Шпион, который спас мир. Том 1 - Джеролд Шектер

«Компас», к удовольствию Бьюлика, так и не смог объяснить, почему ему не удалось оставить Пеньковскому сообщение; «Компас» утверждал, что наблюдатели КГБ следят за ним денно и нощно. Бьюлик считал, что «Компас» потерял самообладание и тянет операцию{54}. Телефонный звонок 5 февраля был его первой попыткой выйти на прямой контакт. По инструкции, «Компас» должен был звонить в 10 утра и говорить по-русски, но в письме Бьюлику, в котором он писал о себе в третьем лице, говорилось:

«...надеюсь, что будут приняты следующие поправки к вашим инструкциям в письме № 8. Они основаны на том опыте, что он здесь приобрел, и правилах пользования общественным телефоном. Во-первых, если 5 февраля по телефону ответит мужчина, «Компас» скажет по-русски: «Это Олег?»

Если ответ: «Да», «Компас» скажет: «Отвечай только по-русски. Говорит твой близкий друг».

Затем «Компас» будет говорить по-английски. Если «Чок» (тайная кличка Пеньковского) будет выяснять, кто звонит, «Компас» скажет ему по-английски: «Слушай» и дальше по инструкции. Если, когда позвонит «Компас», «Чок» будет не один, ему нужно будет что-то придумать, а в случае, если номер не тот или ответивший по телефону мужчина «Чоком» не является, использование дружеского обращения (местоимение) по-русски должно усыпить всякие подозрения.

«Компас» сказал, что остальные инструкции будут исполнены „буквально”»{55}.

Использование дружеского обращения по-русски во время разговора с Пеньковским дало бы понять любому, кто прослушивает линию, что звонивший — близкий друг, а не незнакомый иностранец. Письмо «Компаса» было сбивчивым. У него были проблемы с русским, и психологически он довел себя до состояния нервного срыва.

«Компас» позвонил Пеньковскому по номеру 71-71-84 в 11 утра, и Пеньковский, который накануне поздно вернулся с вечеринки, подумал сначала, что это его друг, с которым они вчера виделись. Предполагалось, что «Компас» будет говорить только по-русски, но он говорил по-английски. Пеньковскому было трудно понять его по телефону, и он не мог ответить из-за того, что рядом была жена. Он не хотел возбуждать ее любопытство тем, что говорил по-английски, ведь обычно он никогда этого не делал дома. Пеньковскому, который не очень хорошо владел английским, было трудно слушать нечеткую речь иностранца. Звонка он не ожидал и был обеспокоен тем, кто бы это мог быть, поскольку звонили в неоговоренное время. Пеньковский разочарованно повесил трубку, чтобы в случае, если его телефон прослушивался, стало понятно, что за этим ничего не последует, поскольку был набран неправильный номер.

9 февраля Бьюлик снова устроил с Шерголдом совет в штабе ЦРУ в Вашингтоне, было решено на Пеньковского выходить совместно. Шерголд рассказал Бьюлику еще кое-какие подробности о встрече в Ленинграде между Пеньковским и членами британской торговой делегации.

В начале марта 1961 года канадскому советнику по торговле Ван Влие была выделена квартира в Москве, куда он и переехал из гостиничного номера. Ван Влие, надеясь поддержать связь с Пеньковским, чтобы узаконить через Госкомитет канадскую торговлю и коммерческую работу, пригласил его с женой на прием по поводу новоселья. Пеньковский снова аккуратно сложил материалы по оперативным характеристикам советских ракет и взял их с собой на вечеринку. Он положил пакет в обычный конверт для писем, который мог бы спокойно вручить, но дважды перевязал его тесьмой.

Войдя в квартиру Ван Влие, Пеньковский поздоровался за руку с канадским дипломатом и сказал, что надеется на то, что Ван Влие обдумал предложение и примет материалы. Ван Влие постарался игнорировать все эти мольбы. Он дружески поздоровался с Пеньковским и его женой Верой, но в течение всего приема старался держаться от них подальше. У Пеньковского так и не было возможности попросить Ван Влие забрать секретные сведения о ракетах или связаться от его имени с американцами. Расстроившись, Пеньковский ушел, запихнув свои секретные бумаги во внутренний нагрудный карман{56}.

