Берлинское кольцо - Эдуард Арбенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он был преступник, — вынесла приговор фрау Кнехель.
— Глупости, — отверг обвинение жены Фельске. — Такой же кролик, как и мы, и с такой же петлей на шее… Нам не успели ее затянуть, унтерштурмфюрер поторопился и переступил порог раньше времени… Обратной дороги уже нет…
На рассвете, позднем в это время года, унтерштурмфюрера обнаружил патруль, объезжавший кольцевую трассу. Солдаты сошли с мотоциклов, чтобы облегчиться, к увидели мертвого человека. Он лежал, уткнувшись лицом в выбоину, наполненную дождем, раскинув руки и стиснув пальцами мокрую жухлую траву.
Через полчаса о происшествии доложили в комендатуру, а затем в полицию и Главное управление СС, — на убитом была эсэсовская форма и документы, подтверждающие его принадлежность к ведомству Кальтенбруннера.
В управлении СС выразили недовольство тем, что труп отправлен в полицию. Какой-то гауптштурмфюрер отчитал дежурного по комендатуре за слишком высокую оперативность, назвал патрульных олухами.
— Неужели вы до сих пор не знаете, что мертвых оставляют на месте преступления, чтобы зафиксировать обстановку и снять следы. Черт знает, что такое!
Дежурный извинился и сказал, что примет замечания к сведению и исполнению.
Через какие-нибудь полчаса гауптштурмфюрер Ольшер примчался в полицию и потребовал, чтобы ему показали труп.
Убитый валялся на цементном полу, хотя по званию ему следовало лежать хотя бы на скамейке — все-таки офицер СС.
— Обыскивали? — спросил унтерштурмфюрер.
— Да, еще там, в лесу… патрульные, — ответил инспектор и подал Ольшеру удостоверение.
— Еще!
— Больше нет… Вернее, не было, — поправился инспектор. — Удостоверение передал старший по наряду.
— Я обыщу сам. — Гауптштурмфюрер опустился на колени и стал расстегивать на мертвеце китель. Делал он это с лихорадочным нетерпением, почти вырывал из петель пуговицы и отпахивал мокрые полы. — Помогите снять мундир!
Инспектор без охоты, с откровенной брезгливостью дотронулся до мертвого и сейчас же отстранил руку.
— Ну, тяните же! — прикрикнул на полицейского гауптштурмфюрер.
Вместе они раздели убитого, сняли все, вплоть до нижнего белья. Ольшер обшарил карманы, прощупал подкладку. И чем меньше оставалось непроверенных уголков в одежде, тем тревожнее и растеряннее становилось лицо гауптштурмфюрера. Отбросив мундир, он принялся за белье. Ничего не нашел. Впился глазами в мертвеца, словно хотел выпытать у него тайну.
— Дьявольщина!
— Пропало что-то? — нерешительно спросил инспектор.
— Да, то есть нет, — опомнился Ольшер. — Где обнаружили труп? Точное место!
Инспектор подал донесение патрульного офицера и стал объяснять, как лучше найти участок дороги с путевым знаком.
— Ясно, — оборвал гауптштурмфюрер. — Два километра до поворота…
— Как? — переспросил инспектор — Почему два?
Губы Ольшера искривились от досады — он не то хотел сказать инспектору, вернее, ничего не собирался говорить. Но уже было сказано, поэтому эсэсовец поправился:
— По моим подсчетам…
— А?!
Фельске все рассказал Ольшеру, все до мельчайших подробностей, даже упомянул свой локоть, попавший в чашку с кофе. Гауптштурмфюрер слушал рассеянно и только кивком головы подтверждал, что слова хозяина гаштетта до него доходят. Когда, наконец, запас сведений и предложений иссяк и Фельске смолк, Ольшер спросил:
— Кто был у него?
— Каждый раз новые люди…
— Этой ночью!
— Одного разглядел, когда он советовал приготовить крепкий кофе. Такой чернявый, похож на моего постояльца. Второй в форме?
— Эсэс?
— Нет, вермахта… А вот лицо не видел, козырек заслонял… Но вы не огорчайтесь, господин гауптштурмфюрер… Их найдут.
— С чего вы решили, что я огорчаюсь?
— Простите, мне так показалось…
Ольшер осмотрел комнату, где жил Исламбек. Долго стоял у маленького шкафа для белья, потом резко повернулся к хозяину.
— Оставьте меня одного.
— Хорошо, хорошо, господин гауптштурмфюрер… — Фельске попятился, протиснул свое рыхлое тело сквозь узкую дверь. Захлопнул створку и застыл у нее.
— Уйдите! — крикнул Ольшер, догадываясь, что хозяин собирается подсматривать в замочную скважину.
Громко шаркая туфлями, Фельске исчез.
