Ангел-истребитель - Донн Кортес

Около девяти они выходили работать. Никки прогуливалась по улицам, а Джек неотступно следовал за нею. В сумочке лежали миниатюрная видеокамера и передатчик; устройство, при помощи которого Стэнли Дюпреи блокировал ее сотовый телефон, одновременно дало помехи на «жучок», и Джек сразу сообразил, что дело нечисто.

Обыкновенно он просто слушал, как Никки ведет торговлю быстрым трахом и минетами… Но вот уже пять раз они натыкались на нечто другое.

Когда это происходило, Никки оставляла Джека в одиночестве. Если Джек вел допрос прямо на месте, она сидела в другой комнате; если они заманивали убийцу туда, где они остановились, Никки шла прогуляться. Они перебрались из мотеля рядом с аэропортом в маленький дом, снятый в недорогом квартале, где Джек мог бы без опаски допросить Джинна-Икс; в подвале он устроил, небольшую комнату для допросов.

Сегодня Никки решила отправиться за покупками, но сосредоточиться на этом приятном занятии не получалось. Она бесцельно бродила по магазинам, не встречая ничего, что ей захотелось бы приобрести. На витринах выставлена была не одежда, а костюмы для перевоплощения в жертвы убийств.

Странствия по городу привели Никки к церкви.

Она вошла прежде, чем сообразила, что делает. Никки воспитывалась в католической вере, но, едва достигнув зрелости, отбросила напрочь все ритуалы и заповеди. С тех пор она ни разу не бывала в церкви; впрочем, нельзя же заниматься тем, чем она занималась, не раздумывая порой о жизни и смерти, добре и зле. О справедливости и воздаянии.

Церковь была строгой, но красивой, какими бывают только католические церкви: высокие своды над головой, длинные ряды простых скамей, центральный проход, ведший к резной деревянной кафедре с вычурным позолоченным крестом. Лучи солнца заливали прихотливые витражи окон, преломляясь в разноцветных фигурах святых, которые навеки замерли в исполненных страдания позах.

Никки двинулась по проходу. Впереди стояли две старушки со свечами; обойдя их, Никки оказалась сбоку. У самых исповедален.

Нерешительно приоткрыла дверцу, проглотила возникший в горле комок и вошла.

Никки верила в то дело, которым они с Джеком занимались, в правоту и необходимость этого, но ту роль, которую играла она сама, и роль Джека разделяла огромная пропасть. Когда их союз едва успел сложиться, Никки показалось, что весь серьезный риск она принимает на себя, а Джеку достается все удовольствие… но эти мысли улетучились, стоило ей впервые исподтишка подглядеть за его работой.

Никки рисковала всего-навсего собственным телом. Джек же принимал на себя куда больший риск.

Она уселась. Панель, отделявшая ее от священника, сдвинулась в сторону, оставив между ними деревянный экран. Как там начинался ритуал?

— Благослови меня, святой отец, ибо я грешна. Прошло… много времени с тех пор, как я исповедовалась в последний раз.

Никки умолкла, не зная, что говорить дальше. Когда она своими глазами увидела, на что способен Джек, ее переполнила ошеломляющая смесь эмоций: шок, отвращение, страх… и еще, конечно, удовлетворение. Она радовалась тому, что его пленник погиб, радовалась, что тот страдал перед смертью, но она ни за что на свете не могла бы повторить то, чем занимался Джек.

В этот же, в последний раз, со Стэнли Дюпреи… она не ощутила и половины той слабости, когда Джек расправился с ним. Какая-то ее часть чувствовала не просто удовольствие — она ощутила голод.

Что же чувствовал Джек после всего того, что делал он сам?

Затененная фигура по ту сторону исповедального экрана шевельнулась:

— Да? — Голос был низким, успокаивающим. Мягким.

— Есть один человек, вместе с которым мы работаем. Мужчина. Я беспокоюсь о нем.

— Что тебя беспокоит?

— Это из-за работы. Ему приходится заниматься… неприятными вещами. Я боюсь того, во что он может превратиться.

— Чем ему приходится заниматься?

— Он вынужден… делать людям больно.

— Он преступник?

— Не совсем обычный. Он не калечит людей из-за денег.

— Кто-то другой заставляет его это делать?

— Нет. Это его собственный выбор.

— Если он решил начать, то сможет и закончить. Господь будет ждать этого, чтобы даровать ему свое прощение…

— Не все так просто. У него есть на то веские причины. Но… — Никки умолкла, стараясь облечь мысли словами. — Мне кажется, то, что он делает, необходимо. Но каждый раз, когда он мучает кого-то, это несет боль и ему самому. Я знаю, где-то внутри него прячется хороший человек… его просто не различить за всей этой болью. И он добавляет все новые и новые слои.

