Сердце предательства - Мэри Пирсон

Мне было странно видеть, как Рейф легко улыбается, играя роль пресыщенного царедворца, которого интересует лишь собственная выгода. Комизар повелся на это, хотя и старался соблюдать дистанцию. Рейф точно знал, какие подобрать слова и когда бросить неопределенную реплику, чтобы удерживать интерес Комизара, не давая ему затухнуть. Как вышло, с удивлением думала я, что в крестьянине, батраке, в которого я влюбилась, открываются все новые, не знакомые мне до сих пор грани. Я следила, как двигаются его губы, всматривалась в еле заметные морщинки, разбегавшиеся от уголков его глаз, когда он улыбался, любовалась широкими плечами. Принц. Ну как же получилось, что я ничего даже не заподозрила? Я припомнила его хмурое лицо в тот первый вечер, когда я обслуживала его в таверне, – язвительность в каждом слове, обращенном ко мне. Я сбежала из-под венца. Какую же досаду, какой гнев он должен был испытывать, пока шел по следу, приведшему его в таверну, – кстати, то, что он меня отыскал, тоже многое говорит о его умениях. Сколько же мне еще предстоит о нем узнать…

Я искоса взглянула на Комизара, который как раз замолчал, и обнаружила, что он пристально смотрит на меня. У меня перехватило дыхание. Давно ли он так за мной наблюдает? Заметил ли, что я любуюсь Рейфом?

Вдруг он зевнул и лениво положил руку на кожаную перевязь на груди.

– Я думаю, наши гости устали, но где же мне их разместить?

Комизар пустился в долгие объяснения по поводу того, что в Венде отродясь не было пленных, а значит, нет у них и тюрем, так как правосудие здесь вершится быстро, даже для своих подданных. Он взвешивал разные возможности, но я почувствовала: Комизар ведет нас по пути, который давно уже предначертал. Сначала он заметил, что мог бы разместить нас обоих в «покоях для ожидания», но там слишком сыро и промозгло, а единственный соломенный тюфяк слишком мал, чтобы мы поместились на нем вдвоем. Глянув на Кадена, Комизар продолжил:

– Впрочем, есть пустая комната недалеко от моей собственной – там безопасно, – он откинулся на спинку стула. – Я помещу туда эмиссара. Но куда же поселить принцессу, чтобы и она тоже чувствовала себя в безопасности?

С дальнего конца стола откликнулся Малик.

– Она может жить со мной. От меня не сбежит, к тому же нам с ней есть о чем поболтать.

Солдаты встретили его слова дружным смехом.

Каден отпихнул стул и поднялся, сверля Малика взглядом.

– Она поселится со мной, – сказал он твердо.

Комизар улыбнулся. Мне не нравилась игра, которую он вел. Он потер подбородок.

– А может, просто запереть ее вместе с эмиссаром? Пожалуй, так будет лучше всего – держать пленных вместе? Скажите нам, Джезелия, а что вы предпочитаете? Я поступлю так, как скажете вы.

Его взгляд остановился на мне, холодный и испытующий. Заметил ли он, как я смотрела на эмиссара, или он лишь проверяет свои догадки? Всегда найдется, что отнять. И Комизар искал что-то еще помимо куска веревки.

Хорошо, что я положила руки себе на колени, так они дрожали под столом. Я сжала кулаки и снова разжала, заставляя пальцы слушаться – и убеждать. Я оттолкнула стул и встала рядом с Каденом. Подняла руку, провела ладонью по его щеке, потянулась к его лицу и поцеловала. Поцелуй был долгим и страстным. Он обнял меня за талию, прижал к себе. Зал огласился свистом и одобрительными криками. Я медленно отстранилась, не отрывая взгляда от изумленных глаз Кадена.

– Я привыкла к Убийце за долгое путешествие по Кам-Ланто, – обратилась я к Комизару. – Лучше уж останусь с ним, чем с этим подлым паразитом.

С этими словами я в последний раз смерила Рейфа презрительным взглядом. В его глазах плескалась холодная ненависть. Но он был жив. Самое главное – никто не заподозрил, что он – то, что можно у меня отнять.

Глава десятая

Комната Кадена располагалась в конце длинного темного коридора. В нее вела низкая дверь с заржавленными петлями и замком в виде кабаньей морды. Когда Каден попытался ее открыть, дверь не подалась, наверное, дерево разбухло – ему пришлось навалиться на нее плечом. Та жалобно заскрипела, наконец распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Каден взмахнул рукой, приглашая меня войти первой. Я ступила внутрь, почти ничего не различая, только услышала, как за спиной тяжело грохнула дверь. Раздались шаги Кадена – подойдя, он остановился так близко, что я почувствовала жар его тела. Я до сих пор ощущала вкус его губ на своих губах.