Еще некоторое время Ольшер стоял неподвижно у шкафа и вдруг бросился к нему, отвернул дверцу и принялся шарить руками внутри. Не обыскивал, не уточнял, как бывает при проверке помещения, не перебирал встречающиеся вещи, а отбрасывал их: не то, не то! Ему нужен был только пакет. Пакет в тонкой клеенчатой обертке. И ничего больше. Пальцами, горячими, чуть вздрагивающими от напряжения, он угадал бы сразу холодную, скользкую ткань. Но она не попадалась, все — тряпки, картонки, даже стекло. А клеенки нет, лакированной клеенки пальцы не находят.
Дважды пробежал он руками по полкам шкафа и замер, прошла минута, другая, прежде чем гауптштурмфюрер отстранился от распахнутого настежь дощатого ящика и шагнул на середину комнаты. Как когда-то, в страшный для него день, и, кажется, единственный, напомнивший начальнику «Тюркостштелле» о бренности всего существующего, рука его потянулась к пистолету. Во внутреннем кармане кителя лежал подаренный ему Шелленбергом «вальтер». Зачем-то подаренный. За заслуги? Тогда гауптштурмфюрер еще ничем себя не проявил, ничего не сделал полезного.
Символическое преподношение, оно говорило не о начале, а о конце.
— Господин гауптштурмфюрер, — пропищал где-то за дверью хозяин.
Ольшер сморщился, будто его настигла зубная боль.
— Господин гауптштурмфюрер!
— Ну, что вам?. — простонал Ольшер.
— Господин гауптштурмфюрер, вы здесь еще?
— Неужели вы думаете, что я способен раствориться или вылететь в ваш дымоход?
— Нет, нет, просто стало тихо… И я напугался… Ночью тоже было очень тихо… Понимаете, тихо.
— Убирайтесь к черту! — ругнулся Ольшер.
— Как вам будет угодно… Только я теперь боюсь тишины.
— Боже мой, существуют же на свете такие кретины… — Ольшер запахнул шинель и шагнул через порог. Фельске угодливо посторонился, пропуская гауптштурмфюрера в переднюю.
— А если господин хочет горячий кофе, я мигом…
— Благодарю. Пейте сами, — буркнул эсэсовец и отворил дверь на улицу.
6
Промежуток длиною в год несколько сократился. Остались незаполненными какие-нибудь месяцы. Но перескочить их и вернуться во Фриденталь мы не могли, точнее, не имели права. Унтерштурмфюрер, убитый на Берлинском кольце, мешал нам двигаться по намеченной схеме. Появилось больше тупиков и загадок, чем прежде.
Получалось так, что Исламбек физически исключался из операции, которая позже продолжалась под кодированным названием «Феникс-2». О ней упоминается в донесении Берга в августе и затем повторно в сентябре и октябре. В последнем обширном докладе нашего разведчика, сделанном лично полковнику Белолипову, фигурирует «Берлинское кольцо» с дорожным знаком: «До поворота на Потсдам 2 километра», много раз называется начальник «Тюркостштелле» Рейнгольд Ольшер и документ, исчезнувший из кителя унтерштурмфюрера в роковую октябрьскую ночь. В докладе подчеркивалось, что документ этот принадлежал гауптштурмфюреру Ольшеру и представлял исключительную ценность для советской контрразведки.
Убийство и похищение произошло в октябре, а Берг доложил о нем, и то не специально, а в связи с другими данными, лишь в начале декабря. Видимо, наш разведчик ничего не знал о пакете в черной клеенчатой обертке. Не придал он поэтому значения и самому убийству, хотя объявление, обещавшее награду за выдачу английского агента, судя по докладу, не прошло мимо Берга, было изучено им и сделаны предположения, которые подтвердились дальнейшим ходом событий.
Странно только, что Берг нигде не отметил одну важную деталь в извещении полиции. Ее передал нам Фельске. В первом объявлении, назначавшем награду в три тысячи марок, была фраза: «Бежал важный государственный преступник, приговоренный к смерти». Значит, унтерштурмфюрер Саид Исламбек к октябрю 1943 года был уже осужден. Не знать этого Берг не мог: «двадцать шестой» находился под его покровительством. Исламбека держали во внутренней тюрьме гестапо, а Берг работал в политической полиции. Дело по Бель-Альянсштрассе проходило через него, и в этом деле фигурировал Саид Исламбек. Оберштурмфюрер участвовал в обыске квартиры Исламбека, присутствовал при завершении операции в доме председателя Туркестанского национального комитета, когда был схвачен «двадцать шестой». И вот этот Берг не знал о смертном приговоре. Или мы столкнулись с пропагандистским маневром немецкой контрразведки, приняли фальшивку за подлинный документ.