Такое долгое странствие - Рохинтон Мистри

– На самом деле я этого не хочу, – ответил Малколм, испытывая неловкость, но обретя наконец дар речи. Толпа возликовала. – Но, – продолжил он, когда крики стихли, – ни я, ни мои люди не принимаем решений. Мы только исполняем приказы муниципальных начальников.

Муниципальных! Опять это мерзкое учреждение! Морча, словно обезумевший монстр, растянулась вдоль дороги, воспламененная новым приливом гнева и ненависти. Они издеваются над всей нашей округой, не снабжая нас водой! Не чистя канализацию! Заставляя дышать миазмами сточных канав! Облагая поборами, которые опустошают наши и наполняют их карманы! А теперь еще хотят разрушить нашу священную стену! «Довольно! Так не пойдет! Издевательства и произвол муниципалитета не пройдут!» – громогласно звучало отовсюду, снова и снова, из каждой глотки.

Лояльный мукадам почувствовал, что должен встать на сторону Малколма. Он заорал, стараясь перекричать всеобщий гвалт:

– Мы тоже верующие люди! Но мы бедны так же, как и вы! Если мы не исполним приказ, мы потеряем работу! И как нам тогда прокормить своих жен и детей?

Остальные рабочие собрались вокруг мукадама.

– Это правда! Вы дадите нам работу, если муниципалитет нас выгонит?

Гидравлическая Помпа, высокая и сильная, в своих самых лучших и самых тесных одеяниях, выступила вперед, перед делегацией «Птичника». Выхватив какой-то режущий инструмент из рук стоявшего рядом авторемонтника и размахивая им перед собой, она обратилась к Малколму, мукадаму и рабочим:

– Вы видите этот рисунок? Это Йелламма, богиня проституток.

Малколм и мукадам кивнули, нервно сглатывая.

Взмахнув инструментом, она описала в воздухе круг чуть ниже их животов. Солнечный блик сверкнул на коротком устрашающем лезвии.

– Если вы разрушите этот портрет, если сломаете хоть какую-то часть этой стены, клянусь, я из всех вас сделаю хиджров, – сказала она, снова кровожадно взмахнув своим режущим инструментом.

Мужчины невольно отпрянули назад, прикрыв спереди ладонями свои полосатые шорты и дхоти. Они были слишком ошарашены, чтобы ответить. На несколько коротких минут установилась всеобщая тишина, золотая, как звук медного подноса Пирбхоя.

II

После того как такси Гуляма исчезло в потоке машин, Густад, сдвинув со лба свою черную бархатную молельную шапочку, заспешил домой. Ему не терпелось переодеться и отправиться в банк. Но что это за огромная толпа от тротуара до тротуара и к чему тут столько полиции? – подумал он. И шум на улице, как в праздник Ганеши-Чатуртхи[336] или Гокулаштами[337].

Он добрался до ворот Ходадад-билдинга как раз в тот момент, когда Гидравлическая Помпа размахивала своим острым орудием. Малколм заметил его.

– Густад! Густад! – крикнул он, помахав рукой, но в следующий момент его голос потонул в угрожающем реве толпы, заметившей, что оскорбленные рабочие потянулись к ломам и киркам. Полицейские, шаркнув ногами, схватили свои длинные бамбуковые палки, демонстрируя полную боевую готовность. Младший инспектор, не желая рисковать, приказал водителю своего джипа срочно связаться по рации с полицейским участком и вызвать подкрепление.

Густад нетерпеливо вытянул шею: интересно, что делает Малколм в гуще митингующих? В следующий момент Малколм исчез, но Густад не хотел пробиваться сквозь толпу, чтобы искать его. Потом, когда все уляжется.

Затем он заметил за воротами, во дворе удрученного художника; там же был Темул, с большим любопытством наблюдавший за разворачивавшейся драмой.

