Прорыв из Сталинграда - Лео Кесслер

— Разве мы не подвергаемся риску быть обвиненными в дезертирстве, если исполним то, на чем вы настаиваете, господин штандартенфюрер? — спросил фон Доденбург. Его мозг лихорадочно работал, пытаясь найти выход из казавшейся безвыходной ситуации. Действительно, как они могли бросить без приказа свою позицию и остаться при этом с чистой совестью?!

— Возможно, и подвергаемся, — спокойно согласился с ним Гейер. — Но кто вообще будет думать об этом в той смертельной суматохе, которая наступит здесь очень скоро? И закончится сдачей в плен всей Шестой армии Паулюса? А самое главное — это то, что штурмовой батальон СС «Вотан», лучшее бронетанковое подразделение Ваффен-СС, сохранит свой состав и свою и боеготовность — и будет способен вести боевые действия и в дальнейшем. Вот что больше всего будет волновать Берлин, уверяю вас, фон Доденбург!

Куно наконец сдался.

Стервятник отчеканил:

— Тогда давайте не будем терять больше время на пустые разговоры, точно мы не мужчины, а сборище болтливых старух. — Он взглянул на Крадущегося Иисусика: — Адъютант, приказываю вам организовать те специальные отряды по снабжению «Вотана», про которые я только что говорил. Судя по погоде, метель продлится еще часа три. За это время я хочу уйти отсюда. Снег даст нам прикрытие, и этим надо воспользоваться в полной мере.

После этого все пришло в лихорадочное движение. И вскоре — впервые с того момента, как батальон СС «Вотан» прибыл на Сталинградский фронт, — принадлежащие ему танки и полугусеничные вездеходы-бронетранспортеры приготовились покинуть полуразрушенное здание бывшего советского танкового завода, под крышами которого они прятались все это время. Тяжело дыша и обливаясь потом, несмотря на трескучий мороз, техники заводили моторы. А снаружи, увязая в сугробах по колено, специальные отряды по снабжению «Вотана» рыскали в поисках необходимых припасов и снаряжения.

Мимо них неудержимой лавиной двигались бежавшие с линии фронта итальянцы — пехотные и стрелковые дивизии, бойцы которых были объяты такой паникой, что давно побросали свое оружие. Бандерши — хозяйки передвижных военных борделей — отчаянно нахлестывали своих исхудавших лошадок, чтобы те тащили вперед их повозки. Бойцы «Вотана» увидели, что одна из проституток только что родила. Но ребенок оказался мертвым, и теперь его миниатюрное тельце лежало на краю повозки, завернутое в обыкновенную газету.

Какой-то капитан итальянской армии, очевидно, тронувшись умом, бегал по заснеженному полю кругами, и, поднимая голову к свинцово-серому небу, время от времени завывал. Затем, окончательно обессилев, он падал в снег, но потом вскакивал вновь и опять начинал нарезать круги по заснеженной целине. В снегу лежал мертвый итальянский генерал, в отчаянии выстреливший из пистолета себе в рот, снеся половину черепа. Везде валялись обрывки бумаги и мусор, отмечая следы отступающих колонн итальянцев.

Обершарфюрер Шульце, который вел вперед свой маленький отряд снабженцев, удивленно покачал головой:

— Весь этот чертов Мир сошел с ума. Дьявол, да все просто окончательно спятили!

Другой ветеран «Вотана», которого прозвали Клешней, потому что в одном из боев он потерял руку, ухмыльнулся и проронил:

— Но мы-то не спятили, Шульце. Мы-то как-нибудь выкрутимся, черт побери!

Шульце мрачно кивнул:

— Ты совершенно прав, Клешня. Мы успели хлебнуть так много дерьма в этой треклятой войне за народ, отечество и фюрера — и все-таки не пропали. Так что мы сумеем выдержать и битву под Сталинградом.

Точно так же полагал и Стервятник, который с момента оглашения своего приказа об отступлении находился в непрерывном движении, без конца отдавая приказы и распоряжения, рыча на людей и подбадривая их, отдавая указания Крадущемуся Иисусику; тот неотступно следовал за ним с блокнотом и карандашом, сколачивая боевые группы и благодарно кивая бойцам отрядов по снабжению, которые теперь то и дело возвращались в расположение батальона, притаскивая все, что им удавалось раздобыть — горючее, еду, хлеб, боеприпасы. Все это было крайне необходимо батальону, которому предстояло в одиночку, на свой страх и риск, пробиваться к группе армий Эриха фон Манштейна.

Все это было не по душе фон Доденбургу.

