Ломаный сентаво. Аргентинец - Петр Иванович Заспа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Климушка, как мои блинчики? — улыбнулась Ольга Павловна.
— Они чудесны! — благодарно кивнул Клим.
И вдруг он понял, как повернуть разговор в нужное ему русло.
— Можно, я завтра возьму немного с собой? Пусть их попробуют мои новые друзья.
— Герман? — оторвался от газеты Сергей Ильич. — Судя по твоим рассказам, он типичный немецкий аристократ. Клим, тебя как комсомольца не смущает такое знакомство?
— Аристократ? — возмутился Клим. — Помилуйте, Сергей Ильич, Герман, скорее, типичный баварский труженик. Да, он немец, но я не сужу о людях по их национальности. Родись он в нашем Советском Союзе, мог бы стать передовиком труда. Он постоянно в движении, поиске. Создал свою компанию, теперь хочет заниматься разведкой ископаемых. Разве это не достойно уважения?
— Ископаемых? — удивилась Ольга Павловна.
— Да, он снаряжает экспедицию на поиски серебряных рудников. Герман говорит, что их здесь тьма, и потом, это выгодное дело.
— Клим, все серебряные рудники давно разведаны и уже истощены, — заметил Сергей Ильич. — Поверь, я знаю, о чём говорю.
— Но не на западе, в джунглях!
— Он хочет идти на запад?
— Да, на северо-запад, в сторону парагвайской границы. Герман зовёт и меня. И я дал согласие.
Ольга Павловна и Сергей Ильич переглянулись, и по их лицам Клим понял, что с оглашением главной новости он явно поторопился.
— Это всего несколько дней! Лёгкая прогулка. И за эту прогулку Герман обещает мне пять тысяч песо. Поймите, я не хочу больше сидеть у вас на шее!
— Клим, ну если уж ты так серьёзно настроен, то я мог бы подыскать тебе работу у нас в порту.
— Но не за такие деньги! Я хочу вас отблагодарить, а не отрабатывать завтраки.
— Клим… — опешила Ольга Павловна.
— Простите, Ольга Павловна, но всё решено.
— Когда же вы собираетесь на «лёгкую прогулку»?
— поинтересовался Сергей Ильич.
— Завтра.
— Теперь хотя бы понятно, почему ты вернулся так поздно.
— Да, мы были заняты сборами.
— Поверь, мой мальчик, фальшь в отношениях между людьми — не бог весть какое искусство, потому позволь мне бестактный вопрос, — отложил в сторону газету Сергей Ильич. — А что тебе ещё известно о Германе? Да, ты пропадал в городе все эти дни, и что-то да должен был о нём узнать. Я имею в виду, кроме того, что он охотник за серебром. Чем он занимался раньше? Год, два, пять лет назад?
— Он говорил, что торговлей.
— В Германии война, а крепкий молодой человек занимается торговлей? — усмехнулся Сергей Ильич.
— Любопытно. Так он геолог?
— Не уверен, — смутился Клим. — Герман сказал, что мы присоединимся к группе профессионалов, которая знает, что и где искать.
— Какая же роль отведена вам в этой экспедиции? Или профессионалы не знают, с кем поделиться добытым серебром? Допускаю, что вас хотят использовать как переносчиков грузов.
— А хоть бы и так. Если это научная экспедиция, то я не вижу ничего зазорного в том, чтобы нести рюкзаки с инструментом.
— Да-да… — вздохнул Сергей Ильич. — Теперь о том, куда вы собрались на «лёгкую прогулку». Аргентинская сельва до сих пор практически не исследована. Но что известно точно, так это то, что в её дебрях всё подчинено исключительно единственному рефлексу — убийству.
— Я всё понимаю, — перебил Клим, — и не боюсь. Возможно, весь мой предыдущий путь был проделан только для того, чтобы я сейчас себя испытал. Как мне понять, чего я стою? И где это сделать, как не здесь — в джунглях? Вы с Маннергеймом разведывали Гималаи, мёрзли на перевалах, отстреливались от бандитов — так почему я не могу испытать себя, как это делали вы, Сергей Ильич? Иногда мне кажется, что я иду предначертанным мне путём. Этот путь швыряет меня из стороны в сторону, подрывает на мине, погружает под воду, приводит к вам, теперь он требует, чтобы я отправился в джунгли. Опасный путь! Но он мой. Предрассудки, скажете вы? А я так не думаю. Всё в нашей жизни случается не просто так, а для чего-то. Всё имеет свой смысл и предназначение.
Напоминание о бурной молодости качнуло Сергея Ильича на философский лад. Он выслушал Клима подчёркнуто внимательно, затем медленно поднял руки и сложил ладоши, изобразив бесшумный хлопок.
— Браво, мой мальчик. Если ты, в твои-то годы, задаёшься такими вопросами: как, что и для чего, — то я вижу, что жизнь тебя не жалела. Но не надейся найти ответ — нам её не понять. Раньше я тоже думал, что Наполеон пришёл в Россию только для того, чтобы граф Лев Толстой написал «Войну и мир». Но после того, как оказался здесь, в Аргентине, понял, что ничего-то я не понимаю. Хочешь, расскажу притчу?
Клим осторожно кивнул.
— Мне её рассказал служивший под моим началом казак. В его родной станице жил есаул, у которого в конюшне был прекрасный конь. Он им гордился, берёг, не привлекал к работе, а слава о скакуне тем временем разлеталась далеко за пределы казацких степей. Да так взлетела молва, что прослышал о коне император и прислал своих конюхов. Те поглядели и решили, что такому красавцу самое место в царской конюшне. Но казак и не думал продавать коня. Какие деньги ни предлагали, даже слушать не хотел. Осудили его станичники. Мол, и сам мог разбогатеть, да и станицу прославить. Но, как на грех, вскоре конь перемахнул ограду и убежал в степь. Тут уж и вовсе его подняли на смех. Дескать, за жадность наказан. Конь же нагулялся, порезвился на свободе, а потом привёл казаку целый табун. Вот тут-то станичники зубами и заскрипели. Но скоро опять обрадовались. Сын казака хотел объездить коня, да свалился и переломал ноги. Решили — так ему и надо. За упрямство наказание. Однако дальше началась война. Всех забрали, одного сына есаула из-за ног не тронули. А из тех, кого забрали, никто не вернулся. Вот и решай, что да для чего.
Сергей Ильич встал и, оставив на террасе растерянного Клима, вошёл в дом. Вернулся он, держа на ладони небольшой чёрный пистолет со звездой на коричневой рукоятке.
— Держи. Из моей коллекции. Наш ТК Коровина. Редкость большая, в Советах выдавался только высшему командному составу. Сам поначалу не поверил, что подлинный, когда увидал у местных торговцев. Жаль, что у меня к нему всего две обоймы. Но и ты не на войну собрался. Иди, Клим, раз решил. Решай свою дилемму с жизнью. А нас с Ольгой Павловной не
