Ночной мир - Френсис Уилсон

Когда Джек уже прополз футов пятьдесят, то услышал душераздирающий крик и заставил себя оглянуться. Приятель Джоя почти весь скрылся в яме, виднелись только голова и руки, которыми он хватался за траву в последней, отчаянной попытке удержаться наверху.

- Эй, мужик, помоги! - кричал парень плачущим голосом. - Ради Бога!

Джек стал расстегивать рубашку, намереваясь скрутить ее веревкой, но не успел расстегнуть последней пуговицы, как огромный кусок земли отвалился и бездна поглотила парня. Все, что от него осталось, - это угасающий в пропасти крик.

Еще несколько кусков грунта полетело вниз, сужая расстояние между Джеком и краем пропасти. Проклятая дыра все разрасталась.

Джек встал на ноги, огляделся. Немногие остававшиеся в окрестностях Овечьего Пастбища люди бежали по направлению к городу. "Правильно делают, подумал Джек. - Отличная мысль". И он помчался вместе со всеми, думая по дороге о том, что огромная часть Центрального парка просто исчезла. Что ему говорил накануне тот старый чудак?

"А если Центральный парк станет меньше, вы передумаете?"

Да, он передумал.

Джек не помнил ничего из школьной геометрии и не знал обшей площади поверхности дыры в Центральном парке, но черт знает сколько квадратных футов Овечьего Пастбища исчезло.

"Если Центральный парк станет меньше..."

Джек ускорил шаг. Он надеялся, что не выбросил номер телефона старика.

По-прежнему с руками, разведенными в стороны, Расалом плавно опускался вниз по гранитному коридору, который сам себе сотворил. Опустившись футов на сто, он, паря в воздухе, остановился у открывшегося перед ним входа в пещеру, вплыл внутрь и полетел дальше.

Вчера он начал изменять мир сверху. Сегодня настало время изменить его изнутри.

Он колеблется. Стоит осуществить задуманное, и дороги назад не будет. Процесс этот, однажды начавшись, становится необратимым. Как только закончится, он воплотится в новую форму, которую не будет менять никогда.

Он будет великолепен.

И все-таки он колеблется. Потому что не от него зависит его новый облик, а от тех, кто находится наверху, - от этих ничтожных, трусливых созданий. В нем все их страхи. Они подпитывают его, формируют его. В новом облике отразится все, чего люди больше всего боятся и ненавидят, воплотятся все их ночные кошмары. Страхи, извлеченные из самой глубины подсознания, из его закоулков, потаенных, первобытных, зловонных. Все то, от чего волосы встают дыбом и мурашки бегают по телу, от чего выворачивает наизнанку. Он станет для них этим страхом.

Его олицетворением.

Итак, Расалом наклонился вперед, принял горизонтальное положение и вплыл в гранитную пещеру. Он уперся ногами в гранитную стену и, когда они вошли в ее толщу, закричал и не умолкал, пока не влились в него все страхи, вся злоба, вся боль, все печали и скорби. Он вытянул руки, прижался кулаками к каменным стенам и опять закричал. Он был в экстазе и в то же время агонизировал. Обрел новые силы, но внутри у него начались перемены.

Его раздувало. Кожа лопалась на руках и ногах, от детородного органа до головы. Кожа рвалась и, словно чешуя, падала на каменный пол.

Ночной воздух обдувал его плоть, и Расалом снова кричал остатками рта.

Пятница

1. В пропасти

Из выпуска новостей Си-эн-эн:

"Поведение солнца спутало все карты астрономов, физиков и космологов. Мы уже сообщали, что сегодня оно взошло в 5.46 - с опозданием почти на девятнадцать минут.

А из Нью-Йорка поступило сообщение о гигантской трещине в земле, появившейся прошлой ночью в Центральном парке. Мы отправили туда бригаду репортеров с камерами и при первой же возможности передадим репортаж с места событий".

Манхэттен

Глэкен стоял у окна и рассматривал трещину в Центральном парке. В красноватых отблесках позднего рассвета были видны пожарные и полицейские машины, взявшие парк в кольцо, чтобы сдерживать толпы зевак. Здесь же стояли телевизионные автобусы с километрами кабеля и осветительными лампами, словно лунным сиянием озарявшие окрестности. Центром всеобщего внимания была трещина. Она разрослась до двухсот футов в поперечнике и перестала увеличиваться.

Он закрыл глаза, чтобы хоть несколько мгновений не видеть этого зрелища. Его шатало от усталости. Смертельно хотелось спать, но сон не шел, даже когда он ложился.

