Отец мой шахтер (сборник) - Валерий Залотуха
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понятно, – удовлетворился ответом Брускин. – Товарищ Новиков, у меня к вам очень важный разговор. Мы должны установить красное знамя на вершине горы Нанда-Деви. Тогда-то они нас заметят. Мы уже начали отбор добровольцев.
Новик помотал головой.
– Нет, Григорь Наумыч, я по горам не ходок. Да я еще пока и комдив.
– Что вы, товарищ Новиков, пойдут представители наших горских народов, а к вам я…
– Это что же за знамя должно быть? – с сомнением спросил Иван.
– Натуральный шелк, сто пятьдесят на сто, я посчитал.
– Чего?
– Разумеется метров.
– А древко?
– А вы видели гигантские пальмы? Товарищ Новиков, я к вам совсем по другому вопросу. Дело в том, что, мне кажется, я оттуда уже не вернусь… – Брускин опустил голову, справляясь со своей секундной слабостью. – И я бы хотел, чтобы вы взяли мой дневник. Но чтобы никому-никому! А если вдруг снова окажетесь в Москве, отдайте его моей бабушке…
– А если… я? – растерянно спросил Иван.
– Так вы же сто один год проживете! – засмеялся, блестя повлажневшими глазами, комиссар.
И Иван засмеялся. И они обнялись.
Штат Хамагар-Прадеш.
Город Химла.
5 января 1925 года
В большой магазин, где торговали тканями, заскочили несколько человек, одетых в индийское и европейское платье. Угрожая наганами перепуганным продавцам и покупателям, они торопливо искали нужную им ткань. Экспроприаторами были грузины, армяне, азербайджанцы, поэтому общались между собой они на русском.
– Смотри, Георгий, такой ткань берем? – спрашивал один, вытаскивая из-под прилавка штуку вишневого сукна.
Высокий красивый красноармеец пощупал ткань пальцами и вскинул руку с поднятым вверх наганом.
– Слушай, ара, ты не понял? Шелк надо, натуральный шелк.
А из подсобки уже тащили именно то, что было нужно, – свитки алого китайского шелка. Его концы ползли по полу, и все в магазине окрасилось в красное.
Южное предгорье Гималаев.
12 февраля 1925 года
Под навесом из сосновых веток стоял аэроплан, и летчик Курочкин возился в моторе. Вокруг сидели местные жители и молитвенно смотрели на него.
– Товарищ Курочкин! – окликнул его Брускин.
Курочкин оглянулся и увидел наших. Они стояли, вытянувшись, в две длинные шеренги: одна держала на плечах скрученное и перевязанное знамя, другая – древко, ошкуренный ствол гигантской пальмы. Во главе шеренги стояли улыбающиеся Брускин и Шведов. Летчик вытер на ходу руки ветошью, приложил руку к виску и доложил:
– Произвожу текущий ремонт мотора.
Брускин указал взглядом на туземцев.
– Как вы думаете, они пойдут с нами?
– Конечно пойдут. Уж не знаю, за кого они меня принимают, но что ни попрошу…
– Понятно за кого, – пожал плечами Брускин. – Вы ведь летаете…
Курочкин бросил печальный взгляд на свой аэроплан.
– Да вот не заводится он…
Забегая далеко вперед, скажем, что аэроплан все-таки завелся, и в 1973 году летчик Курочкин полетел на родину. Но на границе, приняв за нарушителя, его встретил наш «МиГ». Самонаводящиеся ракеты не наводились на обтянутую перкалем фанеру, и тогда был применен таран. Оба самолета упали, и оба летчика погибли. Сообщения об этом были напечатаны во всех центральных газетах, но, разумеется, не были названы фамилии летчиков и страна, из которой летел нарушитель…
– Выше! Выше! Выше! – как заклинание повторял Брускин, глядя на вершину Нанда-Деви.
Упорно поднималась в гору длинная вереница людей, неся на плечах великое знамя и великое древко к нему.
Высота – 4 000 метров
Была ночь. Горели на снегу костры. Сидели вокруг них восходители. Шведов мял ноющие ладони, всовывал их в огонь, морщился.
– Болят? – сочувственно спросил Брускин.
– Болят, будь они неладны, – смущенно отозвался Шведов. – Сколько ран на теле, и ничего, а они… Дело-то как было… Брали мы Зимний… Ворота закрыты, полезли мы их открывать, помните?
Брускин кивнул.
– И тут юнкера ударили… Тот, кто выше меня залез, так и встал, прямо на руках у меня топчется, испугался, видно. Я говорю: «Что же ты, товарищ?»
Шведов вздохнул, махнул рукой. Брускин протянул ему варежки, связанные Натальей.
– Возьмите, Артем.
– Да нет, что вы!
