Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2) - Алекс Хай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты, значит, Оболенский? — смерив меня бесстрастным взглядом, незнакомец уставился на меня в упор.
Я свесил ноги с кровати и выдержал его неприятный взгляд.
— Ну допустим.
Незваный гость сверился с дешевенькими электронными часами.
— Через пятнадцать минут ужин. Глыба хочет тебя видеть. Сядешь к нему за стол.
Бдевшие у моей койки парни зароптали.
Я приподнял одну бровь.
— Не многовато ли гонора? И по какому вопросу?
— Потолковать с тобой хочет. О чем — не мое дело, — отозвался бритоголовый. — Ты только сам приходи, не увиливай. И Глыбу не зли. А то мы и ночью в гости заявиться можем.
Передав послание, долговязый парень исчез так же внезапно, как и появился. Я пожал плечами.
— Ну ладно. Это уже интересно.
Стоявший у стены Вяземский сложил обтянутые щегольскими перчатками руки на груди.
— Мне тоже, — недобро усмехнулся он. — Мне тоже.
Глава 16
Вот не нравилась мне эта гримаса на роже у Вяземского, хоть ты тресни.
Точно что-то задумал, и задумал явно по мою душу. Ему бы научиться сдерживать свои эмоции, а то от Олеженьки за версту фонило предвкушением триумфа. Только вот какого?
Горец переглянулся с Лаптевым, и оба моих старых «сокамерника» синхронно покачали головами.
— Не нравится мне все это, Володь, — сказал Кантемиров. — Хотя за такую дерзость так и хочется этому Глыбе лицо начистить.
— Ты осторожнее на поворотах, Максим, — понизил голос Смирнов. — Здесь в карцер сажать не любят, но он таки все же имеется.
Ухмылка на лице Вяземского стала еще шире и отвратительнее. Вот кому бы я с удовольствием рожу подрихтовал, да только знал, что этот негодяй только того и ждал. Намеренно провоцировал и пытался вывести меня из себя, чтобы я ошибся. Хрен тебе, Олеженька. Не дождешься. Может с прежним Оболенским такое бы и прокатило, но я давно научился держать себя в руках. Особенно с такими, как ты.
— Да что он себе позволяет? — продолжал возмущаться Кантемиров. — Самого княжича — и так…
Я легонько тронул раздухарившегося парня за плечо.
— Спокойно, дружище. С этикетом здесь не все знакомы, и на первое время простим им это. Наоборот, я намерен ответить вежливостью на это приглашение. — Я одарил его многозначительным взглядом и слегка улыбнулся. — Особенно если так настойчиво просят.
Я встретился взглядом с вжавшимся в стену Игорьком. О нем все как-то позабыли. А ведь он оказался единственным неодаренным в комнате. Я не делил ребят по этому принципу — лишь бы человек был хорошим. Но говорить лишнего при нем пока что тоже не собирался.
— Игорь, покажешь мне столовую? — обратился я к нему, надеясь по дороге выудить из него побольше информации о Глыбе.
Кантемиров осекся, и все взгляды тут же обратились на моего неодаренного знакомого.
— Шпигарь, ты чего здесь забыл? — прошипел Лапоть. — Я же сказал тебе валить.
Чего? Игорь Шпигарь?
Я не выдержал и прыснул. Шутники его родители, конечно. Зачем так в рифму-то?
— Ребят, я сам справлюсь, — сказал я продолжавшему сверлить меня обеспокоенным взглядом Кантемирову. — Все будет хорошо. Поговорим как приличные люди. Даже если другая сторона этого не захочет.
Горцу стоило больших трудов обуздать свое возмущение. Вот уж кого можно было легко подловить на несоблюдении протоколов и формальностей. Для Кантемирова вежливость и соблюдение традиций явно было большой ценностью. Но я, будучи выходцем из куда более простой среды, на такие моменты смотрел сквозь пальцы. До порв до времени.
— Конечно, я провожу, — спохватился Игорек, когда я аккуратно, но настойчиво подтолкнул его к выходу.
— А вы, ребят, идите, — добавил я, слегка кивнув на Вяземского, безмолвно попросив Кантемирова за ним приглядеть. — Мы вас чуть позже догоним. Хочу умыться.
Вражина и Волков почти синхронно отлипли от стены и вальяжно направились к выходу. За ними остальные. Наконец, в комнате остались только мы с Игорем.
— А теперь будь любезен, объясни мне, что за хренотень здесь творится, — понизив голос, я закрыл дверь и обернулся к новому знакомцу. — Не многовато ли на себя взял этот Глыба? Я, конечно, приветствую простоту в общении и в целом ненавижу формальности, но все же его гонец не к смерду обращался, а к сыну вполне себе действующего князя. Не последнего человека в Петербурге, к слову. Этот Глыба совсем берега попутал или у такого чувства собственной безнаказанности была более весомая причина?
Игорь даже как-то съежился от моей тирады. Попятился, словно я шел на него с кулаками.
— Ну… Как бы тебе сказать….
— Говори как есть.
— Я точно не знаю. Разговоров и слухов много, но что из этого правда…
Я начинал терять терпение.
— Шпигарь, не беси меня, пожалуйста, — вкрадчивым голосом проговорил я, но все равно получилось угрожающе. — Я, знаешь ли, хочу разобраться, куда попал. Так объясни мне, почему этот ваш Глыба обращается с аристократами, словно они ему ровня?
Игорек развел руки в стороны и виновато улыбнулся.
— Ну так потому, что он вам, собственно, ровня и есть… Только наполовину.
— Прошу прощения? — Я удивленно приподнял брови. — Давай по делу.
— Ну, Глыба — это же просто прозвище. Так-то он Вася, Василий Каменев. Михайлович… — Шпигарь перешёл на шепот. — И он — ублюдок князя Горчакова.
— Погоди, — опешил я. — Внебрачный сын князя Михаила Михайловича?
Кое-что о сильных мира сего я все-таки успел разузнать. Род Горчаковых уже столетие занимал высочайшее положение при дворе. Сам нынешний князь Горчаков вроде бы даже входил в число личных советников императора. Серьезный уровень.
Игорек кивнул.
— Внебрачный, но вроде как признанный — раз князь дал ему свое отчество, — с опаской озираясь по сторонам, — шепнул он. — Но Глыба носит фамилию матери — Каменев. Мать у него простолюдинка. Кажется, служила в доме Горчаковых. Там, собственно… Ну сам понимаешь.
— Понимаю, — кивнул я, припомнив ночные похождения с Феодорой. Только, надеюсь, в моем случае обойдется без бастардов. Зачем женщине жизнь ломать?
— Вот в том и дело, что Глыба — реально глыба. Важный он, и все воспитатели знают о его происхождении. После рождения сына во избежание скандала его матери подыскали другую должность. Какое-то содержание у Глыбы было, но жили они небогато.
Тем не менее парень получил от отца главное — какое-никакое, а признание. Вообще, не самая распространенная история. Нередко о плодах подобной связи предпочитали вовсе забывать. Женщин удаляли с глаз долой, в лучшем случае давали «золотой парашют» или скромное содержание.
