Прощай, Германия - Николай Николаевич Прокудин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Довели до сведения офицеров секретный приказ: руководство полка и дивизии уже снято с должностей, а начштаба и особист уволены из армии. После беседы велели каждому военнослужащему и члену семьи расписаться на листочках об ознакомлении с приказом, о недопустимости посещать Западную Германию (забавно, но ведь и так вся Германия уже стала Федеративной, объединённой), об ответственности мужей за поведение жён, а жён за поведение своих мужей. Много разных документов в тот день они подписали и, шушукаясь и посмеиваясь, разошлись по домам.
Раз полк не выводится — остановили ликвидацию полигонов и запасных районов, возобновили боевую подготовку. Первым делом провели командирские сборы с комбатами и заместителями: тактика, физподготовка, занятия по химзащите, стрельба, вождение. Начальник штаба вывез офицеров на полигон в грузовом «Урале», в нём все пропылились, перепачкались. Когда завершились занятия по плану первого дня, и машина вернулась, то у ворот КПП их ожидал сюрприз. В полк приехали для «налаживания дружбы» солдаты Бундесвера, в прочем, ещё вчера они были солдатами Немецкой народной армии. Делегация прибыла на новеньком, комфортабельном автобусе «Мерседес», с кондиционером, все чистенькие, опрятные, смотрят через стекла во все глаза, и видят, как через борт грузовика выпрыгивают грязные, запыленные подполковники и майоры. Моложавый комбат второго батальона даже матюгнулся в сердцах.
— Твою же мать! Опять мы показываем себя второсортными людьми! Такой терпеть позор на глазах этих сопляков!
На следующий день решили в гарнизон не спешить возвращаться, чтобы не сталкиваться вновь с «туристами» из Бундесвера, и не позориться, и после занятий по пути с полигона завернули в деревенский кабак, чтобы выпить шнапса. Одноногий хозяин гаштета Курт был давним другом гарнизонных офицеров. Немец любил рассказывать, как чудом спасся, хотя и оставил в заснеженной России свою левую ногу. Выпили по первой и пригласили к столу бывшего фашиста.
— Курт! А ты помнишь Сталинград? — ехидничал майор Бордадым, хлопая по спине немца. — Не забыл русский мороз?
— Яволь! Помнишь! — посмеивался Курт. — Остаток мой нога хорошо помнит, а второй половина этой нога давно умер.
— Выпьем за мир? — предложил Ваня Червинский. — За дружбу простых людей: русских и немцев!
— Прозит! — поддержал тост Ивана старый немецкий солдат. — Только я не был в Сталинград. Я служил бундесмарин, матрос на катер, на Дунае. Если бы я быль пехота, то и второй нога не унёс бы из ваш Сталинград. Не быль я ни в этот страшный город, ни даже близко рядом. О, майн гот! Война это плохо! Мир карашо!
Участники сборов приехали в гарнизон за полночь, хорошо набравшись и оставив уйму денег в дружественном гаштете хитрого немца.
В начале января пришла директива — о поощрении ветеранов Афганской войны. Кто-то в Министерстве Обороны схватился за голову, что мало получено орденов и медалей за прошедшую войну. Пока воевали — жалели и лишали, рвали представления к наградам по поводу и без повода, войска вывели и вдруг спохватились. В документе было сказано, что представить повторно всех не получивших награды, если в личном деле имеется представление на орден или медаль, либо со свидетельских слов сослуживцев. Здорово-то как!
Эдик сразу в строевую службу — хочу!
— Что ты хочешь? — не понял кадровик.
— Восстановления справедливости! Мне звезда героя не пришла, обделили, а дубликат наградного листа в моем личном деле имеется.
Кадровик побледнел, вспотел и замахал руками.
— Ты хочешь, чтобы я тебя представил к званию Героя Советского Союза? Очумел? Разве я Председатель Президиума Верховного Совета? Или его заместитель? Иди, водички выпей, совсем ты сдурел капитан.
Громобоев пошёл к замполиту. Стройный, моложавый майор Статкевич, по идее должен был понять Эдуарда, сам ведь воевал. Но капитана ждало полное разочарование, замполит зачитал Эдику выписку из приказа командира части о ходатайстве к награждению лишь двух офицеров: самого Статкевича к «Красной звезде» и того кто помогал ремонтировать личные командирские машины перед отправкой домой — начальника автослужбы. Этого к ордену «За службу Родине».
— Извините, товарищ капитан, но вас мы в список включать не стали, мы вас ещё плохо знаем. Может быть как-нибудь потом… И вообще, надо себя зарекомендовать… Полк начинает вывозить боеприпасы в Союз, первый эшелон уходит через три дня, и вы назначаетесь начальником караула второго эшелона от вашего батальона. Комбат Дубае предложил вашу кандидатуру.
«Вот спасибо, комбат! Удружил!» — подумал Громобоев, откозырял и направился в батальон объясняться.
Дубае подтвердил своё решение.
— Все верно, я дал добро. У нас по плану скоро весенняя проверка, потом учения, Иванников, Бордадым и Ницевич должны к ним готовить документацию. Аты ведь фронтовик, настоящий боевой офицер, всегда готов к бою…
Станислав Вальдасович, говоря о ратной юности Эдуарда слегка ухмылялся, а остальные заместители зарылись в бумажки, ведь ни кто не хотел катить в голодающую Россию, тем более, что как только границу Германии пересечешь, так с того дня начальник финансовой службы марки сразу перестанет начислять и получка будет урезанной.
Делать нечего. Громобоев выбрал из седьмой роты толкового сержанта Лысака и трёх дисциплинированных молодых солдат, и занялся подготовкой к выезду. Предстояли большие хлопоты: собрать вещи, продукты, посуду, сделать ящики под оружие и боеприпасы.
Жена запричитала: дескать, вот, опять бросаешь меня одну.
— Ольга, не дури! Не я добровольно уезжаю, меня насильно уезжают. Командование — чтобы я про липовые ордена начальства не бухтел, да и комбат с ними заодно, желает своих любимчиков при себе держать. Мы ведь в гарнизоне без году неделя, случайные и временные, нам даже квартиру в коммуналке выделили. А за то, что без скандалов уеду, комбат обещал выбить отдельное жильё.
Жена поплакала, пострадала и успокоилась.
— Да деньги впустую не проматывай! Хватит транжирить! — наставлял её Эдуард. — Не успеваю получку получить, как уже занимать надо! Так мы машину никогда не купим.
Действительно, стоило маркам попасть в руки Ольге, как она хватала на распродажах дешёвые кофточки, майки, рубашечки. Замучила скупкой тряпья и разнообразного барахла. Ох, уж эти женщины!
И тут дочь слёзно и на полном серьёзе попросила папу привезти зайчика.
— Какого ещё зайчика? — удивился Эдик.
— Обычного: русского, белого, дикого, а я его приручу. Сейчас ведь дома снег лежит, зайчики мёрзнут и по полям в белых шубках бегают…
Громобоев опешил.
