до Аустерлица — Гвардия прошла в ногу.»