– Ну, вот и пришли, – просто сказал он, и я была благодарна ему за то, что отвлек меня от тяжелых мыслей. Я осмотрелась, наконец-то оценив размеры комнаты.

– Здесь просторнее, чем я ожидала, – заметила я.

– Это башенная комната, – ответил он, как будто это что-то объясняло. Впрочем, может, и объясняло: комната была большой, а наружная стена закругленной. Я сделала еще несколько шагов и наступила на ковер из густого черного меха, настоящее облегчение для босых ног после холодного пола. Я зарылась пальцами в мягкую шерсть, и тут мой взгляд упал на кровать. Узкую койку, придвинутую к стене. Я обратила внимание, что на самом деле вся мебель здесь стояла впритык к стенам – ровно, упорядоченно, как в казарме у солдат, для которых важно лишь, чтобы вещи были расположены удобно. Рядом с койкой – деревянная тумба со стопкой сложенных одеял, массивный сундук, нетопленная холодная печь, пустой ларь для угля, еще сундук и таз для умывания. У противоположной стены вразнобой выстроились самые разные предметы: метла, деревянные тренировочные мечи, три железных прута, высокий подсвечник и многострадальные, облепленные комьями засохшей грязи сапоги, в которых Каден пересекал Кам-Ланто. Над головой у нас висел светильник в грубой деревянной раме. Масло в нем побурело от времени. Но потом я заметила детали, необычные для солдатской казармы, и внезапно мне показалось, что эти мелочи затмевают собой и превосходят размером целую комнату.

Несколько книг лежали стопкой под кроватью. Доказательство того, что он лгал, что не читает. Было и несколько деталей, от которых у меня ком встал в горле. В дальнем конце комнаты с потолочной балки свисали осколочки голубого и зеленого цветного стекла на плетеном кожаном шнурке. В углу стоял стул, а перед ним на полу лежал бугристый ковер из пестрых лоскутков и непряденой шерсти. Дары этого мира. Они могут быть разными – разного цвета и силы. Ковер Дихары. А дальше, в плоской корзинке на полу, хранились ленты, не меньше дюжины каждого цвета, расписанные солнцами, звездами и полумесяцами. Я подошла ближе и подняла одну, пропустила между пальцами багряный шелк. У меня сильно защипало в глазах, и я заморгала.

– Они всегда дарили мне что-то на память, когда я уезжал, – пояснил Каден.

Только не в последний раз. Ничего, кроме проклятия от милой, нежной Натии, пожелавшей, чтобы камнями из-под копыт моей лошади ему выбило зубы. Никогда больше он не будет желанным гостем в стане кочевников.

Меня охватил ужас. Что-то надвигалось, даже кочевники это чувствовали. Я видела это в глазах Дихары, ощущала в дрожании ее рук у себя на щеках, когда она прощалась со мной. Обращай свое ухо к ветру. Будь тверда. Слышался ли ей какой-то шепот в долине? Я ощутила его сейчас, что-то будто просачивалось сквозь пол, стены, ползло, поднималось по колоннам. Окончание. Или, может быть, я просто чувствовала приближение собственной смерти.

У меня за спиной раздались шаги Кадена. Он положил руки мне на талию и притянул меня к себе.

Я прерывисто вздохнула.

Его губы прижались к моему плечу.

– Ах, Лия, наконец-то мы можем…

Я закрыла глаза. Нет, я не могу этого сделать. Сделав шаг назад, я резко развернулась, оказавшись с ним лицом к лицу.

Каден смотрел на меня, насмешливо приподняв брови. На лице у него была улыбка – широкая, понимающая. Он знал.

На меня разом накатили ярость и чувство вины. Отвернувшись, я отошла к сундуку, рывком откинула крышку. Мне нужна была ночная сорочка, и больше всего для этого подходила одна из его просторных рубах. Я вытянула такую наружу и выпрямилась.

– И я занимаю кровать! – я швырнула ему сложенное одеяло.

Каден со смехом поймал его.

– Не злись на меня, Лия. Запомни, я могу отличить настоящий поцелуй от представления, разыгранного перед Комизаром.

Настоящий поцелуй. Этого я не могла отрицать – в первый раз мы и в самом деле целовались по-настоящему.

Он кинул одеяло на ковер.

– До нашего поцелуя на лугу этому как до луны – хотя, признаюсь, и он, пусть даже фальшивый, для меня также очень ценен.

И Каден озорно коснулся пальцем угла рта, будто лелея это воспоминание.

Я смотрела на него, его глаза все еще лукаво поблескивали, и что-то шевельнулось у меня в груди. Я увидела парня, который на мгновение забыл, что был Убийцей, тащившим меня сюда против воли.

– Почему ты мне подыграл? – спросила я.