Пятая профессия - Дэвид Моррелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы задаете чересчур много вопросов, Савидж. Не стоит копать слишком глубоко. Он был вашим другом. Это так. Но он также состоял на службе и выполнял волю своих хозяев. Иначе он не мотался бы туда-сюда из Массачусетса в Мэриленд и не нянчился с вами и Акирой. Он любил вас, Савидж. Так же, как и Акиру. Но свою профессию — шпионаж — любил все-таки больше.
Чувствуя подступающую тошноту, Савидж слегка откинулся назад к сидевшей за его спиной Рейчел и с благодарностью ощутил ее тепло.
— Вы правы. Я задаю чертовски много вопросов. — Несмотря на мучительную боль во всем теле он сумел преодолеть минутную слабость и продолжал: — Но я все-таки задам еще один.
— Задавайте. Это входит в условия сделки. Но после этого я отсюда уйду.
— Отлично. — Савидж попытался встать. Рейчел — единственная, на кого он мог положиться, с готовностью ему помогла. Плохо держась на ногах, но чувствуя обхватившие его руки Рейчел, Савидж, сурово сверкнув глазами, сказал: — Так вот мой последний вопрос. В Храме Мэйдзи вы пытались меня остановить или подтолкнуть вперед?
— Черт побери, я пытался вас остановить. Ведь ситуация вышла из-под контроля.
— А фургон? В нем сидели ваши люди?
— Вы сказали, что вопрос будет единственным.
— Отвечайте, черт вы вас подрал!
— Да, наши.
— Кто пристрелил водителя?
— Люди Сираи. Передатчик в дупле вашего зуба давал им возможность за вами следить. А им не хотелось, чтоб мы вас останавливали!
— Кто тогда?..
— Это еще два вопроса, — сказал Хэйли. — Надеюсь, вы не собираетесь нарушить условия сделки.
— Я почти закончил. Колени Савиджа подкосились. Рейчел изо всех сил старалась поддержать его. — Кто?.. Кто вторгся в дом Акиры и пытался нас убить? Чей это был приказ?..
— Эй, вы разбираетесь в ситуации не хуже меня.
— Нет, — резко выпалил Савидж. — Намного лучше. Вы приказали. Приказали убийцам вывести нас из игры! Потому что операция вышла из-под контроля! Потому что вам стало ясно, что намерены предпринять идиоты из этой отколовшейся группы. И решили все это дело прекратить! Приняли единственно верное для вас решение: уничтожить нас обоих! А когда это сорвалось — попытались прикончить нас в Храме Мэйдзи. Так что вы — мой враг, и вы ничуть не лучше всех других скотов! Единственное отличие состоит в том, что я однажды вам поверил! Посчитал своим другом!
— Эй, Савидж, бизнес и дружба… табачок-то он… мы… я… иногда…
Ярость придала Савиджу сил. Злость подавила боль. Изо всех остававшихся у него сил Савидж здоровой рукой — как приятно было это осознать — ударил Хэйли по лицу.
Хрустнула челюсть. Нос сплющился. Хлынула кровь. Хэйли зашатался и, застонав, повалился на пол.
— Я должен… — Савидж схватил его за грудки, заставив встать. — Убить тебя!
— А как же «гири»? — пробормотал Хэйли. — Ты дал…
— Ты дал слово, — сказал Таро и встал. — Как и я. Официальная услуга. Вечный долг. — Таро отвел руку Савиджа с зажатым в ней ножом в сторону. — Надо ему повиноваться. Иначе ты обесчестишь себя.
Содрогаясь от охватившего его безумия, рыдая, Савидж опустил руку.
— Убирайся! Немедленно! Пока я не передумал! Из-за тебя умер мой друг, ты!..
Хэйли пустился бежать, зажимая руками лицо, рывком отодвинул перегородку и скрылся из виду, только еще слышались его шаги на лестнице.
— Ты поступил правильно, — сказал Таро.
— Тогда почему я так погано себя чувствую?
— Потому что он может за тобой вернуться.
— Пусть попробует, — фыркнул Савидж. — Я круче.
— Для иностранца ты весьма благороден.
— А вы? — Савидж живо взглянул на него. — Наше дело еще не закончено. Не могу поверить, что вы не знали…
— Что Акира работал на японскую разведку? — Старик кивнул. — И правильно делаешь.
— И вы знали, что намеревался предпринять Сираи! Знали, что нас с Акирой должны убить!
— Ради Японии.
— «Гири», — продолжал Савидж. — Благодарите Бога за «гири». Я ведь торжественно поклялся быть вашим вечным должником, если вы позволите уйти этому ублюдку. Иначе…
— Попытался бы меня убить? — хихикнул Таро.
— Точно. — Заряженный вселенской злобой, Савидж преодолел слабость, нажал на парализующий нерв на шее Таро и приставил острие ножа к яремной вене. — Ваша беда в самоуверенности. Ведь даже иностранец может быть…
— Достойным противником. Вы достойны уважения, Савидж-сан.