Винн тем временем делал все возможное, чтобы советской делегации разрешили приехать в Великобританию. В начале апреля 1961 года он прилетел в Москву, чтобы обсудить план приезда советской делегации в ответ на его визит в декабре. Пеньковский представил Винну список советских представителей, выбранных для поездки в Англию. Винн высказал свои возражения — эти люди не знали промышленности и не подходили для поездки, поскольку было очевидно, что их заинтересует только сбор секретных данных в области техники и индустрии. И они, скорее всего, не смогут сделать никаких заказов. Пеньковский объяснил, что список составлен Государственным комитетом и изменен быть не может. Отношения между двумя мужчинами вышли за рамки официальных, и они стали звать друг друга по имени. Пеньковский попросил Винна называть его Алексом, потому что «по-английски это звучит лучше, чем Олег». Пеньковскому казалось, что имя Алекс более элегантно и звучит по-иностранному.

Винн и Пеньковский шли по Красной площади в порывах неожиданной весенней метели и спорили о составе делегации. Винн настаивал на том, что ему нужны «высшие технические советники или никто». Если он их не получит, то будет жаловаться в Комитет.

Пеньковский терзался:

— Нет, Гревил, нет, ты не должен этого делать. Это будет означать, что делегацию отменят.

— Извини, Алекс, но я вынужден настаивать. Я бы хотел показать тебе Лондон, но не ценой того, что будет разрушена основная цель приезда. Моим компаниям нужны эксперты.

В «Контакте на улице Горького» Винн писал: «В этот момент Пеньковский хлопнул руками и воскликнул: „Да дело не в делегации. Именно я должен лететь в Лондон, и не ради удовольствия. Мне нужно рассказать тебе об очень многом, мне необходимо ехать. Просто необходимо»{57}.

Затем впервые Пеньковский рассказал Винну, что у него есть информация для Запада. 6 апреля 1961 года в гостиничном номере Винна Пеньковский передал ему объемистый пакет с полным досье на себя и пленкой с советскими военными документами. Когда Винн принял от Пеньковского передачу, он больше уже не был наивным бизнесменом, которому случайно удалось выслушать шпиона. Винн становился для Пеньковского курьером и товарищем по оружию, но о содержании документов, которые Пеньковский ему передал, Винн так и не узнал. Пеньковский никогда не передавал Винну секретные сведения устно. Это было обычным правилом разведчика. Поскольку Пеньковский не сообщил Винну о подробностях, Винн в случае ареста мог бы заявить, что не знал о вовлечении в шпионаж.

В том первом случае Винн немедленно обратился в английское посольство, чтобы избавиться от бумаг. Подходил уже конец рабочего дня, и посла не было. Винн положил документы в конверт, запечатал и оставил его у британской охраны. На следующий день он вернулся, забрал бумаги и передал их сотруднику посольства, которому поручили с ним встретиться.

На встрече 6 апреля Пеньковский пригласил Винна в выходные пообедать. Он сказал, что ему бы не хотелось приглашать Винна к себе домой. Советским чиновникам не положено без официального разрешения приглашать иностранцев, а если приглашали, то представляли полный отчет. Винн молчал. Он не ожидал, что ему передадут документы, и попросил день-другой на размышление. Винн не знал, что находится в переданном ему Пеньковским конверте, и до сих пор не был уверен, честны ли помыслы Пеньковского или же это попытка загнать его в ловушку. Они договорились о встрече в понедельник 10 апреля на заключительном собрании Комитета, не раньше.

Пеньковский спустился в холл главного подъезда здания на улице Горького, 11, чтобы встретить Винна. Они находились одни в лифте, и по дороге к комнате, где должна была состояться встреча, Пеньковский спросил:

— Что ты сделал с бумагами? С ними все в порядке?

— Да, — ответил Винн.

Пеньковский принял ответ, облегченно вздохнув, и не произнес больше ни слова, пока лифт не остановился, и они вместе вошли в комнату.

Когда в 17.30 встреча, на которой разрабатывались последние подробности визита, окончилась, Пеньковский спросил Винна:

— Могу ли я еще раз с тобой увидеться?

Винн согласился, и Пеньковский пришел к нему в номер в гостиницу «Берлин». Они поговорили о делах Комитета, затем Пеньковский снова проделал на цыпочках свой поход в ванную и включил краны на полную мощность.

— С бумагами все в порядке? — спросил Пеньковский.

— Да, — ответил Винн.

— Ты возьмешь остальные? Они очень важны, — умолял Пеньковский.

— Нет, больше я ничего не возьму.

— Если не хочешь брать остальные, можешь взять всего лишь один листок бумаги, где написано, о чем я могу рассказать вашим людям? — спросил Пеньковский, хлопнув по карману, чтобы показать, где у него лежали бумаги.

— Нет, я сделал все, что мог, — настаивал Винн.