– Возьмите, возьмите.
Высота 5 000 метров
– Хетти! Хетти! – испуганно и возбужденно говорили туземцы, указывая на разбросанные по снегу человеческие черепа и кости, а также на идущие от них следы босых ног.
– Что это значит, Григорий Наумович? – не понимал Шведов.
– Это значит, что мифы становятся реальностью, – задумчиво глядя на кости, ответил Брускин. – Только скверно, что они – людоеды.
– Они уходят, Григорь Наумыч! – оторвал его от размышлений Шведов.
Туземцы не шли, бежали вниз. Шведов вытащил из кобуры маузер.
– Может, остановить?
– Пусть уходят, – меланхолично произнес Брускин и вдруг сорвался, закричал убегающим в спины, размахивая кулаком: – Проклятая Вандея! Ренегаты! Иуды!
Высота 5 500 метров
Восходители окружили то место, где спал Брускин. От него осталась буденовка и раздавленные очки. На снегу хорошо были видны следы босых ног.
– Хетти комисал слопал, – убежденно сказал китаец Сунь и прибавил: – Сунь знает.
– Что делать будем, товарищ Шведов? – жалобно спросил один из восходителей.
– Как что? – удивился Шведов. – Выше пойдем!
Высота 6 000 метров
Впереди стояло что-то вроде сложенного из плоских камней крохотного домика, и в сгущающихся сумерках из его щелей сочился золотисто-розовый свет.
В домике в позе лотос сидел индиец в одной набедренной повязке, и тело его, а особенно голова, излучало тот самый свет. Вблизи он был таким ярким, что было больно смотреть глазам, и настолько теплым, что восходители снаружи грели о камни замерзшие ладони. Под сидящим зеленела изумрудная травка.
– Браток! – окликнул его Шведов.
Он произнес это слово не так уж и громко, но, вероятно, для привыкшего к абсолютной тишине йога прозвучало оно подобно взрыву.
йог упал вдруг набок, как сидел – со скрещенными ногами и лежащими на коленях ладонями, – и излучаемый им свет стал меркнуть на глазах. Скоро это был просто скрюченный синий труп индийца, лежащего на побитой инеем траве.
Высота 6 001 метр
– Я ничего не вижу… – удивленно произнес Шведов, щупая перед собой воздух руками и не решаясь сделать хотя бы шаг. Но он не стал жаловаться, жаловаться было некому, потому что ослепли все.
– Ме вераперс вхедав![26] – кричали одни.
– Ес вочинч чем теснум![27] – кричали другие.
– Мэн хэч бир шей кёрмюрям![28] – кричали третьи.
И остальные кричали что-то на своих языках. Они забыли вдруг русский или, ослепнув, не желали или не могли больше на нем разговаривать.
Шведов обессиленно сел в снег, вытащил кисет и попытался свернуть самокрутку, но табак высыпался, а кисет упал в снег. Шведов не стал его искать и заплакал. Он не видел, как, щупая перед собой руками воздух, столкнулись двое.
– Сэн ким сэн?[29] – спрашивал, падая, один.
– Иск ду овесс?[30] – падая, спрашивал другой.
Они упали в снег и, сцепившись, стали кататься по нему и бить один другого по лицу и невидящим глазам, пока не раздался выстрел и один перестал бить другого.
И в других местах раздались выстрелы.
Шведов сидел не двигаясь, слушал незнакомые крики, чужие слова проклятий. Стрельба разгоралась. Слепые стреляли в слепых не очень метко, но часто – до последнего патрона. Пули свистели рядом, и одна, пролетая, коснулась щеки Шведова. Он не испугался, даже не вздрогнул, а зачерпнул пригоршню снега и приложил к окровавленной щеке.
– Дзмебо, модит чемтан, ме тхвэн гихснит![31] – кричал высокий красивый красноармеец с непокрытой головой, и те, кто понимал его язык, шли к нему.
Взявшись за руки, они образовали цепочку и пошли за ним. Он не обманывал их, просто ему, наверное, казалось, что он видит, он верил в это. Но он был слеп, как все, он повел их к глубокой, голубеющей льдом пропасти и первым беззвучно полетел в нее, увлекая за собой остальных…
Стрельба затихала, слышались только крики раненых и стоны умирающих.
Шведов в задумчивости откусывал и жевал напитанный собственной кровью снег.
Не ослеп только китаец Сунь. Он щурил узенькие глазки, смотрел на сияющую вершину Нанда-Деви и исступленно повторял:
– Высэ! Высэ! Высэ!
Высота 6 111 метров
На ровном белом склоне алел огромный красный прямоугольник знамени. С неба сыпала снежная крупа, и потому он на глазах бледнел, становился розовым и скоро слился с окружающей белизной.