— Кажется, он считает себя мучеником. Страдающим за чужие грехи.

— Да. Наверное, так и есть.

— Мученики обычно думают, что заслуживают страданий. Быть может, твой друг принимает на себя всю эту боль из-за каких-то прошлых событий?

Никки подумала о семье Джека. Вспомнила рассказанную им историю и о том, как мертвенно звучал тогда его голос.

— Вы попали в точку, святой отец. Раньше я думала, если он сможет преодолеть то, что случилось, этого будет достаточно, чтобы остановить его. Но прошло уже два года, и мне начинает казаться, что этому не будет конца. Сначала он должен отыскать одного человека… а эти люди очень хорошо прячутся.

— Порой встретиться лицом к лицу с человеком, который обидел тебя, или с тем, кого ты сам обидел, не так-то легко… разве что в сердце своем. Для начала ему следует простить самого себя, это самое важное. Пока этого не произойдет, он так и будет наказывать себя за то, что случилось в прошлом.

Никки обдумала эти слова. Попыталась представить себе, как Джек примиряется с потерей семьи, начинает новую жизнь. Нормальную жизнь. Забывает про всех этих несчастных в безымянных могилах и всех тех, кто умножает скорбный список имен…

Не получилось.

— Думаю, все может оказаться гораздо сложнее, святой отец, — медленно произнесла она. — То, чем он занят, вроде как обретает собственную жизнь. Дело уже не только в прошлом. Ему приходится думать о будущем… ему нужно убедиться, что одни люди будут жить, а другие — нет.

— Я не понимаю.

— Это не важно. — Никки резко поднялась со скамьи. — Спасибо за разговор, святой отец. Уж не знаю, чего я ждала от этой беседы, но мне действительно стало легче. В голове немного прояснилось. Наверное, исповедь все-таки несет душе благо.

— Одну минуту, дитя мое…

Она вышла не оглянувшись.

— Я тут подумал кое о чем, — сказал Следователь.

— Рад за тебя, — выплюнул Джинн-Икс. Казалось, он обрел второе дыхание и сверлил своего мучителя глазами, которые больше не моргали. — Уже сообразил, какой ты несчастный, запутавшийся мудак?

— Мне нужно знать, как тебе это удалось.

— Всего-то? Блин, это же так просто. Глупые чертовы яппи сами распахнут дверь, стоит только заикнуться, что ты собираешь деньги для сиротского приюта…

— Я не о том. Мне интересно, как тебе удалось отыскать остальных членов Стаи.

— Дал объявление в «Желтых страницах». Позвоните по номеру 1-800-МАНЬЯК-УБИЙЦА.

Следователь поднял со стола электрический нож.

— Заключим договор. Я знаю о ритуале инициации… но не знаю другого — как тебе сначала удалось отмести всех позеров и пустых болтунов. Расскажи, и я дам тебе умереть с незапятнанной репутацией. Я не стану выдавать себя за Джинна-Икс на «Волчьих угодьях».

— Зачем? Что тебе с того, как я это проделывал?

— Предупредительная мера. Если я смогу это повторить, то поймаю убийц быстрее.

— Значит, ты хочешь, чтобы я предал будущих членов Стаи вместо нынешних? Размечтался.

— Не считай это предательством, — возразил Следователь. Он включил электрический нож и поднес его кончик к груди Джинна-Икс. Тот завис, гудя, над его правым соском.

— Думай об этом как о сделке. Первой в длинной череде, собери их всех…

Джек знал, что Джинн-Икс заговорит, и знал почему. Он нашел в нем слабину.

Она есть у каждого. Речь не о точке распада, когда телесная боль так велика, а разум искушают такие ужасы, что уничтожается личность как таковая. Чтобы довести человека до этого состояния, могут потребоваться дни, даже недели, и всегда есть риск, что жертва впадет в состояние кататонии, где уже никакая боль не достанет ее.

Слабина — это трещина в психике человека, в самой ее сердцевине, затрагивающая ядро личности: то, чем этот человек на самом деле является, что для него важнее всего на свете. Если найти эту трещину и приложить кое-какие усилия, можно одним махом разрушить все защитные слои и механизмы, оголить человеческую душу. Когда Джек только начинал свою работу, ему казалось, что слабина непременно основывается на страхе, — но, к собственному удивлению, обнаружил, что не реже она коренится в гордости, в печали, в тяге к чему-то.