— Но, господин штандартенфюрер, вы представляете, что произойдет, если Паулюс вдруг выяснит, что мы не только собираемся дезертировать, но еще и грабим свои же склады? — попытался остановить он Гейера. — Что, если один из отрядов по снабжению «Вотана» задержат и в штабе Паулюса узнают, кто именно грабит немецкие склады в этот момент?

Стервятник издал презрительный смешок:

— Да наплевать, если даже и узнают. В любом случае ему просто придется с этим смириться. — Он похлопал рукой в кожаной перчатке по металлическому боку «Тигра»: — Никто и ничто — ни русские, ни немцы — не смогут остановить наших «зверят».

Фон Доденбург в ужасе уставился на него.

— Вы имеете в виду, господин штандартенфюрер, — вырвалось у него, — что будете стрелять даже по своим, если кто-то окажется у вас на пути?

Стервятник с готовностью кивнул:

— А почему бы и нет? Сейчас наступает тот момент, когда собака станет пожирать другую собаку. И если вам действительно любопытно понаблюдать за тем, как одни немцы станут относиться к другим, то останьтесь здесь и дождитесь того момента, когда армия будет окончательно окружена и начнет сдаваться в плен.

Бросив все это в лицо сконфуженному фон Доденбургу, Гейер ушел. За ним семенил ухмыляющийся Крадущийся Иисусик.

К трем часам дня, закончив сборы в условиях непрекращающейся метели, весь «Вотан» был готов к тому, чтобы выступить. Каждый танк и бронетранспортер был до отказа забит всем необходимым. Пехотинцы разместились на броне танков. От холода и пронизывающего ветра их защищали толстая одежда и одеяла. Они знали, что им все равно придется мерзнуть, однако всех и каждого больше всего на свете согревала чрезвычайно приятная мысль о том, что, в конце концов, они смогут унести ноги из-под Сталинграда. Никто не желал, чтобы его мертвые кости остались лежать в этой ужасной русской степи, находившейся на немыслимом расстоянии от любимой родины.

Огромные двери бывших фабричных цехов широко распахнулись. Внутрь тут же, завывая, влетели вихри метели. Но Стервятник, сидевший в командирском «Кюбельвагене», казалось, этого даже не заметил. Он трижды сделал круговое движение рукой, отдавая тем самым приказ к выступлению.

Фон Доденбург, который находился в головном «Тигре», поднял вверх и опустил правую руку.

— Вперед! — закричал он. Вонь выхлопных газов заставляла его то и дело покашливать.

Сидевший за рычагами «Тигра» роттенфюрер Матц тронул 60-тонный танк. Сидевший рядом с Куно обершарфюрер Шульце крикнул:

— Дорога будет нелегкой, черт побери!

Фон Доденбург кивнул, но ничего не сказал. Он просто не мог заставить себя спокойно разговаривать. Штурмбаннфюрер все еще находился под гнетом ужасной мысли о том, что весь «Вотан» фактически дезертировал, оставляя поле боя без приказа. Точно воры под покровом ночи, они, единственное бронетанковое подразделение Ваффен-СС, уходили из Сталинградского котла под покровом снежной вьюги, оставляя Паулюса и всю Шестую немецкую армию на произвол судьбы. От этой чудовищной мысли фон Доденбург испытывал боль в желудке. Он ненавидел то, что ему сейчас приходилось делать.

Его «Тигр» выкатился за пределы цеха, и танк тут же облепили снежные хлопья. Вслед за ним последовали и остальные.

— Что? — взорвался Паулюс. От его недавнего полулетаргического состояния не осталось и следа. — Что ты сказал, Вилли?

Оберст Вильгельм Адам повторил обескураживающую новость, которую только что доложил командующему Шестой армией.

— Но это же невозможно! За все время войны, каким бы трудным ни было положение, СС всегда сражались до конца. В конце концов, разве это не их девиз: «Моя честь — моя верность»?

Рослый адъютант Паулюса презрительно рассмеялся:

— Похоже, что это не относится к штандартенфюреру СС Гейеру. Он просто драпанул со всеми своими бойцами — и всё.

На лице Паулюса появилось такое выражение, точно он был готов в любую секунду разрыдаться.

Адам посмотрел на него с жалостью.

— Послушайте, господин фельдмаршал, — сказал он, — возможно, что уход с поля боя подразделения штандартенфюрера Гейера — это даже не несчастье, а своеобразный счастливый шанс.

— Что, что?

— Если даже славные эсэсовцы предпочитают отступать без всяких приказов, это явственно указывает на то, насколько серьезным стало положение под Сталинградом. Вы могли бы доложить об этом фюреру. Возможно, тогда мы сможем дождаться от него приказа отступать.