Эсперанса. Изгнанники в лесу. Жилище в пустыне. - Майн Рид

– Какая обида, мистер Ролф, – вздохнул Куджо, возвращаясь к фургону, – что мы напрасно построили такой чудесный плот!

– Ах, Куджо! – попрекнула его жена. – Никогда не следует жалеть о времени, потраченном на меры предосторожности. Пускай мы не нуждаемся больше в плоту, но он сослужил свою службу: вспомни ужас первой минуты наводнения и чувство радостной безопасности, овладевшее нами, как только мы приступили к связыванию плота. Люди в нашем положении никогда не бывают достаточно предусмотрительными. Лентяям и разиням лучше не соваться в такие приключения.

Было уже поздно, вернее начинался новый день, и Мария пошла спать в фургон к девочкам; а мы с Куджо, не доверяя своенравному горному потоку, решили бодрствовать до полного рассвета, чтобы новый подъем воды не застал нас врасплох.

17. Бобры

Уже совсем рассвело, но таинственно поднявшаяся вода держалась на прежнем уровне. Я называю подъем воды таинственным лишь потому, что причина его нам была неизвестна. Как я уже сказал, мы объясняли наводнение обвалом какой-нибудь кручи в нижней части ущелья. Нам не терпелось разобраться в этом странном явлении, и с восходом солнца я решил пробиться сквозь чащу и разъяснить сомнение. Явление было не только странным, но и в высшей степени тревожным.

Я отправился один, поручив охрану лагеря Куджо с его длинным копьем и мальчикам с их карабинами. Сам я захватил ружье и наш кухонный топорик, чтобы расчистить дорогу в зарослях.

Дорогу в лесу мне освещали первые лучи солнца. Я направлялся на юго-запад, рассчитывая выйти к ручью немного ниже, а затем следовать по его течению. С трудом продираясь в диком сплетении ветвей, я через два приблизительно километра внезапно вышел к ручью.

Представьте себе мое удивление: ручей не только не разбух, но стал даже мелководнее, чем раньше. В то же время я заметил, что вода в нем помутнела и что в ней плавали зеленые листья и свежие стебли, увлекаемые потоком.

Я поднялся вверх по течению, думая найти там запруду, и ломал голову над тем, какое же именно явление природы могло задержать течение ручья: случайное падение ствола дерева, даже самого массивного, не могло объяснить происшедшего. Берега ручья были пологие, и возможность обвала или оползня исключалась. Я начинал уже думать, что здесь замешаны люди, и нагнулся к земле, ища человеческих следов. Их, правда, не оказалось, но следов зверья – сколько угодно.

Я продвигался с осторожностью: не обнаружив никаких признаков человека, я все же опасался встречи с индейцами, считавшими всякого белого врагом. Наконец я достиг излучины, выше которой, по моим воспоминаниям, русло суживалось и начиналась довольно глубокая теснина. Это я помнил великолепно, так как, проникая в долину, мы были вынуждены именно в этом месте покинуть с фургоном русло потока и поехать лесами в обход. Здесь, по всей вероятности, я выясню, каким образом был запружен ручей.

Я подбирался к излучине, крадучись вдоль берега, и осторожно заглянул вниз, раздвинув чащу.

Странное зрелище представилось моим глазам.

Как я и предполагал, ручей был запружен именно в том месте, где русло суживается. Но плотина была не случайной помехой, а правильным искусственным сооружением.

Поперек ручья был опрокинут большой ствол. Сильно надломленный, он не окончательно отделился от основания, но держался на многочисленных уцелевших волокнах.

На том берегу ручья, куда запрокинулась крона надломленного дерева, ее припечатывала куча камней, смазанных илом, чтобы она держалась прочнее. Дерево подпиралось длинными колышками. Они образовывали подобие частокола, снизу заваленного для устойчивости камнями. Позади этого частокола новые колышки, перехваченные ветками и закрепленные камнями и опять-таки обмазанные илом. Вся постройка представляла собой плотину в шесть футов толщиной, с плоским верхом и некоторым уклоном к нижнему течению ручья; к верхнему она обрывалась почти отвесно. Крыша плотины была покрыта илом. Два узких шлюзовых отверстия скупо пропускали воду, стекавшую на парапет.

Казалось, это архитектурное сооружение было делом человеческих рук. На самом же деле – ничего подобного.

Строители находились у меня перед глазами. В данную минуту они как будто отдыхали. Их была по крайней мере сотня; они растянулись на земле и на крыше новой плотины.

Коричневые или темно-каштановые зверьки напоминали гигантских крыс; не хватало лишь длинных, заостренных хвостов. У них были выгнутые спинки и плотные закругленные туловища, как у всех животных, родственных крысам; зубы острые, режущие, характерные для семейства грызунов; эти зубы я хорошо разглядел, так как животные пользовались ими ежеминутно. По два широких и острых клыка на каждой челюсти выпячивались даже при спокойном положении рта. Уши были короткие, наполовину прикрытые шерсткой. Все тело в длинном лоснящемся меху. По сторонам ноздрей росли пучки щетины, словно кошачьи усы. Глазки маленькие и высоко посаженные, как у выдры. Передние лапы короче задних, но и те и другие – с пятью коготками. Однако на задних лапах, больших и широких, пальцы были связаны перепонкой.

Так вот чьи следы я видел, приближаясь к ручью.

Самой интересной частью у этих животных был хвост, совершенно обнаженный, темно-коричневого цвета, как будто обтянутый шагренью. В длину он имел не больше фута, несколько дюймов в ширину и в толщину и напоминал ракетку для игры в гольф, только потолще и с закруглением в конце.

Зверьки эти были крупнее и в то же время короче и толще выдр.

Хоть я и впервые сталкивался с этими созданиями, но сразу узнал в них бобров.

Тайна теперь разъяснилась: колония бобров эмигрировала в долину, и построенная ими плотина вызвала внезапное наводнение.

Сделав это открытие, я остался на месте – понаблюдать интересных зверей.

Плотина казалась вполне законченной, но это отнюдь не явствовало из того,