— Дайте слово, что не последует ответной вражды? «Гири»?
— Да. — Лицо Таро сморщилось еще больше. — «Гири». Дружба. Верность. Обязательство. Что еще остается? Во что еще можно верить?
— В любовь. — Савидж опустил нож. — Что вы сделали с телом Акиры?
— Кремировали. Урна с пеплом стоит в моей комнате. Но японская разведка не узнает о его смерти. Расследование было бы самоубийством. Для нас всех.
— Можно мне ее забрать? — спросил Савидж.
— Урну с пеплом?
— Если погребение должно оставаться тайным, мы с Эко знаем, как следует поступить.
Таро долго молча смотрел на Савиджа.
А затем поклонился.
ДЕНЬ ПОМИНОВЕНИЯ УСОПШИХЕще до того, как Акира привез Савиджа с Рейчел в Японию, он рассказывал им о некоторых обычаях, характерных для его богами рожденной нации. В том числе и о Празднике фонарей или Дне поминовения усопших.[30] В течение трех дней японцы совершают синтоистские обряды — курят благовония, читают молитвы, готовят принятые в таких случаях блюда, отдавая таким образом дань памяти, или даже поклонения, усопшим.
Несмотря на то что стояла осень, а не лето, Савидж решил совершить положенный обряд. Ему казалось, что Акира не возражал бы. После трех дней скрупулезного выполнения предписанного синтоизмом ритуала они с Рейчел сидели, обнявшись, в саду за домом Акиры.
Их окружала ночь.
Но отблеск света играл на их лицах.
Потому что рядом с бассейном Савидж поставил фонарь. Весь день он выпускал воду из бассейна, оскверненного кровью убийцы. Затем наполнял заново и осушал его.
И снова наполнял.
И снова осушал, чтобы не осталось и следа от осквернения.
Наконец он решил, что больше ритуалу ничто не помешает.
Он чиркнул спичкой и зажег фонарь.
— Боже, как жаль, что его нет в живых, — сказал Савидж. Языки пламени отражались на его лице.
— Да, — вторила ему Рейчел. — Мне тоже.
— У него были такие печальные глаза.
— Потому что он был человеком другого времени.
— «Черные корабли» коммодора Перри… Акира был самураем. Он принадлежал тому времени, когда самураи еще не превратились в изгоев, пополнив ряды бандитов, а Америка еще не успела развратить народ Акиры. Ты знаешь, — он повернулся и поцеловал ее, — перед смертью он назвал меня…
У него к горлу подкатил комок и на глазах выступили слезы.
— Назвал меня… о Господи…
Рейчел обняла его.
— Скажи как.
— Своим другом.
— Так он и был твоим другом.
— Понимаешь ли ты, чего стоило ему произнести эти слова? Всю свою жизнь он ненавидел американцев. Из-за Хиросимы и Нагасаки. Из-за «черных кораблей» в бухте Йокогама. Акира должен был жить в прошлом веке. Когда Япония была чистой.
— Она была чистой всегда, — сказала Рейчел. — И всегда останется чистой. Потому что если Акира… если в этой стране все такие, как Акира… тогда это великая нация. Потому что честь и благородство ценятся в Японии превыше всего.
— Но он мертв.
— Потому что он исполнил до конца долг чести.
Савидж поцеловал ее, и пламя фонаря взметнулось вверх.
— Я все думаю…
— О чем?
— Об Америке. Нашей гражданской войне. Перед войной мы создали о Юге миф. Великолепные дворцы. Благородство жизненного уклада.
— Но были и рабы, — заметила Рейчел.
— Я именно об этом и говорю, — кивнул Савидж. — Миф. Порой люди создают миф, скрывающий безобразие, и принимают его за реальность.
— Типа дезинформации?
— Или памяти. Но память — это ложь. О Боже, помимо всего прочего, я изведал и это. Сейчас только это и имеет значение.
Фонарь разгорелся ярче.
— Не любовь? И не будущее? — спросила Рейчел.
— Не надо надеяться на будущее.
— Но не прошлое же?
— Акира, наверное, ненавидел прошлое. Токугавский сёгунат. Судя по тому, что я знаю о Токугавском режиме, это был фашистский режим. Жесткая система подчинения от сёгуна к даймё, и так далее… Акира страстно желал изменить настоящее.
— А чего страстно желаешь ты?
— Тебя.
Ярко разгоревшееся пламя фонаря стало постепенно уменьшаться.
— В Греции, после того, как мы тебя спасли, я спросил Акиру, сможем ли мы стать друзьями… Но он отверг мое предложение.
— Из-за прошлого. Ведь он был закодирован. И ты был…
— Гайдзином.
— Но он тебе нравился.
— Да.