Печальная принцесса - Анна Данилова

Он вдруг обхватил себя ладонями за голову и закачался, застонал:

– Ее нет, а я как идиот рассказываю о каких-то там духах, покупательницах! Да разве это сейчас, когда она умерла, имеет хотя бы какой-то смысл? Как это случилось? Почему? Я же ей все объяснил… Она не должна была, не могла… Я знаю даже, какие чувства она испытывала ко мне в последние дни своей жизни. Презрение, понимаете? Она стала презирать меня за то, что я вернулся в семью, в ложь, в гнилое затхлое болотце, как она называла мою семью. Она говорила это не потому, что была злая, нет, она любила меня и не хотела, чтобы я мучился. А у меня дети… Я не знал, что мне делать. Я запутался. Одно скажу: когда я объявил ей о своем решении, а сделал я это как последний трус, прячась за юбку жены, она сначала расхохоталась мне в лицо, а потом вдруг бросилась ко мне, схватила так, словно я падал, а она держала меня. Но разве мог я предположить, что она держалась за меня сама!

– Она могла сама уйти из жизни или же вы предполагаете… убийство? – спросил Марк его прямо в лоб. – Дело в том, что некоторые факты указывают на то, что Лиле могли помочь отправиться на тот свет. Скажите, Роман, кто мог бы хотеть ее смерти?

– Что вы сказали: убийство? Нет, вы что?!

И тут вдруг он как-то странно посмотрел на Марка, и лицо его побледнело.

– Мне кажется, теперь я понимаю, почему вы здесь. Вы думаете, что это я убил Лилю? Да? Но это не так…

Он был напуган, растерян и смотрел на Марка с видом человека, не знающего, какие еще найти слова, чтобы снять с себя подозрения.

– Да и зачем мне было?..

– Вы же собирались вернуться в семью, а Лиля препятствовала вам в этом, разве не так? Вы же сами только что говорили, что она хваталась за вас как за соломинку, что она никак не могла свыкнуться с мыслью, что теряет вас. Вы поймите, Роман, это всего лишь предположения, подозрения. Ваша любовница убита. Конечно, если она не сама, перед тем как удавить себя чулком, удушила себя же руками, поскольку на шее имеются следы пальцев рук… Экспертизой не установлены пока детали, но картина, в общем-то, ясна: кто-то, кого Лиля знала и кому доверяла настолько, чтобы впустить в свой дом, пришел к ней и убил. Скажите, где вы были в ночь с одиннадцатого на двенадцатое ноября, приблизительно между часом и тремя ночи?

– Дома, где же еще! Жена может это подтвердить.

– Жена тоже была дома? – бесстрастным голосом спросил Марк.

– Какие странные вопросы вы задаете. Вы что же, думаете, моя жена отправилась к Лиле и удушила ее чулком? И что я буду покрывать ее? А она в случае, если я убил Лилю, обеспечит мое алиби? Да все это глупости! Я любил Лилю! Кроме того, несмотря на то что я расстался с ней, я бы мог еще к ней вернуться, поскольку понимал, что обманываю себя, с женой я все равно не буду никогда счастлив, понимаете? Да с Лилей мне было так хорошо… И за что мне ее убивать?

Сколько раз Марк слушал подобные оправдания, и как хотелось ему поверить в услышанное, но поступки людей, как это ни странно, не всегда подчинялись логике. Мужчина, любящий страстно женщину, убивал ее в порыве чувств, будь это ревность или прилив жгучей ненависти в момент, когда он застает ее с другим мужчиной.

– Скажите, у Лили был кто-нибудь еще, кроме вас?

– Вот! Наконец-то! Вопрос так вопрос. Был. И она никогда не скрывала от меня то, что время от времени видится с этим мужчиной. Это был ее хозяин, точнее, хозяин магазина, в котором она работала, – Семен Сквозников. Лиля уверяла меня, что между ними все кончено, хотя они и пережили бурный роман, и это она тоже от меня не скрывала, но отношения разладились. Лиля не желала иметь дело с человеком, от которого зависела по работе. А уходить из магазина тоже не собиралась, ей нравилось там работать. Конечно, я ревновал ее к Семену, он хороший, интересный мужик, умный, его уважают в городе, да и не бедный, это факт. Я тоже не нищий, но Сквозников – это фигура…

– Значит, она говорила вам, что в момент вашего романа с ней между ними все закончилось?

– Думаю, она не обманывала меня. Да и какой смысл ей было врать, ведь стоило ей только захотеть бросить меня, как она сделала это не задумываясь.

– Она любила его?

– Да разве поймешь этих женщин? Мне казалось, что она любит меня. Что ей со мной легче, проще, что я ей ближе, чем господин Сквозников. Но что на самом деле творилось в ее душе, разве кто-нибудь знает?

Марк подумал, что все сложности в жизни красивых женщин происходят от полной неразберихи с их мужчинами. Такое впечатление, что они мужиков коллекционируют, находясь в постоянном процессе сравнения – какой же из них лучше, или же, о чем пока не принято говорить в обществе, женщины так же полигамны, как и мужчины? И им так же требуется разнообразие? Но если окажется, что это – истина, покрытая пока что слоем подкрепленной наукой и человеческим опытом принадлежности к полигамии мужчин, то, когда она станет аксиомой, чего можно ждать от Риты?! И она, быть может, тоже страдает потихоньку от невозможности время от времени менять мужчин?

Марк при этой мысли помрачнел. Рита – красивая женщина, много красивее Лили, которая завела себе гарем… Стоп. Гарем. А почему бы не спросить Романа о существовании других мужчин?

– Другие мужчины были в ее жизни?

– Она была, с одной стороны, человеком открытым, но в какой-то степени и скрытной, особенно когда дело касалось ее личного времени, как она говорила. Вот когда оказываешься рядом с ней, разговариваешь, словно бы находишься под действием ее улыбки, ее любви, и тебе кажется, что ты у нее единственный, только с тобой она такая лучистая, что ли, нежная, ласковая. Но когда звонишь ей и слышишь, что она занята, да еще и голос у нее при этом не то что даже недовольный, а какой-то странный, холодный, словно она слышит чужого человека и не понимает, зачем ее вообще побеспокоили… Не знаю, поняли ли вы меня… Вот тогда становится не по себе, и ты начинаешь понимать, что ты у нее, быть может, и не один, и вообще в ее жизни ты – лишь эпизод. И дело, возможно, даже не в мужчинах, а в том, какую роль конкретно эта женщина отводит тебе.

Последние слова Роман Гончаров произнес совсем уже убитым тоном.

Из всего услышанного Марк понял одно: у Лили было много любовников. Но пока что он знал имена только двух: Гончарова и некоего Сквозникова.

– Роман, вы бывали в квартире, где жила Лиля?

– Несколько раз, да и то когда мы точно знали, что Кати долгое время не будет дома.

– Вы сейчас проедете вместе со мной, чтобы попытаться выяснить, не пропало ли что-то ценное из ее вещей. Может, по дороге вспомните еще что-нибудь важное.

В машине Марк подумал, что надо бы расспросить об этой Лиле Риту, она наверняка уже знает о ней гораздо больше Гончарова.

11

Катя вышла из мастерской Риты опустошенная, с чувством, что она выложилась перед совершенно посторонним человеком. Странное дело, думала она, стоя под душем и смывая с себя горечь признаний и разочарование, которое не покидало ее с тех самых пор, как она закрыла рот и перестала откровенничать с этой странной художницей. Когда она находилась с ней рядом, позируя ей, единственным ее желанием было говорить о Лиле. Сейчас же, когда они обе утомились и Рита предложила ей отдохнуть перед обедом, у нее было ощущение, что она прилюдно вывалялась в грязи. Но, с другой стороны, было и еще одно чувство, которое и являлось тем главным, которое оправдывало ее поток откровений: облегчение, которое она испытывала, выговариваясь перед чужим, в сущности, человеком.

И зачем я призналась в своей зависти, думала она, намыливаясь губкой и вспоминая каждое сказанное ею в мастерской слово. Конечно, можно было внушить себе мысль, что Рита – как попутчик в поезде, расскажешь ей все, и вы с ней больше никогда не увидитесь. Однако она должна была признаться себе, что такое знакомство льстило ее самолюбию и ей нравилась отведенная ей роль одновременно натурщицы и собеседницы, что ставило ее с Ритой Орловой, известной художницей (о ней она успела прочесть в Интернете), в положение равных. Да и вообще, находиться в ее загородном доме, наблюдать жизнь интересной женщины, да еще и молодой мамы, которая на удивление много и как-то радостно работала – за что бы она ни бралась, – было для нее удовольствием… Правда, в перерывах между работой над портретом они вместе что-то готовили, а Катя с удовольствием нянчилась с маленькой Фабиолой.

Катя вышла из ванной, вытянулась на кровати в отведенной ей комнате неподалеку от мастерской (светлой, заставленной букетами и пахнущей красками и растворителями) и закрыла глаза. Господи, неужели она больше никогда не увидит Лилю? Этого не может быть…

Вспомнился вечер, когда она, воротившись домой раньше Лили (рыбный магазин уже открыли, и Катя вернулась на работу), сидела в кухне за столом, перед зеркалом на ножке, и на манер одной американской актрисы, игравшей в каком-то старом жанровом фильме продавщицу рыбного магазина, натиралась свежим лимоном, чтобы отбить запах рыбы. Разрезав лимон пополам, она, слегка надавливая на него, растирала руки, плечи. В эту минуту она испытывала чувство, похожее на умиротворение. Все в ее жизни в этот вечер казалось ей стабильным, правильным, полным смысла. Она снова работала, жила вместе с квартиранткой, оказавшейся вполне симпатичной и доброй девушкой, регулярно вносившей плату за жилье и даже время от времени помогавшей ей продуктами и разными другими приятными мелочами. К тому же с ее же помощью был полностью выплачен кредит, что позволяло Кате, человеку ответственному и беспокойному, почувствовать себя более уверенно.