Шевалье - Синтия Хэррод-Иглз

После венчания они прошествовали в большой зал, где принимали длинную-длинную вереницу друзей, арендаторов, местных жителей, которые пришли их поздравить. Потом в саду состоялся свадебный пир. Сабина не могла подняться со своего места, ибо как только один гость заканчивал речь о том, какой Матт хороший хозяин и как они счастливы, что он снова женился, как тут же начинал говорить другой. Но она видела графиню, роскошную в васильково-синем шелке, со своими лохматыми собаками, всегда лежащими у ее ног, страстно спорящую о чем-то с Артуром и группой известных архитекторов. С некоторой озабоченностью она заметила шестнадцатилетнего Джемми, который был чересчур любезен с дочерью состоятельного купца из Йорка. Она с удовольствием отметила, что Франчес весьма увлечена разговором с хорошо сложенным молодым человеком, одним из друзей Матта, который разводил лошадей в конюшне недалеко от Мидлхема.

Матту время от времени удавалось уделить внимание свой жене, и он успевал переброситься с ней парой слов.

– Ты счастлива? – спрашивал он ее озабоченно не один раз.

– Очень, – уверяла она его.

С тех пор, как Сабина появилась в Морлэнде, он целиком посвятил себя уходу за ней. Когда стало ясно, что он хочет просить ее выйти за него замуж, Сабина, наконец, сама подвела его к этому разговору и откровенно призналась, что всегда любила его. Сабина вынуждена была так поступить, потому что его отличала такая скромность, что он мог собираться годами сделать ей предложение.

Теперь он сказал ей:

– Странно, каким образом дела сами собой решаются.

Она поняла, что он имел в виду. Их женитьба представлялась ей логичным завершением событий. Она желала, чтобы то же самое произошло в жизни Франчес.

Когда начались танцы, Джемми подошел первый к своей прабабушке и пригласил ее на танец. Он церемонно поклонился и спросил:

– Не окажете ли вы мне, ваша светлость, великую честь потанцевать со мной?

– При условии, что ты не будешь требовать от меня больших прыжков и быстрой работы ног, – ответила Аннунсиата, подавая ему руку.

Он поднес ее руку к своим губам.

– В движении вы легче пуха, миледи, и вы это хорошо знаете. Вам не нужно напрашиваться на комплименты.

– Теперь, Джемми, – твердо заявила Аннунсиата, – я наблюдала за тобой и надеюсь, что ты не будешь использовать меня для практики перед будущими более серьезными завоеваниями.

– Миледи, – ответил он, пристально глядя ей прямо в глаза, – что может быть более серьезным, чем моя попытка завоевать ваше сердце?

– Твоя попытка сломить добродетель вон той молодой леди, – ответила Аннунсиата, показывая веером на томную красотку, с которой Джемми заигрывал.

Джемми искоса посмотрел на нее и произнес:

– О, она вся – манерность, настолько притворна, что я чувствую себя очень неловко. Почему молодые девушки не могут вести себя естественно? Хихиканье и игра с веером, смотрят все время в сторону, Как они мне надоели!

– Джемми, тебе только шестнадцать лет, ты еще не можешь устать от жизни. И еще. Как могут быть девушки естественными, если мир требует от них совсем другого? Им твердят с самой колыбели, несчастные создания, что единственная цель их жизни – выйти замуж, а для этого им надо быть как можно неестественнее и притворнее. Что ты им предлагаешь?

– Ставлю свою новую лошадь, что вы никогда такой не были, – ответил Джемми, сжимая ее руку. – Почему молодые женщины не могут быть похожи на вас? Вы разумно говорите о вещах, которые всем интересны.

– Я воспитывалась в другом мире, – уточнила Аннунсиата.

Джемми вздохнул.

– Я знаю. Если бы я только мог родиться пятьдесят лет назад, когда был настоящий двор и настоящий король, славные битвы и приключения и такие женщины, как вы!

– Таких женщин, как я, никогда не было, – рассмеялась Аннунсиата.

Глаза Джемми просияли в ответ.

– Я знаю, но если бы я родился на пятьдесят лет раньше, я бы мог на вас жениться, если бы вы согласились.

Лишь на мгновение сердце Аннунсиаты вздрогнуло. Она сказала себе, что для женщины ее возраста смешно и неприлично допускать такие слова, а тем более такие слова от ребенка на полвека младше ее. Но он был внуком Мартина, с кровью Мартина в венах, и, несмотря на то, что эта кровь была разбавлена промежуточными поколениями, Мартин смотрел на нее из этих глаз, даже более ясных, чем у него самого.

– Если бы я была на пятьдесят лет моложе, Джемми, я бы не позволила никому обладать тобой.

Джемми усмехнулся, поклонился ей и повел ее еще на один тур.

– Что вы думаете о моих шансах на скачках завтра? – спросил он ее через минуту.

Их разговор перешел на всегда волнующий предмет – на лошадей.

На следующий день Матт устроил как часть свадебного торжества скачки на ровном поле, которое лежало на границе между Морлэндом и Шоузом. Так как оно было ближе к Шоузу, чем к Морлэнду, Аннунсиата предложила Матту воспользоваться ее домом для отдыха перед скачками и для бала после них. Все приглашения были приняты. Аннунсиата с удивлением заметила, что те, кто раньше был склонен избегать ее общества по религиозным мотивам из-за ее якобитских симпатий или сомнительного прошлого, нынче желали посетить ее и очень хвалили и восторгались ее домом.

Скачки вышли замечательные и гораздо лучше организованные, чем тогда, когда их начинал устраивать Ральф много лет назад. Разница в лошадях также была очень заметна. Они все стали более легкого сложения и быстрее в беге. Среди участников совсем не было крестьян, выставляющих своих ломовых лошадей против верховых. Джемми скакал на лучшей отцовской лошади, привязав ленту Аннунсиаты, как когда-то давно Мартин скакал на лучшей лошади Ральфа с ее лентой, обвязанной вокруг его руки. Аннунсиата сидела под тентом и следила за всадниками, чувствуя прилив счастья и странную усталость, будто она не спала всю ночь. Она наслаждалась скачками, но не испытывала склонности к азартному волнению за Джемми. Графиня также не нашла сил встать и бурно выражать радость, когда он прискакал первым к победе. Когда Джемми спешился и поручил свою лошадь конюху, то прибежал к тому месту, где она сидела, и упал перед ней на колени. Ее пылающее лицо расплылось в улыбке. Он вернул Аннунсиате ее ленту и получил ее похвалу.

Когда он снова удалился, подошел Матт.

– Надеюсь, мой мальчик не причиняет тебе беспокойства. Я боюсь, что он может забыться. Если он оскорбит тебя, ты должна сказать мне.

– Он забавляет меня, Матт, и совсем не беспокоит.

Китра села, положила свою тяжелую голову на ее колено и уставилась в ее лицо, как обычно делают собаки. Аннунсиата сказала: