Королевский выкуп. Последний рубеж - Шэрон Кей Пенман

– Когда я объяснил Раймундету, зачем хочу отстричь у него прядь волос, он потребовал, чтобы я добавил тебе в подарок еще и клочок шерсти Ахмера.

Джоанна рассмеялась – впервые за много недель, и тут же опять ощутила подступающую тошноту. Раймунд поспешно подхватил таз, стоявший возле кровати, и Джоанне пришлось вынести унижение – муж поддерживал ее, пока ее рвало. Когда все закончилось, он принес ей воды, чтобы прополоскать рот, и когда женщина попросила позвать Мариам и Беатрису, мудро не стал возражать. Едва Раймунд покинул опочивальню, пойдя за фрейлинами, она бессильно откинулась на подушку. Во рту до сих пор было противно, простыня намокла – Джоанна немного разлила воду. Слезы опять навернулись ей на глаза, но на этот раз это были слезы стыда, отчаяния и полного бессилия.

Мариам и Беатриса умыли Джоанну и поменяли постель. Джоанна очень радовалась присутствию Беатрисы – эта немолодая женщина стала для нее поддержкой еще со времени путешествия на Сицилию невестой-ребенком более двадцати лет назад. Но ее далеко не так обрадовало, что Раймунд привел Анну и Алисию – обе были в таком смятении, что в конце концов Беатрисе пришлось сделать им выговор и напомнить – или они будут помогать госпоже, или она отошлет их обратно в Тулузу с графом Раймундом. И Мариам, и Беатриса с облегчением узнали, что Джоанне удалось убедить мужа уехать – от присутствия Раймунда нет никакого толка, во всяком случае, пока Джоанну не перестанет тошнить день и ночь.

Джоанна немного поспала и к вечеру почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы провести часок с супругом. Разговор отнимал чересчур много сил, но она слушала, а он рассказывал о проказах сына и его новых словах. Джоанна пропустила целые месяцы жизни своих детей, это время уже не вернуть. Однако сейчас она слишком больна, чтобы об этом задумываться. Ее мир сократился до стен опочивальни, а когда Джоанна спала, то большую часть времени прислушивалась к своему телу. Это было даже хуже страданий, испытанных на корабле.

Едва Раймунд нежно поцеловал жену и удалился, она прикрыла глаза, желая, чтобы поскорее пришел сон, ее единственное облегчение. Но сон ускользал. Вместо этого опять начался приступ тошноты – уже в двадцатый раз за день. К счастью, после ухода Раймунда, в спальню вернулись Мариам и Беатриса, и спасли Джоанну от того, чтобы перепачкать рвотой и себя, и постель. Она расплакалась, сжимая руку Беатрисы так крепко, что ногти глубоко впились в ладонь фрейлины.

– Я не могу больше этого вынести… не могу. Боже милостивый, чем я заслужила такое? Прошу, прекрати это, пожалуйста…

Беатриса не до конца понимала, с кем разговаривает Джоанна, с ней или с богом. Она делала все, что могла, баюкая госпожу так же, как в те времена, когда Джоанна была маленькой девочкой, и гладила ее по волосам, хотя глаза у нее жгло от слез. Когда наконец Джоанна провалилась в сон, Беатриса осторожно встала с кровати и потянула Мариам в дальний угол комнаты.

– Я должна знать, – сказала она, и ее голос, хотя и тихий, внушал страх. – Акушерка на самом деле сказала, что тошнота Джоанны уменьшится после пятого месяца? – Ее не удовлетворил кивок Мариам, так как та все время отводила глаза. – Что ты скрываешь от меня?

Мариам колебалась, но ей очень нужно было кому-то довериться.

– Повитуха и в самом деле сказала нам, что встречала два таких случая, как у Джоанны, и что обоим тем женщинам через пять месяцев стало лучше, а потом они родили здоровых детей. Но еще она сказала мне по секрету, что солгала. Лишь одна из двух женщин родила живого ребенка. А другая продолжала слабеть даже после того, как она опять смогла есть. И на шестом месяце умерла.

Раймунд натянул поводья и обернулся на стены аббатства. Его люди недоуменно переглянулись, но он их господин, и если пожелал остановиться посреди дороги – это его дело. Раймунд сам не знал, отчего вдруг почувствовал непреодолимое желание еще раз увидеть остающийся позади Фонтевро. Его отъезд в Тулузу смягчит тревогу Джоанны о детях и его беспокойных вассалах, а пребывание в Фонтевро – нет. И хотя Раймунду неприятно было в этом признаться, он испытывал некоторое облегчение от того, что больше не станет беспомощно наблюдать за страданиями жены. Фрейлины Джоанны ясно, хоть и без слов, дали ему понять – они не хотят, чтобы он путался под ногами, а в женских делах мужчины мало что смыслят.

Он побеседовал наедине с повитухой Джоанны и приободрился – она была совершенно уверена, что рвота скоро пройдет. Раймунд не видел причин сомневаться – он никогда не слышал, чтобы женщина всю беременность страдала от тошноты по утрам. А когда он прощался с Джоанной, она была в лучшем расположении духа и поделилась с ним уверенностью, что носит сына. Повитуха устроила испытание, которое, по ее словам, полностью достоверно – добавила несколько капель крови Джоанны в миску с ключевой водой. Плывущие по поверхности капли предвещают дочь, но в этом случае они пошли на дно – верный признак, что будет сын. Не дожидаясь просьбы, Раймунд сам предложил назвать сына в честь брата Джоанны и увозил в Тулузу воспоминание о ее благодарной улыбке. Он не сомневался – жена заморочит голову сыну приукрашенными историями о его знаменитом тезке, но племяннику нет нужды соответствовать стандартам Львиного Сердца, как это произошло бы с сыном. Раймунд вовсе не против, даже если жена превратит корону Ричарда в нимб, а его бессмысленную смерть – в святое мученичество. Пусть, если это принесет ей утешение.

Раймунд заметил, что недоумение его людей усиливается, и дал команду ехать. В следующий приезд в Фонтевро он захватит с собой даму Эскивию – повитуху, которая помогала родиться их детям. Джоанна доверится ей куда больше, чем этой чужой из Сомюра. И еще Раймунд намеревался кое-что обсудить с Эскивией наедине, и пожалуй, не расскажет об этом супруге.

Церковь учит, что предотвращать зачатие – смертный грех, но у Раймунда понятие о грехе более гибкое, чем у Джоанны, а ее жизнь и здоровье он ценит больше, чем поучения самодовольных святош, ничего не знающих о