– ГустадГустадГустад! Большаябольшаямашина. Бумбумбум. Большаягромкаямашина! Большойбольшойшумкрик.

Он не мог спокойно стоять на месте, крутился и бурно размахивал руками в восторженном возбуждении. Вид многоцветной морчи, рабочих с их удивительным оборудованием и полицейских с палками несказанно веселил его. А теперь, в дополнение ко всему, пришел и его любимый Густад.

– ГустадГустадГустад, таквеселотаквеселотаквесело.

– Да, очень хорошо, – сказал Густад, – но с твоей стороны будет разумней оставаться во дворе. Вот молодец. – Он похлопал его по спине, довольный тем, что Темула не затянуло в водоворот событий. Мало ли что могло случиться, учитывая нынешнее состояние толпы, если профессионально одетые проститутки снова пробудят в нем его потребности. Кстати, что здесь делают эти женщины?

Дождавшись своей очереди, уличный художник уныло произнес:

– Простите, сэр, мне сказали, что я должен оставить мою стену.

Густад уже сам понял это по новому объявлению на столбе, бетономешалкам и ожидающим грузовикам. На короткий миг сквозь память былого его глубоко пронзило ощущение надвигающейся утраты. Падение стены разрушит и прошлое, и будущее. Чувствуя себя беспомощным посреди шума и общего смятения, он искал слова, чтобы утешить художника, и вдруг заметил доктора Пеймастера. Прямо в центре толпы? Сначала Малколм, теперь доктор? Он направился к нему сквозь море рассерженных лиц.

Темул поспешил за ним.

– Нет, Темул. Веди себя хорошо. Очень опасно. Оставайся во дворе.

Расстроенный, но послушный, Темул повернул обратно.

Только когда Густад крикнул в четвертый раз, доктор обернулся. Им потребовалось немало усилий, чтобы сойтись.

– Какую мощную демонстрацию мы организовали! – воскликнул доктор, энергично пожимая руку Густаду. Его внутренние сомнения и дурные предчувствия преобразовались в убежденность и уверенность, теперь он был готов кидаться на ветряные мельницы.

– Увидеть – значит поверить! Это величайшая морча в истории нашего города!

Густад никогда не наблюдал его в таком приподнятом настроении. Все его спонтанные чувства, закупоренные внутри бог знает сколько времени (вроде тех зеленых запыленных пузырьков со снадобьями и медикаментами, хранившихся в глубине его амбулатории), вдруг вырвались наружу.

– Здесь почти вся наша округа! – хвастался доктор, напоминая генерала повстанцев, которому удалось поднять свою армию против тирана. – Мы пойдем дальше! На муниципалитет! Мы покажем им, кто хозяин. Мы – народ!

Пока доктор рассказывал, что привело к конфронтации между демонстрантами и строительными рабочими, Густаду удалось оттеснить его на тротуар, подальше от перевозбужденного скопища людей.

– Это не входило в нашу программу. Это можно назвать волей Божьей. – Он усмехнулся. – Или волшебной силой искусства. Результат один и тот же. – Помахав на прощанье рукой, он удалился, желая поскорей воссоединиться со своими товарищами по оружию.

Густад вернулся к воротам, где морча уже привлекла внимание жителей дома. Инспектор Бамджи, мистер Рабади с Капелькой, миссис Пастакия и мисс Кутпитья вели оживленные дебаты, пытаясь предсказать исход событий. Полицейское подкрепление еще не прибыло. Густад не хотел участвовать в их полемике, но, улучив момент, спросил инспектора:

– Соли, как ты думаешь, удастся тебе уговорить этих людей, пользуясь своим более высоким званием?

Инспектор Бамджи хохотнул и покачал головой.

– Единственное, что я усвоил из службы с этими маратхскими придурками, это умение свободно произносить: umcha section nai. Без малейших угрызений совести.

Из дома вышел и присоединился к соседям Сохраб. Он мимолетно встретился взглядом с отцом и