Остров без пальм - Олег Раин

В этот день я больше не плавала и не купалась. Так и бродила между лежаков и песочных рукодельных холмиков. Гулко стучал мяч, — кто-то играл в волейбол, на скатертях отдыхающие кромсали ножами колбасу, помидоры, хрустели огурцами. Особенно больно было смотреть на веселящиеся семьи. Возле одной из них — с маленьким мальчиком и девочкой постарше — я проторчала дольше всего. А стоило им начать собираться, как расхотелось оставаться на пляже и мне.

Возвратившись домой, я первым делом вынесла на террасу вазу, водрузила ее на стол. Солнце словно нарочно спряталось за набежавшими тучками, ваза не переливалась и не сияла. Это был приговор. Безжалостный и окончательный. Я хотела снять с руки и сердоликовый браслетик, но передумала. Все-таки он был уже мой, и рука к нему привыкла. Другое дело — чертова ваза! Взяв тяжеленную посудину в руки, я вынесла ее в сад и с силой ударила о стальной водопровод. Грохнуло так, что уши заложило. Осколков получилось сотни три — не меньше. Словно напроказивший мальчуган, солнце выглянуло из-за туч, и в его свете осколки вдруг превратились в маленькие бриллианты. Но мне было уже все равно. Я снова уходила из дома.

Велосипед жалобно бренчал и протестовал. Передним колесом и рогами руля он цеплялся за все встречное, словно упирающаяся коза. Но я сурово тянула его со двора. Я добралась уже до калитки, когда меня шарахнуло, точно молнией. Я замерла соляным столбом, осмысливая внезапную мысль. Решение было столь простым, что я даже ахнула, не понимая, отчего не додумалась до этого сразу. По идее следовало воскликнуть «Эврика!», но я сдержалась. Эмоции следовало скрутить в тугой узел и обратить в дело.

— Ты-то чего ерепенишься? — я тряхнула велосипед, и он обиженно замер. — Мы не развлекаться едем — за Глебушкой! А пока стой здесь и жди. Мне надо собрать все необходимое…

Так быстро я давно уже не гоняла. Сначала в ушах грохотал «Candal Rock» Элвиса Пресли, потом его сменили «Back in the USSR» незабвенных «Биттлз», велосипед подскакивал на выбоинах, а вместе с ним подпрыгивала в седле и я. Будь у меня спидометр, наверное, он показал бы страшные цифры. Может, даже сломался бы от жутких перегрузок.

Как бы то ни было, но уже через четверть часа я была на месте. Оставив велосипед в придорожных кустах, тенью индейца Джо из книги о Томе Сойере я двинулась вдоль ограды.

Следовало отдать должное Бизону — кое-что в красоте он понимал. Половину своего коттеджа он выстроил в восточном стиле, даже башенку заказал похожую на минарет, другая половина была заимствована из эпохи Ренессанса. Так мне, во всяком случае, пояснила многомудрая Юлька. Тоже, наверняка, где-то услышала и повторила. И я не выдержала, потом отцу все передала. Тогда он о Бизоне не знал ничего, но высказался в том духе, что дворец из двух половин — это очень даже по-человечески. Что-то вроде вечного раздвоения личности, короче говоря, шизофрения.

Так или иначе, но на двухбашенный коттедж Бизона мы, как и многие жители поселка, частенько приходили поглазеть. Потому и времени на изучение мне тратить не пришлось. Я все здесь давно знала.

Дом, напоминающий цитадель, меня не интересовал, а вот живая изгородь из ежевики внимание определенно заслуживала. По замыслу Бизона, ежегодно поливаемая и подстригаемая, она со временем обещала превратиться в подобие крепостной стены, но пока ежевичная баррикада только начинала свой разбег ввысь, и, взобравшись на придорожный тополь, я без хлопот сумела разглядеть обустройство обширного двора.

В следующую секунду из груди моей едва не вырвался радостный вопль. Мне повезло: почти сразу я увидела Глеба. Братишка сидел у кромки бассейна и развлекался тем, что гонял по кругу здоровенный радиоуправляемый танк. Монстровидная игрушка разбегалась по стриженной траве и резко тормозила в какой-нибудь паре сантиметров от мраморного края бассейна. Тут же громоздился замок из «Лего». Шикарный, надо сказать, замок — с блоками и моторчиками, закрывающими подвесные ворота, с обилием пушечек, катапульт и прочих разрушительных механизмов. То есть дома у нас тоже водились наборы «Лего», но разницу разглядел бы и слепой. Я даже обиделась за папу, потому что отлично помнила, как он покупал нам все эти коробочки с дешевеньким «Пазлом» или очередным «Лего». Не передать — с какой гордостью выкладывал он перед визжащим Глебушкой свои покупки и как азартно они принимались изучать чертежи и рисунки, а после строить по ним машинки и здания. К слову сказать, и я во всем этом участвовала. И вовсе не казались нам те наборы простенькими и дешевыми. Сейчас я даже подумала, что за дорогие игрушки нужно по-пиратски хватать и топить в море. Якорную цепь на шею — и за борт! Чтобы не разжигать зависти, чтоб не охладевали к миру сами дети. Ведь, бог ты мой! — сколько мы строгали и клеили, не имея желаемого! Делали чудные грузовички из картона, строили домики из глины, а деревянные роботы-монстрики вполне заменяли нам мультяшных трансформеров. И кто скажет, что это плохо? Что делать игрушки своими руками не интереснее, чем покупать готовое в магазине?

Вот и к этому замку Глебушка интереса совсем не проявлял. Возможно, успел наиграться в первые дни. На башни с пушечками не смотрел, гонял себе дурацкий танчик и раздувал щеки. Гудел, должно быть, вместе с электромотором игрушки.

Я внимательно оглядела ближайшее пространство. Левее бассейна, в беседке, накрывшись журналом, дремал какой-то субъект. Наверняка, кто-то из охранников. Я видела только босые пятки и закатанные по колено камуфляжной расцветки штаны. Сторож спал, но я все-таки опасалась, что шум мой его разбудит. Поэтому я поступила проще — вновь спустилась на землю и подобралась к Глебу по возможности ближе. Из-за жужжания танка он вряд ли сумел бы услышать меня, но я подняла с земли горсть песка и с силой метнула через изгородь. Секунду спустя, за ежевичной стеной кто-то ойкнул. Не кто-то, понятно, а мой разлюбезный братец. Жужжание танка смолкло.

— Глеб! — тихо позвала я.

— Кто это? — испуганно пискнул он.

— Вот, чудак! Уже забыл родную сестру?

— Ксюша! — чуть было не сорвался он на крик, но я тут же грозно шикнула:

— Тихо!.. Незаметно подойди ближе. Поговорим.

Он приблизился. Я едва видела его сквозь густую зелень, но мне тут же захотелось подхватить его на руки, крепко обнять и перецеловать во все его щеки-подбородки-носы. «Богатая» жизнь не изменила его. Он был все такой же худенький, бледный и маленький.

— Ксюш, почему ты не войдешь через ворота? — приглушенно поинтересовался Глеб.

— Через ворота нельзя… Лучше скажи, где мама?

— Так это… Они же улетели. С моим новым папой.

— Каким еще новым, что ты городишь. Папа у нас один!

— Я же ничего такого… Это они велели называть новым. — Глеб виновато насупился, а я по-настоящему разозлилась. Подумать только! — эти красавцы смылись на Карибы, а его оставили здесь…

— А тебя почему не взяли?

— Ну-у… Мама сказала, что там пираты, климат нехороший, кактусы, — маленьким опасно.

— Чушь собачья! Какие еще пираты…

— Они говорили, что есть еще на некоторых островах. Нападают на суда, потом выкуп просят.

— Не допросятся… — я оглянулась по сторонам. Пока все было тихо.

— Ксюх!

— Чего?

— Я всю ночь тут плакал. Сразу, как приехали. Мама меня усыпила, наверх ушла, а я проснулся и стал плакать. Знаешь, как здесь плохо!

Глеб уже не рассказывал — жаловался. И казалось, опять вот-вот расплачется.

— А сегодня не плакал?

— Сегодня нет. Мне валерьянки дают. Таблеточки такие. Желтенькие.

— С тобой что, никто не играет?

Глеб замотал головой.

— Они сказали, что скоро вернутся, а сами не едут и не едут.

Я вжалась лицом в зеленую ограду, насколько позволяли ежевичные колючки. Хотелось быть ближе к моему надутому разобиженному брату.

— А танк у тебя откуда?

— Это мне новый… То есть как бы Марат Аркадьевич подарил.

— Бизон, что ли?

— Ага, еще в первый день… Но мне все равно скучно.

Я сердито, почти по-змеиному зашипела. Будь у меня капюшон — раздулась бы метра на два, а был бы яд, непременно ужалила бы Марата ибн Аркадьевича…

— Еще сторож Сережа все время покрикивает, — в голосе Глеба прозвучали плаксивые нотки. — И няня заставляет называть ее Полиной Владимировной. И чтобы обязательно на «вы».

— А больше они ничего не хотят?

— Хотят, чтобы ложился в восемь и ел все, что дают.

— Пища, небось, дерьмовая?

— Да нет… — Глеб смутился. Мальчиком он был честным и врать не любил. — Пища ничего… Ананасы дают, киви с бананами, мясо там разное… Только все равно ничего не хочется. А они заставляют.

Я чувствовала себя кастрюлькой, поставленной на огонь. Содержимое стремительно закипало, и пена вот-вот грозила сорвать крышку. Попросту говоря, я была зла, как никогда. На сторожей и на маму, на Марата, блин, Аркадьевича и папу, что «принципиально», видите ли, не желал навещать Глебушку. То есть чего-то подобного я ожидала, однако вид родного братца, несчастного и одинокого, настолько меня расстроил, что я решила действовать немедленно.