Всадник - Анна Одина

Пройдя очередным сплетением коридоров, компаньоны остановились на развилке. Вправо тянулся проход, вырезанный как будто в горном хрустале с вкраплением драгоценных золотоносных жил, пульсирующих светом. (Разного рода прозрачные материалы, похоже, пользовались большой популярностью у камаргских строителей, использовавших всевозможные слюды и стекла в промышленных количествах.) Бабушка медлила.

– Ты ждешь от меня выбора пути? – неприятно улыбнулся всадник.

Старуха стояла пнем и молчала.

– Я не пойду в стеклянный коридор, – скучающе заявил гость. – Он очень красив, но ему подобает располагаться в холмах эфестов. А следовательно, эта ловушка из детских сказок… ведет во внешний круг города и отведена для крестьян и купцов, которым не дозволено осквернять видом своих сельских физиономий парадные ворота Камарга. И твои… м-м-м… светлые очи.

Бабушка никак не показала, что эти слова могут сдвинуть ее с места.

– Вперед, почтенная привратница, – с намеком на нетерпение пояснил гость то, что не желала понять не вполне ясно видящая. – Чем скорее мы покончим с формальностями, тем спокойнее будет твоя ночь.

И они пошли вперед по очередному темному коридору, в конце которого высокого, черного и острого всадника и покосившуюся пыльную старуху, словно выметенную из-под дивана, ожидала очередная комната.

– Посидим, ночной ворон, отдохнем теперь и здесь, – проговорила Бабушка каким-то новым тоном, вошла в проем, лишенный двери, и, угрожающе скрипнув суставами, снова опустилась на пол.

– Во имя Иоганна Хризостома[26], – воскликнул Делламорте без восклицательного знака, однако проследовал внутрь и, повинуясь приглашению, расположился на высоком табурете. Другой мебели почему-то не было в заводе и тут, разве что табурет (который тоже злобно заскрипел, стоило пришедшему опуститься на него) являл собою следующую ступень эволюции мебели после страшной скамьи в привратницкой. Бабушка тем временем, будто не довольствуясь своей слепотой, обвязала глаза тряпкой.

– Так лучше видно, – пояснила она и принялась вдохновенно молчать.

Молчал и Делламорте. Испытания, связанные с необходимостью миновать стены, чтобы оказаться внутри Камарга, он принимал стоически и теперь, уперев в поперечную перекладину табурета затянутую в ботфорт ногу, поудобнее устроился и принялся рассеянно поправлять матово блестевшие в свете очередного хилого очага заклепки на левой манжете. Он ждал.

– Вижу, ты сидишь, – начала Бабушка.

– Случается со мною и такое, – благодушно отозвался «доктор» с бесконечным терпением, не иссякающим у подобных людей, когда они решают почему-нибудь смириться и склонить гордую голову перед ходом минут.

– Ты одет по-другому, – продолжила старуха.

– Подобно всем приличным людям, я имею привычку иногда переодеваться, – заметил всадник, кажется, приготовившийся как следует развлечься во время сеанса ясновидения.

– На тебе одеяние цвета ночи, как сейчас… – продолжила Бабушка, которой ничуть не мешали комментарии «беседуемого». – Но такого я никогда не видела. Это не наш сюртук… не вижу застежек… блестящие отвороты на груди, сзади длинные хвосты. Как стриж. Сидишь в глубоком кресле. Ты совсем молодой.

– Хм. – Делламорте скрестил руки, пристальнее вглядываясь в старуху, и отметил не без одобрения: – Интересно. Ты далеко смотришь.

– На тебе белая сорочка, всадник, белая, как лед, и под воротником кусок материи странной формы – как будто из ткани сделали бабочку. И вот ты тянешь эту бабочку за крылышко, и она… уже не бабочка. Она спускается тебе на грудь двумя концами, а ты вынимаешь из кармана большой орех из зеленого стекла…

– Это изумруд! – неожиданно для себя вступился за камень всадник.

– …открываешь его и достаешь маленький шарик цвета старой травы. Ты тихо говоришь «Vincerò», но в голове у тебя нет слов, а только клубится разноцветной пыльцой музыка. Я не вижу сквозь нее.

– Вот и хорошо, – подвел черту приезжий, поднялся и снял со старухи повязку. – Видишь, я мирный человек. Одеваюсь в белое, не ношу доспехов, играю травяными шариками. Пойдем? Иначе мой конь устанет ждать и для развлечения вылущит твои коленки.

Последняя фраза проняла привратницу: она ухватилась за ногу Делламорте, оперлась на предложенную им руку и поднялась с пола (доктор с удовлетворением отметил, что, вставая, адская старуха содрогнулась). Однако на этом их маршрут, похоже, не заканчивался: ясновидящая завела пришельца еще в несколько помещений, где постепенно менялись и предметы меблировки, и убранство. Пришел черед сесть на стул, потом на деревянное кресло; его сменило кресло с мягким сиденьем, а затем появилась парчовая обивка и тонкая резьба (вся эта мебель, впрочем, шаталась и ныла при исполнении своей непосредственной функции). В последней комнате, где терпение Делламорте все же исчерпалось, «беседе» предстояло продолжиться на настоящем, хоть и стеклянном троне, но всадник заупрямился и к трону не пошел.

