Ночной карнавал - Елена Крюкова

В воде?! Сколько тут воды! Голова кругом идет!

— Эй, парень, где мы оставим машину?!.. Дальше не проедешь! Дороги для авто нет!.. Только гондола… только плыть…

— О, мадмуазель, тут все с ума посходили, что ли?.. Гляньте, взбесились!.. Бегут в масках, плывут в лодках, закутавшись в львиные и тигровые шкуры!.. А это что поднимают?!.. Голова!.. голова!.. Глядите!.. Она упадет на нас!

Мадлен закинула голову и присвистнула. Ветер рванул шарф у нее с шеи. Она расстегнула манто, бившее на ветру по щиколоткам: жара донимала ее. Чистое лето, хоть и февраль. Близко весна. Рядом. Они с шофером стояли на узком, как козья тропка, выступе, обнимающем череду домов, отражающихся в масляно-огненной воде бесконечного канала. Авто парень оставил, закрыв, за углом, запомнив дом с зазывной вывеской: «TRATTORIA». «Мы здесь поужинаем, — кивнула Мадлен на трактир, — а потом найдем отель, где остановился тот, кто мне нужен». — «О, мадмуазель, это трудновато будет. Как вы найдете человека?.. Будем плавать по Венециа взад-вперед, меняя гондолы, до полуночи, до утра?..» — «Хоть всю жизнь, мальчишка. Я найду его. Найду». Парень смиренно прикрыл глаза. Мадлен понимала, что мальчик не оставит ее и не предаст. Они будут искать вдвоем до конца.

А сейчас она стояла, задрав голову, и свистела, как пацан, от изумления, от восторга, от страха. Завизжала! Какая огромная!.. Свалится на них сейчас… Голова! Голова! Чья это голова?!

Огромную голову, сработанную из картона, сусального золота, цветных нитей, бархата, атласа, ваты, пропитанной клеем, и сбитых кругом клепанных досок, везли на четырех гондолах четыре гребца. У головы были кудрявые волосы, сплетенные из овечьей шерсти и сшитые из обрывков меховинок и плохо выделанных скорняком бросовых шкур. Прическа головы была перевита яркими красными лентами. Будто полосы крови, вырвавшись из надрезанной жилы, хлестнули по локонам. На бледном лице, раскрашенном белой и алой, на скулах, краской, ширились большие, чуть навыкате, черные, аляповато намалеванные, безумные глаза. Высоко приподнимались брови. Рот ни улыбался, ни плакал; рот был безмолвно сжат. Художник в изгибе рта изобразил власть и могущество. Голова сжимала губы подковой, говоря без слов: «Я владыка. Я хозяйка. Со мной тягаться некому. Всех к ногтю прижму». На лентах, что обвязывали лоб головы, горели крохотные самоцветные лампадки. В прическе торчали свечи. Шерсть, изображавшая волосы гигантессы, тлела. Кое-где занимался огонь. Тут же гас. Снова раздувался под сырым ветром.

Гондольеры гундосыми протяжными голосами пели печальную песню с веселыми словами. Языки разных мест старушки Эроп были похожи. В Пари говорили чуть иначе, но Мадлен понимала все, что болтали и пели венецианцы. Amore mia, bella Venezia, mio tesoro, mio bel cor! Im,me la morte — in Te la vita mia….. За плывущей на четырех гондолах необъятной Головой плыли на бесчисленных лодках, лодчонках, барках, парусниках, плотах, иных суденышках ряженые. Вот красавица девушка слишком сильно наклонилась из лодки, сейчас упадет в воду. Взбитые сливки седых буклей немыслимой прически дрогнули, парик сорвал ветер и кинул в волны. Девушка взвизгнула, захохотала и прижала ладони к стриженной голове. Ее низко открытая грудь поднималась и опускалась, и ее спутник, юноша в черной маске, возбужденный видом цветущей женской плоти, склонился и поцеловал ее в грудь, прямо под кружева корсажа; любовники обнялись и вместе, не удержав равновесия в лодке, все-таки упали через борт в канал. «Эй, стой, куда!..» — крикнула Мадлен на диалекте Пари. На нее даже не оглянулись. Мало ли гостей прибывает из всех градов и весей Эроп на карнавал в Венециа.

