Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время от времени я вспоминал Джабира и удивлялся: когда у него могла появиться страсть к легкой наживе? В школе нам еды хватало, только иногда мы позволяли себе такое излишество, как шашлык у родника, не больше. А оказывается, Джабиру этого было мало…
Но мысли о наживе коснулись и нас.
В тот год фруктовые деревья в школьном саду принесли богатый урожай, и на грядках вызрели помидоры, баклажаны, стручковый перец, лук и фасоль. Если бы не каникулы, все эти богатства дополняли бы то, что нам выделяли власти из продуктов. Но школа пустовала, и было бы обидно, если бы поспевающие овощи и фрукты пропали.
И мы решили с Керимом собирать их и отвозить на базар. Так мы и сделали. Каждый день заполняли корзины, относили на базар, узнавали рыночные цены и продавали.
Когда накопилось довольно много денег, я спросил Керима:
— Что будем делать с деньгами? Не делить же их пополам?
Керим удивленно посмотрел на меня:
— Ты, надеюсь, пошутил, Будаг? Партийная школа сделала для нас так много, как такое может прийти тебе в голову? Это деньги школы.
— Ведь нам не по счету сдавали фрукты на деревьях и овощи на грядках, — решил я испытать Керима. — Никто и не вспомнит о плодах осенью.
Керим не на шутку взволновался:
— А разве надо перед кем-то отчитываться, чтобы не брать того, что тебе не принадлежит?! Ты как хочешь, а я не возьму из этих денег ни копейки. Да и тебе не советую!
Я прижал его к груди.
— Если бы ты сейчас согласился разделить со мной деньги, не знаю, как бы я жил дальше! Страшно думать, если такие, как Джабир, не одиноки! А тебя, Керим, я люблю, как брата! Давай будем назваными братьями!
— А мы уже давно с тобой братья, Будаг!
Мы сцепили мизинцы в знак братания — таков давний обычай у нас.
— А куда мы денем деньги? — тут же спросил Керим.
— Пока управляющий делами, который обманом вынудил нас сдать овец, сидит в уездном комитете, ему относить деньги нельзя. Если он отослал наших овец в свое село, кто ему запретит положить наши деньги в карман? Я помню, что директор всегда получал деньги для школы в уездном финотделе. Попробуем сдать их туда на счет партийной школы.
Керим одобрил мое предложение и заметно повеселел:
— Пойдем туда сейчас же!
Да, золотой парень этот Керим. Он не изучал с нами ни политическую экономию, ни основы марксистской теории, не читал книг Маркса и Ленина, а неплохо разбирался во многих главных вопросах жизни. Он был предельно правдивым и честным, никогда не кривил душой, говорил всегда что думает.
В финотделе без долгих проволочек у нас приняли деньги и сказали, что мы поступили совершенно правильно.
Но когда эти, сведения дошли до управляющего делами, он срочно прислал в школу комиссию из пяти человек. «Комиссия» собственноручно собрала оставшиеся на грядках овощи, забрала собранные нами накануне фрукты, навьючила на ослов и буйволов и увезла в уездный комитет партии. Один из них увел и корову.
Мы с Керимом просили дать нам расписку, но члены «комиссии» только отмахнулись.
Больше всего беспокоили Керима животные, отданные ему директором партшколы под опеку. Да, пастух остался без стада.
На следующее утро мы отправились в уездный комитет партии, чтобы рассказать о случившемся. Самого управляющего на месте не оказалось: сказали, что он уехал в село. Тогда мы зашли в бухгалтерию комитета партии.
Бухгалтер по имени Мурсал внимательно выслушал нас и сказал в сердцах:
— Мы давно догадывались, что он протягивает руки к тому, что ему не принадлежит. Но такого беззастенчивого грабежа даже я от него не ожидал! Приходите завтра, когда он вернется, — разберемся.
Понурые и огорченные, мы вернулись в школу.
— Подумай только, Будаг, наверно, он хочет свалить на нас пропажу школьного стада. Что будем делать?
— Как что? Бороться!.. Не волнуйся, так просто мы не сдадимся.
На следующее утро снова были в уездном комитете партии. Бухгалтер Мурсал первым зашел в кабинет управляющего делами, потом пригласил нас. Управделами сразу же набросился на меня:
— Кто ты такой, что намереваешься стать владельцем имущества партшколы?
— Я не собираюсь становиться владельцем, но хотел бы узнать, почему вы увели у нас сначала овец, а потом забрали все остальное?
— Я управляющий делами уездного комитета партии, и не мне перед вами, молокососами, отчитываться!
— А я слушатель партийной школы! И на мне лежит ответственность за сохранность имущества партийной школы!
Он сердито оглядел нас с Керимом:
— Если ты такой умный, так почему ведешь секретные разговоры при посторонних?
— А Керим не посторонний! К тому же именно он отвечает за всех угнанных вами животных!
— Так пусть он и говорит!
— Говорить будем мы оба, а вы напишите нам расписку в том, что угнали животных и присвоили овощи и фрукты, выращенные нашими руками!
— Да как ты смеешь так разговаривать со старшими?!
— Смею!
Управделами, наверно, понял, что просто от нас не отделается, что-то быстро написал на листке бумаги и протянул ее мне:
— На, бери!
Я вернул ему бумагу:
— Это отписка! Дайте официальную бумагу с печатью и подписью. И чтобы в ней было все перечислено по списку!
Он вытаращил на меня глаза; казалось, еще минута — и он закричит. Керим молча улыбался. Но я не отводил взгляда от выпученных глаз управделами. Тогда он начал писать список того, что забрал у нас, сердито вздыхая и охая.
Когда мы вышли на улицу, Керим остановился и посмотрел на меня с любовью.
— Теперь я знаю, что ты способен выдержать битву со львом! Ни за что бы не поверил, что эта лисица даст нам расписку. Ты молодец, брат!
Мне было важно это признание. Я молча улыбнулся, обнял его за плечи, и мы зашагали домой, в школу.
В начале августа, когда я был в городской библиотеке, в ворота постучали, и на вопрос Керима: «Кто это?» — последовал ответ: «Друзья Будага». Это был Джабир со своей компанией.
Людей, сославшихся на меня, Керим встретил гостеприимно. Поставил самовар, лошадей отвел туда, где раньше содержался наш скот, овец загнал в овчарню. Возы с мешками риса оставил во дворе школы.
К моему возвращению гости уже расположились на отдых. Джабир встретил меня во дворе. Я сразу все понял.
— Зачем ты приехал?
— А ты разве не знаешь?
— Я тебя предупреждал, чтобы ты близко не приближался к партийной школе со своими овцами и рисом.
— В конце