– Довольно, – заявил он, сводя брови. – Мне надоели фантазии, сны и попытки уличить меня в противокамаргских деяниях: кажется, мы прошли уже половину крепостной стены. Я чист перед городом, как младенец, как этот ваш Высокий тарн, да ведет его за руку… кто-нибудь – кому он там сейчас поклоняется.

– Убил, – ответила старуха медленно. – Убил старика, взял две книги, потом другого, в поле, пришел к нам. Женщин считаю… одна… другая…

Делламорте протянул закованную в перчатку руку и аккуратно взял старуху за горло.

– Вероятно, благовоспитанные люди так не поступают, – заметил он, – но если мы сейчас же не пойдем назад, насчитаешь на одну больше.

Старуха замахала руками и показала – пойдем, мол. Всё. Всадник отпустил ее и повернулся, чтобы идти.

– Hexenmeister![27] – прошипела в спину доктору Бабушка, с неожиданной стремительностью догнала его, схватила за запястье и протащила несколько шагов. Они, как добрые знакомые, встали рядом на краю обширного круглого зала, странный белый пол которого покрывала солома. – Знаешь, что это?

Делламорте медленно наклонился, всматриваясь… в лед. Да, зал был колодцем, если, конечно, можно назвать колодцем полый цилиндр диаметром с библиотеку Камарга. Всадник поднял голову и увидел далеко вверху потолок, выложенный красным кирпичом. Они действительно находились под башней Библиотеки.

– Это лед, – констатировал он с удивлением. – Я и не думал, что мы зашли так глубоко.

– Знаешь, что во льду? – спросила старуха, понизив голос до шипения.

Всадник вгляделся и увидел. Как крестьяне всего мира хранили продукты на лето: вырывали яму, закидывали снегом и укладывали слоями продукты, снег и солому, чтобы сохранить в них холод и содержимое все теплое время года, так под титанической трубой библиотеки Камарга хранились мертвые тела. Слой мертвецов, солома, слой льда, слой мертвых, солома, лед, мертвые, солома, лед… Всадник с отвращением взглянул в ужасные глаза.

– Отсюда нет выхода, – хрипло проворковала Бабушка. – Ты показал уважение городу, но наполнил все меры зла, которые мог, – и скамью могильщика, и табурет сапожника, и стул землепашца, и кресло купца, и кресло царедворца, наполнил бы и трон тарна – все они под тобой стонали и жаловались; а все-таки зло в тебе не кончалось и продолжало истекать, как ночь, и переливаться за пределы. Камарг рассмотрел тебя и нашел опасным. Более опасным, чем они, – старуха топнула ногой в лед, и из глубины колодца донесся скрежет и стон, – да, более опасным, чем все они вместе! Потому что они приходили сюда ради собственной выгоды, а ты… Ты пришел уничтожить Камарг.

Воцарилось молчание. Наконец черный гость развернулся к Бабушке и сказал ровно:

– Это правда. Я пришел уничтожить Камарг.

Тогда привратница наглядно показала, что имела в виду, заявляя, будто стоит гарнизона. Замелькали руки, взметнулось тряпье, зашептали губы, блеснула выхваченная откуда-то медная спица с позеленевшим наконечником, нацелилась на приезжего, а под ногами Делламорте с надрывом треснула земля: ледник приготовился принять жертву. Бабушка двигалась молниеносно, а противник как будто не торопился сопротивляться ей, и потому-то, когда спица полетела ему в сердце, он, защищаясь, лишь выставил левую ладонь.

Спица насквозь проткнула руку черного доктора. Бабушка отошла на шаг и склонила слепую голову набок, принюхиваясь, – яд этой спицы был смертелен, и она ждала, когда всадник завалится назад, в толщу ледяного кладбища.

Вопреки ожиданиям с приехавшим ничего не произошло.

– Так это ты, – протянула ясновидящая, как будто истинная правда происходившего открылась ей только сейчас.

– Да, – так же ровно и безмятежно подтвердил всадник. – Это я.

Легким движением он выхватил спицу из руки. Следом за ней из ладони протянулась, сопровождаемая низкой звонкой нотой, тонкая нервущаяся нитка крови, светящаяся тяжелым багрянцем. Делламорте дважды – да так быстро, что проследить за его движениями не было никакой возможности, – накинул эту нить на Бабушку и, сковав ее, одной рукой притянул кровавое лассо к себе, а другой толкнул старуху в темную трещину. Падая, та лишь бессильно царапнула ботфорт врага да махнула спицей туда-сюда – а потом как будто с облегчением рухнула вниз.