— Парень, гляди, она качается!.. Голова-то!.. Ветер поднимается!.. Ветер!..

— Эй, что это за голова такая?!.. Ответьте!.. Мы чужаки тут… Это богиня моря?!.. Водяное чудище?!..

— Это сама Венециа, дурни! Приветствуйте ее, владычицу морей! Царицу Эроп!.. Жемчужину земли…

Мадлен уцепилась за руку шофера, чтоб не свалиться в канал под резким порывом ветра, взмахнула рукой и крикнула:

— Наше почтение, красавица Венециа!.. У тебя тоже синие глаза, как и у меня!..

— Купите маски, синьора!.. Нынче без масок нельзя в Венециа!..

Продавщица масок стояла перед ней на парапете, балансируя, водя в воздухе руками, а на вытянутых руках, на запястьях, висели две корзины, доверху набитые масками. Разными! Смешными! Веселыми! Грациозными! Страшными! На все вкусы! На все кошельки!

— Есть дешевые совсем, синьоры, — тарахтела чернявая девчонка, стреляя в рыжего ронского парня глазенками-пчелками, — вот, возьмите, это маска козочки, синьоре очень пойдет, а это козла… фу!.. фу!.. обхохочешься… вот накидка из белого атласа, для глаз дырки есть… это прикидываться привидением… а эта… ух!.. наилучшая… bellissima.. рекомендую для синьоры… обольщать возлюбленного… какие связки жемчуга свисают с висков… я сама ее сшила… сама жемчуг низала на лески… это маска Царицы Моря… в Венециа любят море… оно дает силу и жизнь… гляньте, рыбки по маске плывут!.. золотые рыбки… сверкающие плавнички!.. кормите их хлебом всегда, рыбок вашей души… купите маску… она принесет вам счастье… а вашему cicisbeo купите черную маску монаха… аскета… она ведь рыжий пройдоха… — опять выстрел черных глазенок, — так ему не помешает побыть немного в шкуре умоленного святоши… Скорей, синьора, хватайте, вы пропустите главное!..

— Что, бамбина?..

— А то!.. Сейчас голову Венециа начнут опускать в море! На дно! Она отправится к праотцам, к морским Царям!.. Это жертва!.. Жертва!.. Всегда надо принести жертву… Чтобы тебя любили… чтобы было хорошо потом… Купите!

Мадлен протянула монету. Они с шофером надели маски: она — Царицы Моря, он — Монаха. На лбу у Мадлен теперь сияла золотая рыбка, нити жемчугов качались под ветром на висках, а под глазами на тонких лесках болтались изящные морские ракушки, выловленные в песке лагуны. Парня было не узнать. Перед Мадлен стоял резкий, мрачный, тощий Монах, исповедующий голод и самобичевание, вожделеющий покаяния, жаждущий смерти. На словах?! На деле он хотел вина и вожделел к женщине. И знал много тайн мира, коих человеку знать не дано, из старых запретных книг.

— Монах, — Мадлен задрожала и склонилась в реверансе, — монах… Отпусти мне грехи мои…..

Она, еле касаясь губами, поцеловала руку парня.

— Отпускаю, — важно сказал Монах. Глаза его вспыхнули в дырах маски безумием и желанием. — Согреши. Для того, чтобы покаяться потом. И я снова приму твое покаяние. Плывем за Головой.

— Гондольер! — закричала Мадлен. — Сюда! Сюда!

Лодка, вильнув, подплыла. Гребец уперся веслом в камень парапета. Мадлен и Монах, смеясь, спрыгнули с тротуара в гондолу, Мадлен подобрала полы искрящегося голубыми искрами манто, и лодочник оценивающе окинул взглядом молодую пару.