Он думал, что уже снял с себя груз ответственности за эту войну, избавился от тяжести. Но ошибся. Тяжесть не исчезнет, пока он не найдет продолжателя своего дела. Лишь тогда он свободно вздохнет. Но сначала нужно заполучить оружие. Он чувствовал, что собрать его будет делом нелегким, но сверх ожиданий задача оказалась почти непосильной. Есть основания полагать, что мастер Джек передумал. Сегодня утром он позвонил, рассказал о трещине и снова предложил посидеть где-нибудь и выпить пива. Именно с ним, с Глэкеном. Что ж, шаг этот не лишен смысла.

Сначала создать оружие, потом найти преемника, способного им пользоваться, и, наконец, дать сражение. Сражение, которое, судя по всему, будет проиграно еще не начавшись. И все-таки попытка не пытка.

Он услышал, как позади него Билл повесил телефонную трубку и тоже подошел к окну. Глэкен открыл глаза и потер лоб. Надо сохранять спокойствие и ни при каких обстоятельствах не терять над собой контроль. Не показывать им ни сомнений, ни страха, переполнявших его. Служить им примером, иначе они потеряют веру в себя.

- Наконец-то дозвонился до Ника, - сказал Билл, подходя к нему. - Он скоро будет здесь с целой командой из университета.

- Зачем?

- Чтобы выяснить причину образования трещины.

- Не стоит зря тратить время. Все это дело рук Расалома.

- Ника это объяснение вряд ли устроит. - Он посмотрел вниз, на парк. Полагаю, вы это имели в виду, говоря, что следующий шаг он предпримет на земле?

Глэкен кивнул:

- Не случаен и выбор места.

- Неужели Центральный парк в какой-то мере важен для Расалома?

- Лишь постольку, поскольку он виден из окна моего дома.

Ведь ты хотел ткнуть меня в это носом, правда, Расалом?

- Все это нереально. Я чувствую себя как в кино, когда на экране комбинированные съемки.

- Поверьте, у нас все настоящее.

- Знаю. Кстати, сейчас это место показывают по телевизору крупным планом. Хотите посмотреть?

- Я видел эту трещину с близкого расстояния, только она была не такая громадная.

- Видели? Когда?

- Давно. Очень давно.

- А какой она глубины?

- Она бездонна.

Билл улыбнулся:

- Нет, я серьезно.

Осознав, что его не понимают, Глэкен произнес с расстановкой:

- У этой трещины нет дна. Она в самом деле бездонна.

- Но это невозможно. Тогда она тянулась бы до самого Китая, точнее до противоположного конца земли.

- Другой конец не на земле.

- Где же тогда?

- В каком-то другом месте.

Глэкен увидел, что взгляд священника мечется между ним и трещиной.

- Что значит "в каком-то другом"? Где именно?

- Вряд ли вам захочется туда попасть.

- Не можете ли вы выражаться чуть конкретнее?

- Я бы охотно, но это место не имеет названия. И я не верю, что можно описать человеческим языком то, что находится на другом конце трещины.

- Я отправлюсь туда, чтобы увидеть все собственными глазами.

- Не стоит торопиться. Трещина никуда не ведет. К тому же она не последняя.

- Вы полагаете, что появятся еще?

- Да. И очень много. По всему миру. Но Расалом оказал мне честь, пробив первую перед моим домом.

- Спущусь вниз, попробую выведать у Ника, что ему известно.

- Только непременно возвращайтесь до наступления темноты.

- Хорошо, папа, - улыбнулся Билл.

- Я не шучу.

Улыбка исчезла с лица Билла.

- Понял. Вернусь до темноты.

Глэкен проводил взглядом Билла, направившегося к себе в комнату. Ему очень нравился этот молодой человек. Молодой? С каких пор пятидесятилетние считаются молодыми? Лучшего жильца не найти. Всегда поможет по дому или с Магдой, когда нет рядом сиделки.

Словно прочитав его мысли, Магда крикнула из спальни:

- Эй, есть тут кто-нибудь, или меня бросили одну умирать?

- Иду, дорогая.

Он снова взглянул на трещину на Овечьем Пастбище и направился в холл.

Магда, такая же седая и морщинистая, как и он, сидела на постели. Она теряла в весе, карие глаза почти совсем провалились. Сейчас они горели гневом.

- Кто ты такой? - спросила она, переходя на родной венгерский.

- Твой муж, Магда.

- Нет, ты не муж. - Она выстреливала слова. - Я бы не вышла замуж за такого старика. Ты мне в отцы годишься. А где Гленн?

- Это я и есть.

- Неправда. Гленн молодой, сильный. У него русые волосы.

Он взял ее руку в свою:

- Магда, это я, Гленн.

Страх пробежал по ее лицу. Потом выражение смягчилось.

Она улыбнулась:

- Да, конечно, это ты, Гленн. Как же я могла забыть? А где ты был?

- В соседней комнате.

Она снова нахмурилась, прищурив глаза: